Читать онлайн «Революция 1917 года и борьба элит вокруг вопроса о сепаратном мире с Германией (1914–1918 гг.)». Страница 9

Осенью 1911 г. Чарыков вручил великому визирю Саид-паше проект русско-турецкого соглашения, согласно которому османское правительство обязывалось не противиться плаванию русских военных судов через проливы. За это правительство России бралось принять меры к установлению добрососедских отношений между Османской империей и балканскими государствами на основе статус-кво. Французское правительство ответило согласием на русский проект, но сослалось на необходимость урегулировать этот вопрос с англичанами. Однако Лондон сорвал реализацию идеи Чарыкова. Британский министр иностранных дел Грэй заявил, что он не против открытия проливов, но только не для одной России. По сути это была форма отказа, поскольку принятие предложения Грэя лишь ухудшало для России существующий режим черноморских проливов[151].

Англичане желали интернационализации Босфора и Дарданелл, что угрожало безопасности черноморского побережья России. Что касается ситуации на Балканах в целом, то в Лондоне были заинтересованы в том, чтобы лишить Австро-Венгрию прямой границы с Османской империей, тем самым перерезав путь Берлин – Багдад и лишив австрийцев выхода к Салоникам. Для этого нужно было нарушить статус-кво на Балканском полуострове, отняв у Турции Македонию. Сделать это могли только балканские государства, напав на Турцию. Следовательно, попытки Чарыкова сблизить славянские страны с Османской империей шли вразрез с британской стратегией.

В этой связи характерно, что кадеты раскритиковали план Чарыкова[152]. Нападкам подверглись обе его части – и идея славяно-турецкого соглашения на базе статус-кво, и стремление открыть для русского военного флота черноморские проливы. При этом Милюков, как отметил Д.Е. Новиков, выступил против самой постановки вопроса о свободном пропуске через проливы русских военных судов, мотивировав это неизбежным сопротивлением Англии и других держав[153].

Лидер кадетов считал, что даже если бы Россия добилась такого международно-признанного права, это не имело бы «особенно большого значения» без наличия территориальных анклавов в районе проливов с укреплениями на них[154]. Таким образом, Милюков отказывался от «синицы в руках» (пропуск русских военных судов через проливы), ради «журавля в небе» (Константинополь). Его оппоненты отвергали и «синицу», и «журавля», предпочитая им уже имеющееся благо: дружественные отношения с Англией. В этой связи «Русские ведомости» накануне Первой балканской войны откровенно писали: «Единственная ставка, из-за которой России мыслимо бы ещё было пускаться в столь азартную игру как внешняя война», «был бы Константинополь», «но стоит вспомнить, что мы в союзе с Англией и станет ясной невозможность даже помыслить о подобном призе»[155].

Отметим, что перед Первой балканской войной линия кадетов по-прежнему не совпадала с курсом российского МИДа. В то время как министр иностранных дел России Сазонов всячески старался сохранить мир на Балканах, «Речь» в сентябре 1912 г. предлагала прекратить опеку Османской империи и предоставить балканским государствам возможность решить свой конфликт с Турцией вооруженным путем[156].

Однако очень скоро в отношениях Милюкова и российского МИДа произошёл перелом. Он наступил после поездки кадетского лидера на Балканы. Туда его, как знатока хитросплетений балканской политики, имевшего давние связи в Болгарии, пригласил американский миллионер Чарльз Р. Крейн. Американец проявлял большой интерес к славянству. В конце XIX – начале XX вв. он почти каждый год бывал в России, заводя знакомства с местными оппозиционерами. В 1903 г. по его личному приглашению в США приехал П.Н. Милюков и прочёл курс лекций в Чикагском университете. Затем Милюков ещё дважды побывал в США (1904–1905 и 1907–1908 гг.) и каждый раз встречался со своим покровителем.

Милюков и Крейн встретились в Софии и вместе совершили путешествие по Болгарии. Оно имело неожиданный финал. В районе расположения болгарских войск Милюкова с фотоаппаратом в руках задержала полиция. Однако когда его личность была выяснена, как «друг Болгарии» П.Н. Милюков был отпущен и тепло (хотя и тайно) принят болгарским царем Фердинандом[157].

Монарх думал, что в России, как и в Болгарии, между правительством и оппозицией по вопросам внешней политики существует консенсус. Болгарский царь решил использовать российского депутата в качестве курьера для передачи конфиденциальной информации первым лицам Российской империи о переговорах между болгарами, сербами и греками по поводу войны с Турцией. На самом деле партию Народной Свободы и российскую власть разделяла политическая пропасть. В 1907 г. правые кадеты (П.Б. Струве, М.В. Челноков, С.Н. Булгаков, В.А. Маклаков) едва не подверглись партийному остракизму за тайные встречи со Столыпиным[158]. Но Милюков рискнул последовать их примеру. 4 октября 1912 г. оппозиционный депутат секретно беседовал с министром иностранных дел С.Д. Сазоновым.

Эта встреча стала судьбоносной. Знания и болгарские связи лидера кадетов могли быть очень полезны МИДу. С другой стороны сам Милюков чрезвычайно интересовался вопросами внешней политики. Теперь он получил шанс прикоснуться к выработке государственных решений по балканскому вопросу и не захотел его упускать. «Речь» умерила тон и начала поддерживать линию российского МИДа[159].

«Русские ведомости» наоборот, от отстаивания европейского мира перешли к глумлению над пацифизмом. В передовице от 19 сентября 1912 г. газета ещё призывала решить балканский конфликт дипломатическим путем, называя войну неоправданной. 22 сентября 1912 г. «Русские ведомости», продолжая ту же линию, писали, что спровоцированная балканскими неурядицами европейская война грозила бы человечеству неисчерпаемыми бедствиями. Но уже 27 сентября газета выражала понимание начавшей войну Черногории и готовой выступить следом Болгарии. На следующий день С.А. Котляревский в программной статье убеждал читателей, что европейская дипломатия не должна удерживать статус-кво на Балканах[160].

День ото дня тон газеты становился всё агрессивнее. «Русские ведомости» едко высмеяли лидера французского пацифизма Эстурнель де Констана, который в личном письме осудил начавшего войну короля Николая Черногорского. Нападкам подвергся и пацифизм как таковой. Корреспондент газеты Белоруссов (Белецкий) сделал вывод о том, что «плоды пасифизма» «все с червоточинкой», поскольку они выросли «на утрированном прямолинейном культе мира, придуманном доктринерами, но эксплуатируемом по временам политиками». Автор заявил: «Мир – прекрасная вещь, но и самые лучшие предметы надо потреблять в меру и благовременно», закончив свой материал приветствием войны балканских государств против Турции[161].

Таким образом, в октябре 1912 г. вновь обозначилось несовпадение взглядов П.Н. Милюкова (теперь солидарного с российским МИДом) и большинства партии по вопросам внешней политики.

Стержень вопроса был в том, что активная поддержка славян могла вовлечь Россию в войну. И Милюков, раздраженный нападками со всех сторон, заявил, что если его ещё раз позовут на мероприятие в поддержку славян, он пойдет, «но если там начнут науськивать на войну, он вступит в резкую борьбу». Однако другой член кадетского ЦК Н.А. Гредескул сказал, что «зарекаться от войны нельзя»[162]. Также было настроено Московское отделение ЦК, включившее в свою резолюцию от 22 октября пункт о том, что «не считает возможным поддерживать мнение, что следует, какой бы то ни было ценой избегать войны»[163].

Следует подчеркнуть, что в октябре 1912 г. из великих держав война была выгодна одной Англии. Великобритания фактически санкционировала Первую балканскую войну[164]. Россия, Германия, Австро-Венгрия и Франция наоборот занимали антивоенные позиции. Таким образом, в Европе возникла новая комбинация дипломатических интересов. Как отметил тогда Милюков, «Франция ближе к Германии в стремлении к сохранению мира, чем к Англии»[165]. И председатель кадетской фракции находил совершенно правильным намерение российского МИДа действовать на Балканах в пользу общеевропейской стабильности в строгом согласии с другими державами, включая Австрию[166].

Взгляды Милюкова на проблему Константинополя и проливов теперь также совпали с установками министра иностранных дел С.Д. Сазонова. В октябре 1912 г. особое беспокойство МИДа России вызывало быстрое продвижение болгар к Константинополю. Сазонов предложил европейским державам немедленно выступить посредниками в заключение мира, сохранив Константинополь и проливы за Турцией. Но у англичан имелся свой план. Они договорились с болгарами и сербами о превращении Константинополя в вольный город и нейтрализации проливов (открытии их для военных судов всех стран)[167]. Россию это категорически не устраивало. И Милюков на заседании ЦК 12 октября, повторяя аргументы русских дипломатов, заявил, что «стоит за необходимость для России проливов», но «вопрос о ликвидации Турции ещё не наступил». При этом, подчеркнул Милюков, «России трудно довольствоваться простой нейтрализацией проливов; для неё нужны и куски территории по берегам проливов»[168].