Читать онлайн «Викинги. Между Скандинавией и Русью». Страница 35

В летописях отмечены места захоронений захвативших Киев Аскольда и Дира176, а также их убийцы Олега. Причем разные летописи отмечают три места его последнего пристанища: одно в Ладоге, а два в Киеве177. Всегда считалось, что тут противоречие, вызванное ошибкой или пристрастной правкой какого-то из источников. Однако в память об основателе русского государства могли быть насыпаны кенотафы, не исключено также, что его тело захоронили по частям. Так поступили с конунгом Хальвданом Черным в Скандинавии — чтобы распространить материализованную в этом человеке удачу на разные земли178.

Курган над останками следующего князя-Рюриковича, Игоря, был насыпан рядом с местом его гибели в земле древлян. Само летописное описание хода погребения указывает на двухэтапное сооружение насыпи, что в свою очередь характерно для больших княжеских курганов Руси и Северной Европы179. Последним языческим князем, чья могила сохранилась в поле зрения составителей первых летописей, был Олег Святославич180. Причем точность «устной традиции» на сей счет позволила в 1044 г. (т. е. более полувека спустя) эксгумировать ради крещения кости братьев Владимира Святого Олега и Ярополка, погибших соответственно в 977 и 980 гг. и захороненных, очевидно, по обряду трупоположения181. Заметим, что могильный холм над местом первоначального упокоения Олега сохранился и после перезахоронения его останков, поскольку, согласно ПВЛ, «и есть могила его и до сего дне у Вручего».

В Галицко-Волынской летописи есть редкое упоминание о «Галичине могиле», с которой была как-то связана легенда «о начале Галича, откуду ся почал»182. Имя основателя Галича, вероятнее всего, этимологизируется от обозначения птицы — «галица», т. е. «галка»183. А с могилой, судя по всему, принадлежавшей древнему правителю с эпонимическим именем, были связаны архаичные ритуалы вокняжения в данном городе. Согласно летописному рассказу княжение в Галиче символически было равно стоянию на этом кургане, что позволило обмануть пришедшего князя и формально «сдержать» данное ему слово со стороны представителей местной элиты о вокняжении.

В уставной грамоте князя Любарта Гедиминовича церкви Иоанна Богослова в Луцке (1321) названа «Турова могила»184, т. е. курган, приписывавшийся традицией князю Туры, согласно ПВЛ пришедшему «из-за моря» правителю Турова185. Она находилась на границе земель волынян, дулебов и дреговичей, центром княжения последних был Туров.

В заключение сформулирую сугубо гипотетический «портрет» погребенного в Черной могиле правителя — его имя, если моя этимология названия кургана верна, звучит как Чернъ или Чернь. Поскольку это имя не вошло в ономастикон династии Рюриковичей186, то, скорее всего, перед нами независимый или полунезависимый черниговский князь. В ПВЛ упомянуты два таких правителя скандинава, не связанных с родом Рюрика — Рогволд в Полоцке и Туры в Турове. Учитывая, что перо наконечника парадного копья из Черной могилы было инкрустировано с обеих сторон знаками креста, этот князь проявлял склонность к христианской религии, хотя его погребение было сугубо языческим187. Славянское имя князя отнюдь не противоречит скандинавским чертам «сопроводительного» набора вещей и скандинавскому характеру обряда похорон, поскольку именно в период возведения Черной могилы (960–990 гг.) начинается ассимиляция скандинавских династий. Например, появляется первый Рюрикович со славянским именем — Святослав. Возможно, выбор имени Чернъ, созвучного названию города Чернигова, был продиктован какими-то символическими целями, призванными подчеркнуть укорененность династии в нем или легитимность прав на престол188.

Среди археологических находок порой встречаются предметы, чье функциональное назначение с трудом поддается объяснению, а то и вовсе остается загадочным. К их числу относится тот тип изделий художественного ремесла из кости и рога, что обсуждается здесь. Его сужающийся конец более или менее заострен, а утолщенный туп, обычно покрыт орнаментом и с разной степенью стилизации представляет собой голову некоего животного с оскаленной пастью — волка, медведя, пантеры, бобра, а чаще всего рыбы или змеи. Черты такой зооморфной миниатюры варьируются от вполне реалистичной передачи натуры до явно фантастического, сложносоставного образа сказочного чудища, дракона.

Археологи условно называют эти артефакты остроконечниками или же изогнутыми остриями. Они изготовлялись из тех частей скелетов охотничьих животных, что заострены и изогнуты самой природой — сначала кабаньих клыков, а затем рогов некоторых представителей семейства оленьих (оленя, косули, лани); наконец, (в районе северных морей) моржовых бивней. На выбор материала влияла, не исключено, тотемизация основного объекта ритуальной охоты в том или ином регионе.

В качестве вероятного прототипа (или аналога?) рассматриваемых здесь продуктов косторезного ремесла можно указать на оформленные в похожем зверином стиле кабаньи клыки из воинского убора савроматов, их уральско-сибирских предков и непосредственных преемников — ранних сарматов. Эти изделия при раскопках находят обычно в комплекте с конской сбруей, или колчанами, или мечами. Исследователи соответствующих культур оценивают данные изображения волка, медведя и «полиморфных фантастических существ» в качестве амулетов-апотропеев190.

Как это порой случается при эволюции археологических культур, в принципе тот же тип изделий несколько столетий спустя вновь входит в моду на просторах Евразии. Правда, изменился их материал (не кабаньи клыки, а по преимуществу отростки оленьих рогов), увеличился размер. Ареал распространения подобных находок исключительно широк. В Европе — от Англии и Скандинавии на севере до Причерноморских степей и Подонья на юге; от Подунавья и Поднепровья на западе до Поволжья и Приуралья на востоке. Наибольшую же концентрацию находок этого типа дает несколько так или иначе взаимосвязанных культурно-исторических территорий Восточной Европы последней трети I тыс. н. э. Во-первых, носители салтово-маяцкой культуры и другие кочевники южных степей (болгары, авары); во-вторых, зона экспансии викингов; в-третьих, племенные объединения восточных славян и их соседей, включая раннюю Русь. Самые поздние обнаружения остроконечников датируются концом X — началом XI в.

Хотя отдельные экземпляры найдены в женских, детских погребениях или же в сугубо хозяйственных локусах поселений, явное большинство таких острий относится к могилам воинов и охотников или же приурочено к укрепленным цитаделям городищ, т. е. связано скорее всего с их воинскими гарнизонами. Специальное исследование установило довольно высокую статистически зависимость этого класса находок от прочих элементов «форменного» дружинного наряда IX–X вв. Каково бы ни было на самом деле предназначение этого изделия, вполне ясно, что оно входило в набор портупеи конного воина и охотника той эпохи наряду с ножом, огнивом и т. п. атрибутами снаряжения191. Попавшие в состав погребального инвентаря находки такого рода относятся к могилам разного ранга — и рядовых, и состоятельных, а то и явно богатых для своего времени лиц. Утилитарность использования острий вполне могла сочетаться с их же престижностью, элитарностью (которая в раннем Средневековье не исключала, а предполагала в правящем кругу женщин из знатных семей, как и спорадические занятия их представителей ручным трудом, разными ремеслами, тем более охотой).

Попытки истолковать предназначение данных предметов в археологической литературе крайне разноречивы и при ближайшем рассмотрении в большинстве своем малоубедительны. Перечислю эти версии в примерном порядке их выдвижения в археологической литературе и с кратким комментарием степени правдоподобия каждой.

Первая группа версий связывает такого рода поделки с «гражданским» инструментарием своего времени:

• иглы для плетения рыболовных сетей (Сизов В. И., 1902; Рыбаков Б. А., 1939); схожего назначения когедыки (Шадыро В. И., 1986) — маловероятно, потому что широко известны такие именно инструменты более простых форм; к тому же трудно предположить, чтобы массы воинов сами плели рыболовные сети и т. п. изделия;

• шилья или же проколки, используемые в том числе для расширения отверстий в сыромятных ремнях (задубевающих от влаги и холода) (Атанасов Г., 1987; др.) — опять-таки вряд ли, поскольку имеются более тонкие, из других частей скелета животных инструменты такого рода (так называемые стержневидные острия); в ряде случае они встречены в одном наборе с собственно остроконечниками; недавно в качестве шильев предположен еще один тип загадочных аксессуаров дружинников — так называемые железные иглы с кольцами192;