Читать онлайн «Популярная история евреев». Страница 38

По большим праздникам в город стекались сотни тысяч паломников из Палестины и диаспоры, которые восходили на площадку из города по огромной лестнице и главному мосту. Внешний двор, огражденный стенами, был открыт для всех. В воротах и аркадах сидели менялы, готовые конвертировать деньги со всего мира в «священные шекели», которыми можно было делать пожертвования на Храм (именно на этих менял обрушился гнев Христа). Здесь же продавались жертвенные голуби. Далее располагалась другая стена и ворота, на камне которых было высечено предупреждение на греческом языке и латыни, запрещавшее под страхом смерти вход неевреям; за ними находился Двор Женщин со специальными уголками для назаретян и прокаженных, а уже за ним – Двор Израильтян, предназначенный для евреев мужского пола. Каждый из последующих внутренних дворов располагался выше предыдущего и соединялся с ним ступенями; самый верхний лестничный марш вел к жертвеннику, во Двор Священнослужителей, в пределах которого размещалось святилище.

На территории Храма и вокруг него трудились многие тысячи священников, левитов, книжников и благочестивых евреев. Священники отвечали за ритуалы и церемонии, левиты были хористами, музыкантами, отвечали за чистоту и инженерное обеспечение. Они делились на 24 вахты, или смены; во время больших праздников к ним на помощь приходили люди из семей священников и левитов со всей Палестины и диаспоры. Первейшей задачей священников был уход за святилищем. Евреи заимствовали у египтян традицию вечного огня в алтаре; это означало, что необходимо было постоянно следить за многочисленными лампами святилища, своевременно их заправлять. Также из Египта пришел обычай курить фимиам в самых темных и секретных местах храма. Храм потреблял около 600 фунтов дорогих благовоний в год; их готовили по секретной рецептуре члены семьи священнослужителей Автина, чьим женщинам запрещалось пользоваться духами, чтобы не было повода обвинить их в хищениях. Для курения использовалась смесь, в состав которой входили растертые в порошок раковины морских моллюсков, содомская соль, специальный цикламен, мирра (камфорная смола), ладан (терпентиновая смола), корица, кассия, нард, шафран, камедь и некое загадочное вещество под названием «маалах ашан», которое способствовало обильному образованию дыма.

Кроме того, существовала обычная практика ежедневных жертвоприношений (два барашка на рассвете, два – на закате), в каждом из которых участвовало 13 священнослужителей. Разумеется, простые евреи-мужчины не могли входить в святилище, но они могли видеть, что там происходит, поскольку при службе двери держали открытыми. Каждая служба заканчивалась ритуальным винопитием, чтением священного писания и пением гимнов и псалмов. Хористам аккомпанировал оркестр в составе трубы, 12-струнной арфы, 10-струнной лиры и бронзовых тарелок; звуками серебряного горна и рога отмечали стадии литургии. Ритуал жертвоприношения потрясал гостей своей варварской экзотикой; тем более что большинство паломников прибывали в праздники, когда количество жертв было огромным. В такие дни внутренняя часть Храма производила жуткое впечатление: рев и мычание испуганного скота смешивались с ритуальными возгласами и воплями, а также звуками, которые издавали рог и горн; к тому же повсюду была кровь. Автор «Письма Аристея», еврей из Александрии, побывавший здесь в качестве паломника, рассказывает, что он видел, как в жертвоприношении участвовало 700 священников, которые делали свое дело молча, но с большим профессиональным мастерством, укладывая тяжеленные туши на положенное место на алтаре.

Из-за огромного количества животных их забой, спускание крови и разрубание туш должны были производиться очень быстро. Для того чтобы справиться с фантастическим количеством крови, площадка была оснащена соответствующей системой дренажа. Здесь было размещено 34 цистерны, самая большая из которых под названием «Великое море» имела емкость около 8 кубометров. Зимой в них хранили дождевую воду, а летом дополнительное количество воды подводилось по акведуку из расположенного южнее Шилоамского пруда. Бесчисленные трубы подавали воду на поверхность площадки; потоки крови отводились через многочисленные сливы. Аристей писал: «У основания алтаря имеется много отверстий для воды, невидимых для всех кроме участников жертвоприношения, причем даже большое количество крови отводится и смывается в мгновение ока».

В праздники Храм заполняла буйная толпа, для входа которой ворота распахивались в полночь. В Святую Святых мог входить только первосвященник, причем раз в году (в День Искупления); однако по праздникам занавес поднимался и евреи-паломники могли заглянуть сквозь ворота святилища и увидеть священные сосуды. Каждый паломник приносил как минимум одну личную жертву (отсюда – огромное количество животных). Возможность жертвовать предоставлялась и иноверцам. Храм Ирода пользовался всемирной известностью и уважением, и, согласно Иосифу Флавию, ряд выдающихся лиц неиудейского вероисповедания делали жертвы, чтобы выразить свое почтение и ублажить еврейское общественное мнение. Так, в 15 г. до н.э. друг Ирода Марк Агриппа сделал широкий жест, принеся в жертву 100 животных (гекатомбу).

Храм был исключительно богат, по крайней мере, в те времена, когда его не грабили. Зарубежные монархи и государственные деятели от Артаксеркса до императора Августа одаривали его многочисленными золотыми сосудами, которые сберегались в специальных скрытых в глубине хранилищах. Евреи со всей диаспоры слали сюда деньги и посуду (подобно тому, как шлют сейчас в Израиль), и, по словам Иосифа Флавия, он стал «главной сокровищницей евреев». Так, Гиркан, глава богатой семьи сборщиков налогов, «вложил сюда все богатство своего дома». Но главным и постоянным источником дохода был налог в полшекеля, которым облагались все евреи мужского пола старше двадцати лет.

По отношению к Храму Ирод проявлял исключительную щедрость, он даже оплатил все работы по сооружению нового здания из собственного кармана. Понизив важность поста первосвященника, который занимал ненавистный саддукей, Ирод автоматически повысил значимость своего ставленника-фарисея, сегана, под контроль которого попали все регулярные функции Храма, и гарантировал, что даже первосвященники-саддукеи проводили литургию по-фарисейски. Поскольку у Ирода были приличные отношения с фарисеями, ему, как правило, удавалось избегать конфликтов между Храмом и правительством. Однако этот союз распался в последние месяцы его жизни. В качестве одного из мероприятий по украшению Храма по распоряжению Ирода над главным входом был установлен золотой орел. Евреи из диаспоры восприняли это с восхищением; однако благочестивые столичные евреи, включая фарисеев, энергично выступили против, а группа студентов Торы взобралась на ворота и разбила орла на куски. Ирод болел в своем дворце вблизи Иерусалима, но действовал, как всегда, энергично и безжалостно. Первосвященник был смещен. Студентов выявили, арестовали, приволокли в цепях в Иерихон, судили в римском театре и сожгли заживо. Дым от этой жертвы в пользу ущемленной щедрости и самомнению еще не успел рассеяться, как Ирода на носилках доставили к горячим источникам в Каллироэ, где он скончался весной 4 г. до н.э.

Распоряжения Ирода касательно верховной власти в стране не сработали, поскольку его сыновья от первой жены-набатейки, Дорис, не подходили на эту роль. В 6 г. н.э. римлянам пришлось сместить Архелая, которому Ирод оставил Иудею. В дальнейшем ею напрямую правили римские прокураторы из Цезарии, которые сами подчинялись римскому легату в Антиохии. Внук старого царя, Ирод Агриппа, оказался дееспособным, и в 37 г. н.э. римляне отдали ему власть в Иудее. Он, однако, умер в 44 г., не оставив римлянам никакого выбора, кроме как снова ввести прямое правление. Со смертью Ирода Великого прервалась полоса стабильной еврейской власти в Палестине – до середины XII столетия.

На смену стабильности пришел период всевозрастающей напряженности. Ситуация была нетипичной для римского колониального правления. Дело в том, что римляне управляли империей достаточно либерально. Они уважали местные религиозные, социальные и даже политические институты – разумеется, если они не вступали в противоречие с их коренными интересами. Случалось, конечно, что восстания жестоко подавлялись силой. Однако в основном народы Средиземноморья и Ближнего Востока процветали под властью Рима и предпочитали оставаться в таком состоянии. Именно так были настроены шесть или более миллионов евреев диаспоры, которые никогда не причиняли властям беспокойства, за исключением одного случая, когда в Александрии произошли волнения под воздействием событий в Палестине. Вполне вероятно, что и на своей родине многие евреи, если не большинство, не видели в римлянах угнетателей или врагов своей веры. Однако меньшинство (причем вполне ощутимое) в Палестине стало непримиримым по отношению к киттим (римлянам) и время от времени готово было пренебречь риском возможного сурового наказания, которое неумолимо следовало за попыткой открытого неповиновения. Так, в 6 г. н.э. произошло восстание под руководством Иуды из Гамалы, направленное против прямого правления, введенного после смерти Ирода Великого. Второе выступление такого рода произошло в знак протеста против восстановления прямого правления после смерти Ирода Агриппы в 44 г. н.э., когда толпа, предводительствуемая неким Феудом (Theudas) устроила демонстрацию в долине реки Иордан. Третье выступление произошло во времена прокуратора Феликса (52-60 гг. н.э.), когда 4000 человек, собравшихся на горе Маслин, ждали, что стены Иерусалима падут так же, как это в свое время произошло в Иерихоне. И, наконец, необходимо упомянуть два крупных восстания (66 и 135 гг. н.э.), потрясших восточную империю. Ничего подобного не было ни на одной из подвластных Риму территорий.