Читать онлайн «Злая корча. Книга 1. Невидимый огонь смерти». Страница 15

Немецким врачам также удалось определить примерный круг растений, использовавшихся антонитами для лечения. Не забыли они и мандрагору, нашли ее на картинах Босха, упоминают, что мандрагора использовалась как анестетик при операциях, отмечают, что ампутированная нога на «Искушении св. Антония» демонстрирует беспомощность св. Антония перед эрготизмом. Параллельно врачи задались вопросом, являются ли апокалиптические картины Босха и Брейгеля отражением эффекта действия алкалоидов спорыньи:

Эта очень привлекательная гипотеза серьезно подтверждается сравнением клинических признаков опьянения спорыньей с массовыми галлюцинациями в древнегреческом Элевсине после потребления психотропной смеси (aira) из Claviceps paspali, другого типа спорыньи, что позволяло людям проводить инициацию в Великой Мистерии Деметры. Нельзя отрицать, что психотропное воздействие наркотиков могло бы объяснить основу многих сугубо сюрреалистичных картин, таких как «Страшный суд», «Сад земных наслаждений» и «Искушение святого Антония» (Босх, около 1500)[109].

Особое место в отображении заболевания и его симптомов занимает Маттиас Готхардт Нитхардт (1480–1528), известный под именем Грюневальда. Вполне реалистичный живописец, которого обычно считают мистическим, не осознавая естественных и наглядных истоков его творчества. Современник Дюрера и Рафаэля, художник долго жил в Изенхеймской больнице антонитов, которая позже будет уничтожена во время Великой Французской революции.

Грюневальд, вероятно, часто наблюдал здесь оба проявления эрготизма: с гангреной (более типичный для Франции) или с конвульсиями, бредом, зрительными галлюцинациями и апатией (в основном отмеченный в Германии как Kriebelkrankheit)[110].

В госпитале антонитов Нитхардт создал свое лучшее произведение — знаменитый Изенхеймский алтарь, представляющий нам «священный огонь» глазами современника и очевидца. Христос на этом алтаре — не мистика и не аллегория, а «фотография» жертвы эрготизма. Заломанные пальцы Марии Магдалины — это не просто выражение отчаяния, как думают почти все искусствоведы.

Картина Ганса Гольбейна Младшего «Мертвый Христос в гробу», о которой идет речь в романе «Идиот», произвела в свое время на Достоевского подавляющее впечатление. Искусствоведы до сих пор не пришли к окончательному выводу, действительно ли произведение Гольбейна — одна из сохранившихся частей утраченного алтаря. И если это так, то каким был его первоначальный вид? Натуралистический мрачный образ мертвеца давно уже породил легенду, что Христа Гольбейн рисовал с выловленного из Рейна утопленника[111]. Вероятно, так оно и было. «В Христе, снятом со креста, не видно ничего божественного, но как умерший человек изображен он весьма естественно», — отозвался в «Письмах русского путешественника» посмотревший картину Николай Карамзин. — «По преданию рассказывают, что Гольбеин писал его с одного утопшего жида»[112]. С XVI века анатомия стала входить в число предметов, преподаваемых живописцам в академиях. Изображение мертвого Христа, лежащего на погребальном столе, стало нередким. Такого рода образы встречались вплоть до XVI века в итальянском искусстве; в Германии эта традиция проявила себя с особой полнотой. От чего скончался Христос на картинах художников? Или, вернее, от чего умерли их «натурщики»? Далеко не всегда это можно определить, но иногда причины смерти изображались вполне целенаправленно.

Сейчас, разглядывая многочисленные картины и гравюры с больными и калеками, мы можем только предполагать с определенной степенью вероятности, симптомы какого именно заболевания изобразил художник. Часто оказывается, что наши предположения бывают ошибочными. Например, исследовав рисунок «Процессия калек» Босха из королевской библиотеки им. Альберта I в Брюсселе, бельгийские врачи пришли к выводу, что одним из наиболее распространенных в то время заболеваний являлось отравление спорыньей, а не проказа, как считалось ранее[113]. «С медицинской точки зрения, человеческое страдание из-за эрготизма лучше всего и очень реалистично отражено в картинах и рисунках Иеронима Босха, Питера Брейгеля старшего и Матиаса Грюневальда. Эти живописцы часто документировали несчастную жизнь калек», — считают другие врачи, авторы доклада «Следы эрготизма и изображение человеческих страданий в средневековом искусстве»[114].

Но устанавливать диагноз по рисункам и картинам — дело сложное и недостаточно объективное. Например, некоторые исследователи в картине Конрада Вица на распространенный сюжет «Св. Мартин и нищий» видят больного проказой, но святой Мартин был основным «заместителем» св. Антония по излечению от эрготизма, а не от проказы[115]. И в картине Дюрера на этот же сюжет американские военные врачи видят рядом со св. Мартином отравленного спорыньей калеку[116]. Так можно ли вообще распознать изображенные средневековыми художниками болезни с достаточной степенью достоверности? Можно, если такие картины писались под заказ ордена, занимающегося определенным заболеванием.

И самым характерным (но не единственным) примером такой работы может послужить знаменитый Изенхеймский алтарь. Этот шедевр религиозного искусства широко известен, но вы никогда не увидите его на рождественских открытках. Если на картинах Босха связь со спорыньей, хоть и прозрачную, надо все-таки искать, то Изенхеймский алтарь показывает действие «священного огня» целенаправленно, здесь он срисован с натуры. Мы можем посмотреть на симптомы болезни непосредственно на Христе и окружающих его персонажах и вспомнить описание эрготизма врачом XIX века:

При этомъ кажется, будто пальцы растягиваются, и это чувство до того мучительно, что больной часто вынужденъ бываетъ кричать. Съ больнымъ дѣлаются всякаго рода судороги: руки загибаются ладонями внутрь, пальцы корчатся и принимаютъ форму когтей, пятки притягиваются къ ляшкамъ, голова — къ груди и плечамъ. Нерѣедко случаются эпилептическiие припадки или совершенный столбнякъ[117].

Художник вживую видел прообразы персонажей своей работы в монастыре ордена св. Антония в Изенхейме, то есть нарисованы они непосредственно с больных эрготизмом, которых лечили монахи, или, вероятно, уже умерших от него, как в случае «натурщика» самого Христа.

Изенхеймский монастырь в Эльзасе был основан в 1298 году на землях Базельского епископства. Его местоположение было выбрано традиционно удачно в плане развития бизнеса. Как и самый первый монастырь антонитов в Ла-Мот-о-Буа (ныне аббатство Сен-Антуан), основанный тремя столетиями ранее, Изенхеймский монастырь также располагался на одном из тех путей, по которым паломники направлялись в Сантьяго-де-Компостелу и Рим. Он стоял на древней римской дороге, соединявшей земли Майна с Базелем. Среди паломников было множество потенциальных клиентов ордена, болезнь скручивала их еще в начале пути. Монастыри антонитов, и среди них Изенхеймский, богатели год от года. В XIV веке произошел спад, вызванный фискальной политикой папы и уменьшением к концу века эпидемий «огненной болезни». К началу XVI столетия дела у ордена шли, видимо, неплохо, поскольку примерно к 1500 году от эпидемий эрготизма страдали все европейские страны[118]. При этом в связи с меньшим до середины XVI века потреблением ржи[119] болезнь протекала в хронической форме. Эпидемий острого отравления с большой смертностью, кроме случившейся в Германии в год выхода «Молота ведьм», в хрониках в этот период не отмечено, что видно из таблицы Гирша[120] (но были эпидемии с конвульсивными проявлениями заболевания, которые Гирш часто не опознает). Монахи, как считалось, лечили больных святым вином, настоянном на мощах св. Антония[121]. В эту эпоху относительного благоденствия Изенхеймской обители ее настоятель итальянец Гвидо Гверси (Guido Guersi) задумал создать в монастырской церкви св. Марии грандиозный алтарь с распятым Христом, страдающим от огня св. Антония. Алтарь был заказан придворному художнику архиепископа Маттиасу Нитхардту (в XVII веке автор первого полуфантастического жизнеописания художника И. Зандрарт неверно истолковал инициалы «M. G.», которые встречаются на рисунках мастера, и нарек живописца Маттиасом Грюневальдом). Считается, что Нитхардт, вероятно, был учеником Ганса Гольбейна Старшего, который, кстати, и сам позже умер в том же самом Изенхеймском монастыре в 1524 году.