Читать онлайн «Витрины великого эксперимента. Культурная дипломатия Советского Союза и его западные гости, 1921-1941 годы». Страница 52

Позже Кеннел описывала, как Драйзер в «воинственном настроении» прикатил на санях в правление ВОКСа ругаться с Каменевой. Спорили в основном о намерении Драйзера нанять Кеннел на должность секретаря:

Госпожа Каменева, сестра Льва Троцкого и директор [ВОКСа], сразу же выразила свое неодобрение по поводу приглашения на работу нового секретаря без совета с ними. Вполне понятно, что она возражала против личного секретаря, неподотчетного ВОКСу… Недоверчиво косясь на меня своими близорукими глазами, она заявила по-русски:

— Она не совсем советская женщина.

— Что она там говорит на этом тарабарском языке? — взвился Драйзер.

До того как я успела ответить, Тревис [Тривас], гид ВОКСа, протеже Каменевой, тут же перевел ему:

— Она совсем не советская женщина.

— Что вы понимаете под «советской женщиной»?

— Это означает, — отвечал Тревис вкрадчиво, — не совсем благонадежная.

Каменева, прекрасно говорившая по-английски, поспешила объяснить:

— Я имела в виду, что она беспартийный технический работник…

— Великолепно! — прервал ее Драйзер. — Отличная рекомендация.

— Но, — протестовала она, — вам понадобится гид и устный переводчик, а товарищ Тревис полностью подготовлен для работы в обоих этих качествах.

Американский делегат повысил голос до крика:

— Вы обещали мне личного секретаря и персональное путешествие. Если я не получу того, чего хочу, клянусь Богом, я уеду, а вы все можете катиться к черту!{400},[33]

Драйзер добился своего, но Каменева, воспользовавшись его возрастом и ипохондрией, нашла возможность наблюдать за поездкой писателя, прикомандировав к нему врача Софию Давидовскую. Кеннел знала ее как политически благонадежного домашнего доктора в знаменитой гостинице «Люкс» — резиденции Коминтерна, где жила и сама Кеннел. «Дави», как называл ее Драйзер, навлекала на себя его гнев своим добросовестным наблюдением за ним, но Кеннел характеризовала ее как «славную, надежную женщину»; в конце путешествия «она согласилась не писать в отчете ничего предосудительного обо мне, а я обещала не говорить ничего плохого о ней»{401}. В конечном счете попытка Каменевой к примирению окупилась сторицей — знаменитый американский путешественник стал одним из главных попутчиков Советского Союза.

В своем самоуверенном — и действительно высокомерном — отстаивании американского превосходства Драйзер предстает противоположностью глуповатого и льстивого политического паломника, восхваляющего увиденное в СССР только в силу своего отторжения от американского общества. Убежденный индивидуалист, как он определял себя сам, часто ругавший на чем свет стоит своих советских партнеров и издевательски сравнивавший советскую реальность с американской, Драйзер составил представление о русских и славянах вообще, основываясь на давних стереотипах национального характера. Тем не менее его представление о том, что он видел, могло быть проницательным и весьма критическим. Потому-то и примечательно, что Драйзер, так пренебрежительно отзывавшийся о многом, что встретилось ему в поездке по убогой, конформистской стране, затем отцензурировал свои впечатления и преподнес СССР подарок, создав ему громкую рекламу.

К советофильству вело много дорог, включая даже сварливый индивидуализм Драйзера. Ему было уже 56 лет, когда он отправился в СССР, и он находился в зените писательской славы и признания.

Илл. 3.1. Теодор Драйзер (в центре), врач София Давидовская (вторая слева), Рут Эпперсон Кеннел, агроном из Латвии и местный гид. Донбасс, 1928 год. Секретарь и возлюбленная американского писателя во время его путешествия по СССР Кеннел сделала большую часть записей его замечательного «Русского дневника». Давидовская, старший врач при гостинице «Люкс» Коминтерна, постоянно вызывала гнев Драйзера, следя за ним по поручению ВОКСа. (Пенсильванский университет. Библиотека редких книг и рукописей. Бумаги Теодора Драйзера.) 

«Американская трагедия», изданная в 1925 году, имела большой успех у читателей и критиков. Некоторые черты биографии писателя особенно значимы для понимания его встречи с советской системой. В отличие от многих других интеллектуалов — друзей Советского Союза он не предавался самоанализу, был слабо знаком с философией (высшее образование Драйзера ограничивалось годом учебы в Индианском университете). Именно в силу этого его воззрения на СССР могут о многом рассказать: «Драйзер имел “взгляды”, отражавшие его глубинные предубеждения, многие из которых были бессознательны»{402}.

Илл. 3.2. Сергей Динамов (около 1931 года). Выпускник Института красной профессуры и специалист по американской литературе Динамов являлся одним из главных собеседников Теодора Драйзера в 1927–1928 годах, а позже стал чиновником Иностранной комиссии Союза советских писателей. В сентябре 1938 года был арестован и умер 20 ноября 1939 года. (Пенсильванский университет. Библиотека редких книг и рукописей. Бумаги Теодора Драйзера.) 

Сын немецких эмигрантов, выросший в нищете, он всю жизнь оставался радетелем бедных и ущемленных в правах, и это, разумеется, было главным в его творчестве, что привлекало советских критиков и издателей. За четверть века до приезда в СССР писатель отбросил строгие принципы своего католического воспитания и впоследствии категорически отвергал любую установленную религию, что проявилось как в его сочувствии к официальному советскому атеизму, так и в его нередких сравнениях коммунизма с католической догматикой.

Интеллектуальное формирование Драйзера пришлось на период 1890–1914 годов. Работая в 1890-х годах журналистом, он развил в себе предприимчивость самородка и испытал мощное влияние столь популярного тогда социал-дарвинизма. Позже, обратившись в своих произведениях к вопросу о роли великих космических (а в 1920-х годах — социальных) сил в жизни людей, он отрицал принцип выживания наиболее приспособленных как оправдание богатства и успеха, однако постоянно возвращался к теме лидера, big mind — финансиста или промышленника, позднее — великого художника, ведущего за собой «стадо». В 1910-х годах писатель жил в Гринвич-Виллидж, квартале разраставшейся нью-йоркской богемы, и отрицание американской буржуазной морали также стало важной составляющей его творчества. В этом же ряду надо упомянуть его отрицание брака и постоянные любовные связи.

Таким образом, в 1910–1920-х годах появилось, по выражению Р. Мукерджи, два Драйзера: один — защитник бедных и угнетенных, второй — социал-дарвинистски настроенный поклонник культа успеха, великая личность, творец, не связанный условностями. В сущности, свойственная Драйзеру особая смесь социал-дарвинизма и чувства социальной ответственности, детерминизма и грубоватого индивидуализма формировала многослойную структуру, которая политически не была полностью ни «левой», ни «правой». Когда в 1920-х годах советские издательства начали публиковать переводы его произведений, они, как правило, видели лишь «прогрессивного» Драйзера. В конце 1926 года серьезный молодой марксист и литературный критик, выпускник Института красной профессуры Сергей Динамов, позже подружившийся с Драйзером в Москве, вступил с ним в переписку. Он задал писателю предсказуемый вопрос — поддерживает ли тот социализм и что думает о советском коммунизме. Драйзер ответил в типичном для него эпатажном стиле, разыгрывая простака из народа: он-де не имеет общих «теорий жизни», не знает решений политических и экономических проблем — и «в конечном итоге мы ничего не можем сделать»{403}.

В письме Сталину Каменева обвиняла Кеннел в том, что та оказала «скверное влияние» на «великого американского писателя-реалиста», тем самым устанавливая буржуазный первоисточник критических суждений Драйзера. Неясно, знала ли Каменева, что у Кеннел и Драйзера начался роман вскоре после их встречи. Конечно, американец и американка часто предпринимали меры, чтобы избежать услуг приставленных к ним гидов ВОКСа. Один из этих последних — «безвкусно одетый» и «довольно умный» Тривас, сопровождавший их в поездке в Ленинград, однажды спросил Кеннел, заговорщицки подмигивая: «Между нами говоря, мы вроде бы должны справляться со стариком, не так ли?»{404} Писатель подозревал Триваса в заигрываниях с Кеннел и относился к нему с оттенком антисемитизма: позднее он называл Триваса евреем-приспособленцем и «жуликом», будто бы лишь прикидывавшимся коммунистом{405}.

Мир узнал о путешествии Драйзера в основном благодаря его книге «Драйзер смотрит на Россию», изданной в 1928 году, которую Кеннел помогала редактировать. Этот по большей части спешно написанный, сбивчивый очерк был основан в том числе на материалах ВОКСа и освещал политические и социальные аспекты советской системы, к обсуждению которых автор был плохо подготовлен. Вернувшись в США, Драйзер уже не так махал кулаками и, работая затем над книгой, существенно приглушил критику советского строя.