Читать онлайн «Гитлер». Страница 28

Нет ничего удивительного в том, что были попытки объяснить исключительный успех такой посредственности, как Гитлер, тем, что он стал инструментом сверхъестественных, едва ли не магических сил, тем более что фюрер сам подпитывал эти предположения высказываниями о сходивших на него «трансцендентальных» озарениях. Если забыть о потрясениях той эпохи, широком распространении националистических и радикальных антисемитских воззрений, а также о несомненном ораторском даре Гитлера, стремительный взлет «маленького капрала» может и в самом деле показаться невероятным. Особенно усиливает это впечатление ознакомление с отзывами о нем современников. Вот как описывает его некий мюнхенский «специалист» по расовым вопросам:

«Лицо и голова без признаков породы. Лоб низкий, скошенный, нос некрасивый, широкие скулы, маленькие глаза, волосы темные. Жесткие усики по ширине носа придают лицу нечто крайне вызывающее. Выражение, свойственное человеку, не вполне владеющему собой, возможно буйно помешанному».

С другой стороны, основатель Черного фронта Отто Штрассер, расставшийся с Гитлером в 1930 году, отмечал его выдающиеся ораторские способности, основанные, по его мнению, на редкой интуиции и умении чувствовать аудиторию. Наконец, приведем свидетельство Германа Раушнинга:

«Бесспорно, внешность Гитлера не способствует усилению его способности к обольщению. Скошенный безобразный лоб. Прядь волос, вечно падающая на глаза. Маленький рост, непропорциональное сложение, неуклюжесть, плоские и слишком большие ступни, уродливый нос, невыразительный рот и усишки над губой придают ему скорее отталкивающий вид. В нем ничего привлекательного, кроме, может быть, рук – красивых и выразительных. И этот человек с насупленным, сморщенным и асимметричным лицом претендует на роль диктатора? Ему явно не хватает гармонии, обязательной для лидера. Но главным образом ему не хватает мужественности».

Эти цитаты позволяют нам хотя бы приблизительно представить себе, как выглядел 30-летний Гитлер по возвращении в Мюнхен, после излечения в госпитале Пазевалька и проездом через Берлин. Он был всего лишь одним из тысяч солдат, возмущенных картинами грызни немцев между собой, правительствами-однодневками, общей смутой и изголодавшимся народом. Да разве за это они воевали? Ради этого погибло столько товарищей? И теперь они стали никому не нужны. Тот, у кого была крыша над головой и еда, мог считать себя счастливчиком… Только в армии нашел прибежище Гитлер, гораздо больше похожий тогда на бродячего пса, мечтающего о хозяине, чем на будущего диктатора.

21 ноября 1918 года он был зачислен в 7-ю роту 1-го резервного батальона 2-го баварского пехотного полка, расквартированного в Луизеншуле. Здесь Гитлер встретился со многими бывшими однополчанами. Казармы в то время подчинялись солдатским советам, делившим власть с офицерами.

Главной задачей дня было выживание. В Мюнхене тогда заправлял Курт Эйснер, избранный рабочими и солдатскими советами. Ни он, ни его коллеги не были ни баварцами, ни опытными политиками. Представления, концерты и парады, которые они организовывали под лозунгом «Империя красоты и разума», вызывали лишь недоумение, насмешку и презрение.

Должно быть, Гитлер только обрадовался, когда в декабре 1918 года его вместе с 15 спутниками (в том числе Эрнстом Шмидтом) отправили в Траунштейн, на Зальцбургской дороге, для охраны военнопленных разных национальностей и гражданских лиц. Вскоре лагерь был неожиданно распущен, и в конце январе или начале февраля (а не в марте, как он пишет в «Майн Кампф») он вернулся в Мюнхен. 12 февраля его перевели во 2-ю демобилизационную роту; ее солдат использовали для несения охраны и для самых разнообразных работ, например Гитлер и Шмидт сортировали противогазы. Его избрали «доверенным лицом» батальона, а через два дня после создания советской республики он стал «резервным советником» и в этом качестве присутствовал на заседаниях, в ходе которых обсуждались плюсы и минусы парламента, народного совета и организационные вопросы.

Таким образом, Гитлер был в Мюнхене во время убийства Эйснера, назначения, а затем и бегства Гоффманна, «царствования» Эрнста Никиша, поэтов Эрнста Толлера и Эриха Мюзама (мечтавшего превратить мир в «цветущую прерию») и, наконец, Левина. На политической сцене бушевали произвольные аресты, убийства и всеобщая смута. Впоследствии он напишет в «Майн Кампф» о «советской диктатуре или, лучше сказать, временной диктатуре евреев, чего зачинщики революции добивались как своей конечной цели во всей Германии».

Тот факт, что Карл Либкнехт, Роза Люксембург, Эйснер, Толлер, Мюзам, Левин и Бела Кун были евреями, только укрепило его предрассудки. Тем не менее Гитлер, как и все, кто оставался в казармах, носил на рукаве красную повязку, поскольку городской гарнизон влился в Красную армию. Нам неизвестно, как он повел себя в этих обстоятельствах. Солидаризировался с социал-демократами или осторожничал, выжидая, кто победит? Говорили, Гитлер якобы помешал товарищам по казарме присоединиться к революционерам во время путча, организованного в конце апреля верными Гоффманну частями, и сохранил нейтралитет.

Но, может быть, он хранил верность своим радикальным националистическим убеждениям и не участвовал в армейских стычках только потому, что сам не понимал, что происходит? В этой гипотезе, как и в любой другой, содержится доля истины. Есть три причины, по которым Гитлер не должен был испытывать враждебности к социал-демократам. Во-первых, они заключили с армией «пакт» с целью наведения порядка; во-вторых, они боялись большевиков не меньше его; в-третьих, Гитлер был убежден, что буржуазные партии с треском провалились в решении социальных вопросов. Но вместе с тем он был оппортунистом и оставался им всю жизнь. В тот момент нужно было выжить, и он выживал, что не мешало ему оставаться ярым националистом и верным служакой. О его лояльности свидетельствует тот факт, что через несколько дней после освобождения баварской столицы войсками рейха Гитлера назначили членом следственной комиссии по выяснению подробностей недавних событий. Речь шла о выявлении солдат 2-го полка, активно сотрудничавших с красными. В это же время генерал фон Овен создал подразделение для слежки за населением, политическими партиями и военными соединениями. 28 мая генерал Моль издал приказ о создании группы, которой предписывалось распространять пропагандистские материалы против спартаковцев и устраивать дискуссии; в группу набрали офицеров, унтер-офицеров и рядовых. Особенно полезными в этой связи могли оказаться бывшие «доверенные лица». И капитан Карл Майр указал на Гитлера – за его прекрасное поведение во время войны, но также и из жалости, о чем он сам впоследствии писал (ему же принадлежит сравнение Гитлера с бродячим псом). Решительный противник республики и ярый антисемит, Майр имел влияние в кругах командования. Гитлера он считал своим учеником и с 1 июня 1919-го по сентябрь 1920 года виделся с ним ежедневно. Таким образом, с 10 мая 1919-го до дня демобилизации Гитлер входил в число армейских пропагандистов. Для повышения квалификации его с 5 по 12 июня отправили на учебу; расходы взяли на себя военные власти Берлина.

Сменивший армию рейхсвер, чей личный состав, согласно статьям мирного договора, ограничивался 100 тыс. человек, с самого начала взял на себя роль воспитателя нации. Гитлеру он дал не только кров, но и возможность получить хоть какое-то политическое образование; отсюда его дальнейшее отношение к рейхсверу, проявившееся в годы Веймарской республики и Третьего рейха.

На курсах преподавали историю, экономику и политологию: немецкую историю после реформы, военную историю, теорию и практику социализма, внутреннюю политику и дипломатию, экономическое положение и особенности мирного договора. Вторая часть обучения прошла с 26 июня по 5 июля. Слушателям читали лекции по международной политике, России и большевистскому строю, истории Германии, о причинах образования рейхсвера, по вопросам снабжения населения продуктами питания, ценообразованию. Преподавали университетская профессура и чиновники, в том числе историк фон Мюллер, у которого Гитлер почерпнул часть идей и формулировок, а также его родственник инженер Готфрид Федер, научивший Гитлера делать «фундаментальное различие между международным биржевым капиталом и ссудным капиталом». Федер «с безжалостной последовательностью до конца разоблачил спекулятивный характер биржевого и ссудного капитала и пригвоздил к столбу его ростовщическую сущность». Эта корявая формулировка заставляет усомниться в том, что Гитлер хоть сколько-нибудь разбирался в материях, о которых толковал. Но для него было важно другое: занятия на курсах дали ему возможность вырваться из изоляции и «разыскать там некоторое количество товарищей, настроенных так же, как я, и вместе с ними основательно обсудить создавшееся положение. Все мы были тогда более или менее твердо убеждены в том, что партии ноябрьских преступников (центр и социал-демократия) ни в коем случае не спасут Германию от надвигающейся катастрофы. Но вместе с тем нам было ясно и то, что так называемые буржуазно-национальные организации даже при самых лучших желаниях не в состоянии будут поправить то, что произошло. Этим последним организациям не хватало целого ряда предпосылок, без которых такая задача была им не по плечу».