Читать онлайн «Как Япония похитила российское золото». Страница 8

Сразу же после своей встречи с японским генералом Ои Розанов отдал распоряжение начальнику военно-морской школы, расположенной на острове Русском, капитану первого ранга В. Китицину подготовить суда для эвакуации прибывавших во Владивосток колчаковских вооруженных отрядов, используя для этого военное учебное судно “Орел” и транспорт “Якут”. В тот же день к причалу владивостокского порта пришвартовался японский крейсер “Хидзэн”. С крейсера был высажен десант японских моряков, взявший под контроль близлежащую территорию. В ночь с 29 на 30 января 1920 года была произведена погрузка на крейсер государственного русского золота, извлеченного японскими солдатами и моряками из подвалов Владивостокского отделения Госбанка России. Затем генерал С. Розанов, переодетый почему-то в японский военный мундир, вместе с небольшой группой людей из его окружения поднялся на борт крейсера “Хидзэн” и крейсер отплыл к берегам Японии. Кстати сказать, ночной погрузкой русского золота на борт названного крейсера командовал японский, полковник Рокуро Исомэ — начальник особого подразделения японской разведки, который, как выяснилось потом, ведал разработкой и осуществлением плана японского военного командования по овладению российским золотым запасом.

Далее события развивались следующим образом: после происшедшего в те же дни во Владивостоке политического переворота власть из рук колчаковцев перешла в руки Временного правительства Приморской областной земской управы, выражавшего настроения эсеров и либералов, а буквально через несколько дней это правительство, издало приказ об аресте С.О. Розанова как дезертира и похитителя российского государственного золота. 19 февраля 1920 года то же правительство Приморья, несмотря на присутствие во Владивостоке японских вооруженных сил, заявило официальный протест правительству Японии с требованием выдать в руки правосудия бывшего командующего колчаковских вооруженных сил в Приморье генерал-майора Розанова, в отношении которого было возбуждено “уголовное дело по статье 362 Уголовного кодекса России”. В протесте указывалось, что Розанов совершил уголовное преступление — хищение — и подлежит на основе норм японского и международного права выдаче для предания его уголовному суду. Однако никаких комментариев по поводу этого протеста со стороны императорского правительства Японии ни в устной форме, ни в прессе не появилось.

В последующие дни японские газеты не раз сообщали о том, что бежавший в Японию С. Розанов свободно передвигается по японской территории вместе с семьей, побывав в Токио, Кобэ и других городах страны. По одному из дальнейших сообщений, датированному 20 апреля 1920 года, беглый колчаковский генерал проживал в городе Иокогаме и якобы намеревался вскоре покинуть Японию. А позднее — 22 января 1921 года со ссылкой на “информированный источник во Владивостоке” было опубликовано сообщение о том, что С. Розанов “погиб в бою на российском южном фронте при отступлении войск генерала Врангеля”. Трудно сказать, насколько достоверны были эти сообщения, т. к. в Японии в те времена не раз бывали, случаи, когда на самой японской территории совершались таинственные убийства людей, причастных к российскому золоту, причем публикации сообщений о выезде этих людей за пределы Японии использовались лишь для того, чтобы спрятать концы в воду.

Ну а что же случилось с тем “царским” золотом, которое похитил и увез с собой в Японию беглый колчаковский генерал?

В первые недели после бегства Розанова Временное правительство Приморской земской управы неоднократно обращалось к советнику японской дипломатической миссии в Сибири У. Мацудайра с просьбой передать японскому правительству протесты по поводу предоставления убежища Розанову, а также с требованием выдать его и похищенные им ценности властям.

Ведь, если исходить из сообщений газеты “Нити-Нити Симбун” от 17 февраля 1920 года, то по прибытии в Японию Розанов положил на свое имя в банки Японии и Шанхая 55 миллионов иен, выручив их от продажи привезенного им российского золота на японском рынке”. Разумеется, даже по всем японским законам такая продажа, присвоенного генералом государственного золота, представляла собой заведомо незаконный акт и вполне подпадала под действия японского Уголовного кодекса. Да к тому же и подписанный совместно 11 июня 1911 года между Японией и Россией “Договор о выдаче преступников” обязывал японские власти выдать Розанова России, как предателя, совершившего уголовно наказуемое преступление.

Но, увы, этого не случилось. Не случилось потому, что у японских властей не было желания в случае возможного возбуждения уголовного дела на Розанова втягивать в расследование тех, кто купил у русского генерала золото, похищенное им из российских государственных хранилищ.

Желания не было хотя бы по той простой причине, что круг японских участников, оперирующих с золотом в столь крупных размерах (55 млн. иен), был крайне ограничен, ибо в подобных сделках мог участвовать тогда по сути дела лишь один банк — а именно банк “Ёкохама Сёкин Гинко”. Именно этот банк Японии, и только этот банк, обладал” в те годы правом вести и контролировать частные финансовые и валютные операции иностранцев.

Что же касается упоминания в прессе о Шанхае, то речь шла скорее всего не о каком-либо китайском банке, а о шанхайском отделении “Ёкохама Сёкин Гинко”, который судя по всему обеспечил Розанову как своему клиенту возможность получить деньги не в Японии, а в Китае — в Шанхае. Масштабность выручки, которую Розанов получил от продажи золота и серебра нашла свое отражение и в статистике Управления монетного двора Министерства финансов Японии за 1920 год. Как свидетельствует эта статистика, японское государство закупило в названном году золота на сумму 25552154 иены, в то время как совокупные покупки золота в государственную казну на протяжении предшествовавших 10 лет не превышали 5–6 миллионов иен. Точно так же статистика зафиксировала в том же году уникальную по объему покупку в государственный резервный фонд страны серебра.

Никогда в последующие десятилетия размеры серебряных поступлений в этот фонд не достигали уровня 1920 года.

Примечательно, что за короткий срок со времени прибытия в Японию и до таинственного исчезновения в январе 1921 года С. Розанов не использовал даже сотую долю числившихся в его владении средств. Причем все эти средства, похищенные генералом из казны России, остались в Японии на его счетах и были в дальнейшем незаконно присвоены японской стороной.

Некоторые эпизоды печальной хроники расхищения “царского” золота японскими интервентами были похожи на кадры остросюжетных приключенческих или детективных фильмов. Одним из главных действующих лиц в этой хронике стал волею случая генерал Павел Петров, назначенный в дни штурма Красной Армией Омска начальником тыла колчаковской армии. Эта должность обязала его в дни отступления колчаковцев в сторону Иркутска взять на себя заботу о вывозе из Омска 63 ящиков с золотыми слитками. В подчинении генерала Петрова находилась тогда лишь небольшая группа офицеров и солдат, многие из которых пали духом и думали больше о своем спасении, чем о сохранности упомянутых ящиков с драгоценным грузом. Под неусыпным надзором генерала Петрова, продолжавшего ревностно выполнять свой воинский долг, вагон с остатками “царского” золота проследовал по транссибирской магистрали через Иркутск в сторону Читы. На одном из перегонов между Иркутском и Читой поезд с вагоном Петрова был остановлен казачьим отрядом, находившимся в подчинении атамана Семенова. Обнаружив ящики с золотом, семеновцы силой заставили Петрова и сопровождавших его колчаковцев уступить им половину этого груза. Тогда же колчаковскому начальнику тыла пришлось поступиться еще частью охранявшихся им драгоценностей: 11 ящиков были отданы им местным властям в обмен на продовольствие и паровозное топливо. А далее в течение нескольких месяцев брошенный головными отрядами колчаковской армии состав генерала Петрова с вагоном, в котором все еще находились 22 ящика с “царским” золотом, либо торчал без движения на глухих полустанках, либо медленно переползал с одного перегона на другой. Только к осени 1920 года этот злополучный состав прибыл на железнодорожный узел Маньчжурия, находившийся у границы, отделявшей российское Забайкалье от Северо-Восточного Китая. Именно через станцию Маньчжурия уходили в те дни за рубеж некоторые из разбитых отрядов колчаковской армии, включая каппелевцев, которыми в то время командовал генерал Вербицкий. Помыслы большинства колчаковских офицеров и солдат сводились к тому, чтобы скорее выбраться из сибирского водоворота гражданской войны и перебраться в Китай, чтобы затем либо переправиться на другие фронты в Центральной России, либо вообще далее не воевать и остаться в эмиграции. Вот на этом-то пограничном рубеже, именуемом станцией Маньчжурия и встретился генерал Петров лицом к лицу с японской военной администрацией.