Читать онлайн «Записки палеонтолога. По следам предков». Страница 16

В Мацуте на базе нас ждали телеграммы, отзывавшие обратно на север.

* * *

Только в конце зимы следующего года удалось мне побывать снова в ущелье Уруха. Было получено известие, что окончательное забвение древних традиций может повести к полному уничтожению туристами коллекций черепов в святилищах. Надо было спасать самое ценное. На этот раз моими спутниками были отважные осетины — Наниев и Дзакоев из университета города Орджоникидзе.

Подобравшись на автомашине к теснине Уруха, мы проникли далее пешком по щебневой дороге. Над ней нависали гигантские скалы известняков и песчаников. Глубоко внизу в узкой щели ревела и пенилась речка. Дальше, за скалистым экраном было по-прежнему сухо, безснежно и солнечно. Зеделеск стоял на месте, пологие, стравленные скотом склоны долин были мертвенно желты и серы.

Очутившись в пещере, мы немедленно принялись за продолжение разборки большого завала. Зубровые черепа откладывались в сторону для детальных измерений. Среди двухсот оленьих черепов был найден еще один череп лося-самца великолепной сохранности. Череп был оригинален, отличаясь некоторыми деталями от ранее найденных. Самих рогов вновь не оказалось, они были отломаны посмертно.

Через несколько часов напряженной работы я извлек из толстого слоя известковой пыли последний череп домашней козы. Общее количество черепов достигало здесь 2956, из них на долю оленей приходилось 661, на долю зубров 78 и на лосей 6. Черепа некрупных косуль, серн и козлов были единичны.

Отрог заканчивался глухо, легкая кирка наталкивалась всюду на прочный известняк. Только небольшая щель шириной в ладонь, промытая много столетий тому назад, уходила куда-то в толщу породы. Оглянувшись, я увидел в треугольнике зева пещеры нежно-фиолетовые облака с золотистым отливом, быстро тускневшие под исчезавшими лучами уже скрытого за хребтом солнца. В пещере теперь царил дикий хаос. Гора черепов отгораживала меня от зала с грубыми скамьями. Полтораста отборных пар выбеленных дождем и солнцем оленьих рогов свисали там с рамы полатей. Все это воскресило мрачный апофеоз охот и пиршеств каких-то гигантов.

Укладка черепов на место отняла еще два часа. Весенний день кончался, похолодало и надвигались сумерки. Уставшие и проголодавшиеся, мы решили заночевать прямо в пещере. Набрав в скалах сухой травы, устроили близ костного завала мягкое теплое ложе, а потом развели в очаге небольшой огонь из сухих корявых сучков арчи. Большой огонь разводить не решались, чтобы не обеспокоить заделесских стариков. Вскипятив чай и поужинав захваченными припасами, мы примостили в головах вместо подушек по зубровому черепу и улеглись в ряд, согревая друг друга...

Как бывает обычно в начале лагерной жизни, заснуть сразу не удавалось, обилие впечатлений давило на мозг и, поворачиваясь с боку на бок, в чуткой дреме я улавливал какие-то шорохи, легкие сотрясения скалы и ровное дыхание спутников. В сознании возникали на миг и угасали картины охот и пирушек — то мчавшихся всадников, колющих копьями обезумевших косматых зубров, то отбивающихся от собак красавцев-оленей, падающих вслед затем под ударами стрел. То вдруг рядом с нами на грубых сосновых скамьях появлялись силуэты седобородых горцев. Они бесшумно раскачивались, чокаясь кривыми кубками из зубровых рогов.

Временами через сетку свисавших сверху оленьих рогов проглядывали звезды, Засыпая, я пытался подсчитать, сколько острых и тупых отростков пронзит нас во сне, если этой многотонной громаде заблагорассудится обрушиться вниз.

* * *

В предвидении разрушительных действий «разбуженного зверя» — всепроникающих туристов — в последующие дни мы отобрали в дзуарах несколько выдающихся черепов зубров, лосей и рогов оленей, поместив их затем в национальных краеведческих музеях Ленинграда и Орджоникидзе.

Кавказский лось оказался особым мелким подвидом, уцелевшим здесь с палеолита.

Урал — это Рифейские горы античных и средневековых историков и географов, крайний северо-восточный предел, куда достигала мысль европейцев в начале и средине нашей эры. Уральский хребет древен. Мощные складки его кристаллических пород вздыбились еще в девоне и перми, миллионов 250 лет тому назад, отгородив широкой стеной невысоких параллельных гряд равнины европейского северо-востока от западно-сибирской низины. Почти две тысячи километров сплошной горной тайги нужно пройти теперь по меридиану от предуральских степей, чтобы добраться до тундр Большой земли и Ямала.

За последние 30—40 миллионов лет горы почти не поднимались. Одряхлев, они сильно разрушились потоками и осели. Эта дряхлость рельефа, реликтовость хребтов, названная пенепленом, хорошо заметна на южной оконечности Урала — в Башкирии, где сглаженные лесистые увалы сходят к югу на нет, как бы утопая в приуральском лесостепье.

Что же было в уральских горах и предгорьях в ледниковые и межледниковые эпохи? Какие изменения претерпела фауна этих мест с плейстоцена и чем изменения были вызваны? Какие ландшафты и охотничьи угодья осваивали здесь первобытные племена в каменном веке и когда, как давно начали они свое продвижение на север по этой горной стране? Древние племена оставили следы своих путей и оседлого пребывания в пыльных слоях пещер и гротов, затерянных в глубине ущелий. Как и на Русской равнине, такими следами оказались орудия, изделия из кости и костные остатки мясных рационов.

О пещерах и капищах Урала было известно по географической и археологической литературе еще с прошлого столетия. Мне пришлось побывать только на трех участках хребта — в его средней, северной и южной частях.

В Кизеловской пещере-ловушке. Мое знакомство с Уральским хребтом началось с его средней части — с Кизеловского угольного массива. Поводом поездки тогда, в 1956 г., были черепа и кости какого-то карликового пещерного медведя, которые обнаружились в Москве у археолога О. Н. Бадера. Они были как бы уменьшенной в полтора раза копией костей обычного пещерного медведя. Отто Николаевич вытащил несколько черепов и костей скелета таких мишек из небольшой пещерки, которая неожиданно вскрылась рабочим при ломке известняка на окраине города Кизела. Кизеловскую пещеру и скелеты самого медведя требовалось исследовать подробно (рис. 21).

Рис. 21. Череп уральского малого пещерного медведя.

Из Ленинграда до Перми мы добрались быстро. После работы в Пермском краеведческом музее мы ехали поездом, поднимаясь к верховьям притоков Камы. Мы — это я, лаборантка Тина Шевченко и временный рабочий — 18-летний парнишка Боря. За окнами расстилалась беспредельная смешанная и темнохвойная тайга западного склона Урала, мелькали живописные полянки с цветущим половником, пологие ущелья, а местами — и вертикальные стенки известняковых скал, полуприкрытые зубчатой чашей леса. На подъезде к городу Кизелу появились гигантские пирамиды — териконы сланцевого шлака, вывезенные механическими вагонетками. Их вершины слегка курились ядовитым серо-желтым дымком.

На северной окраине городка, в управлении шахты № 5 имени В. И. Ленина, нас встретили приветливо и, устроив в уютной деревянной гостинице, предложили воспользоваться для работы полным шахтерским одеянием — брезентовыми робами, резиновыми сапогами, текстолитовыми касками, тяжелыми ацетиленовыми фонарями, кирками и лопатами. В раздевалке и у душевой теснились пожилые и молодые шахтеры разных смен. Одни готовились к спуску в шахту, другие спешили отмыть угольную пыль после подъема из забоя. Нам же, облачившись в доспехи, пришлось перейти через глубокий овраг — ущелье речки Кизел — и подняться до каменоломни. Там, почти у самого верха правого борта ущелья, в разрушенной взрывами известняковой скале зиял узкий лаз в купол пещеры.

По крутой осыпи щебня мы спустились метров на десять вниз — на дно провала, подсвечивая себе дорогу фонарями. Купол и свободная вертикальная стенка сверкали белоснежными натеками кальцита. Пещерка овальной формы была невелика, метров 8—9 в высоту и с большим диаметром в 20 м. Она образовалась в результате разлома и смещения пластов известняка, а затем была размыта водой. На дне из-под тяжелых блоков известняка и из щебня тут и там виднелись придавленные трубчатые кости и ребра медведей. Приглядевшись в полутьме, мы стали замечать скелетики грызунов, летучих мышей, соболей и куниц, лежащие на поверхности, а частью замытые в ил. Низкий лаз вел куда-то наклонно вниз на север — в глубь известнякового массива. В конце коридорчика через десяток метров мы обнаружили неглубокий колодец, полузаваленный крупными осколками известняка. Между застрявшими глыбами можно было кое-как протиснуться вниз и очутиться в следующей камере, размером 6×8 м, хорошо промытой когда-то потоками воды. В ней можно было стоять полусогнувшись. Здесь на сухих приступочках вдоль стен кое-где валялись единичные мелкие косточки грызунов и куницевых. Один из рабочих каменоломни еще в прошлом году собрал здесь шесть небольших черепов соболей и теперь подарил их нам.