Читать онлайн «Древнерусские учения о пределах царской власти». Страница 37

Таким образом, церковно-политические воззрения митрополита Ионы заключаются в том, что он не ограничивает власть великого князя и, вообще, всякого государя одними светскими делами, но возлагает на него задачи религиозного характера, предоставляет ему участие в делах церковных. Другими словами, он соединяет в руках князя верховную государственную и высшую церковную власть. Князю принадлежит попечение о православной вере, и он принимает участие в церковном управлении: созывает соборы, избирает и увольняет митрополитов. Во всех этих делах князь поступает согласно существующим церковным законоположениям, но его участие не всегда имеет строго определенные формы и носит иногда скорее нравственный, чем правовой характер. Эти взгляды митр. Ионы вполне сходятся с идеями повестей и сказаний, посвященных Флорентийской унии, и так же, как там, они связаны с унией только внешним образом. Взгляды эти не вызваны унией и не в первый раз высказываются в русской письменности; они тесно связаны с целым направлением политической мысли, достаточно выразившимся уже в предшествующие века, непосредственно к нему примыкают и его развивают. Развитие это выразилось в том, что права князя в области церковного управления, о которых прежде говорилось в общих выражениях, теперь, т. е. в повестях об унии и у митр. Ионы, определяются более подробно. Памятники прежнего времени говорили вообще об обязанности князя охранять церковь, и только Акиндин выдвигал его право суда над митрополитом; в повестях же и у митр. Ионы указываются, кроме этого права, еще и другие права князя: 1) созвание церковного собора и 2) участие в избрании митрополита. Сам митрополит Иона не смотрел на участие великого князя в церковном управлении как на неслыханную новость. Из всех его грамот и посланий с несомненностью вытекает, что он видел в деятельности князя в этом направлении явление вполне нормальное, освященное стародавними обычаями, а об избрании митрополита он прямо говорит, что князь действовал здесь, «нашие рускые земля обыскивая старину» [426] . Следовательно, об идеях митр. Ионы можно сказать то же, что и об идеях повестей: Флорентийская уния и падение Византии не вызвали их, а только усилили и привели к большей определенности по сравнению с идеями предшествующего времени [427] .

В истории русских государственных идей княжения Ивана III и Василия III образуют одну неразрывную эпоху Характерным для нее является то обстоятельство, что все главнейшие, наиболее выдающиеся политические учения, возникшие в это время, имели своей отправной точкой некоторые определенные вопросы, около которых сосредоточивался тогда интерес всего общества или, по крайней мере, передовой его части. Можно назвать три таких вопроса: 1) наказание еретиков, 2) монастырские имущества и 3) всемирно-историческое значение Руси. Вопросы эти можно не считать политическими в тесном смысле этого слова, но обсуждение их в литературе привело к построению целого ряда политических систем, различных по своему направлению и затрагивающих самые разнообразные политические темы.

Литература не сразу, однако, перешла к обсуждению этих вопросов. Кроме учений, дающих тон всей эпохе, можно указать за тот же период и такие, которые не принадлежали ни к одному из господствующих направлений и продолжали развивать темы, доставшиеся им от предшествующих поколений. Следы этих учений мы находим в писаниях митрополита Феодосия, митрополита Филиппа и ростовского архиепископа Вассиана Рыло.

Митрополит Феодосий , преемник на кафедре митр. Ионы, был очень деятельный пастырь. Он своими посланиями охранял православную русскую церковь от поползновений на нее киевского митрополита униата Григория, он заботился о поднятии нравственного уровня приходского духовенства, он же отстаивал начало независимости церкви и церковных учреждений [428] . В его грамоте 1463 г. в Новгород заключается запрещение новгородцам вступаться «в владычни суды, ни в которые дела». Грамота написана в то время, когда Новгород еще не подчинялся великому князю Московскому, и потому изложенное в ней учение не относится прямо к вопросу об объеме княжеской власти, но оно затрагивает этот вопрос косвенно. В грамоте читаем: «Аще ли который от тех игумен, или поп, или чернець имет отъиматися мирскими властелины от святителя , такового божественаа и священнаа правила извергают и отлучают; а кто по них имет в ступатися, того не благословляют». Очевидно, среди новгородского духовенства было стремление выйти из-под зависимости от своего владыки, и с этой целью игумены, попы и чернецы закладывались за сильных людей, может быть, за новгородских же посадников. Феодосий решительно это запрещает. Всякому клирику, который стал бы искать себе защиты у мирского властелина, он угрожает извержением из священного сана и даже отлучением, а самому властелину – неблагословением, т. е. низшей степенью церковного наказания. Этим косвенно устанавливается то начало, что мирская власть, кому бы она ни принадлежала, не может простираться на членов клира, которые навсегда подчинены в отношении суда и управления своему духовному владыке. В той же грамоте митр. Феодосий говорит и о неприкосновенности имущественных прав церкви. «А что села, и земли, и воды, и пошлины церковные, и во то посадники, и тысяцкие, и бояре Великого Новагорода не въступаются ни о чем… А вы бы мои дети, посадники и тысяцкие и бояре Великого Новагорода, не въступалися в церковный пошлины, ни в земли, ни в воды; блюлися бы казни святых правил» [429] .

Можно предположить, что такое же запрещение и с такой же санкцией митр. Феодосий выставил бы и по отношению к великому князю, если б тот вздумал посягнуть на церковные имущества и пошлины. Вопрос поставлен принципиально, со ссылкой на божественные и священные правила, а эти правила, на которые ссылался еще св. Владимир, гораздо больше направлены против князей, чем против людей менее сильных. Митрополита Феодосия следует поэтому причислить к тому направлению, видными представителями которого до него были митр. Киприан и Фотий, и которое, защищая свободу церкви, запрещает князю какое бы то ни было вмешательство в ее дела.

Те же взгляды находим и в произведениях митрополита Филиппа (1464–1473). Произведения эти, с точки зрения развития политических идей, представляют вообще значительный интерес. В них излагается известное учение о покорении власти князя, с обычной ссылкой на послание ап. Павла, но с некоторым изменением против того, как это учение излагалось раньше. О покорении князю митр. Филипп говорит в нескольких своих посланиях в Новгород, который задумал тогда, чтоб избежать зависимости от Москвы, добровольно подчиниться польскому королю. Новгородцы, следовательно, выбирали между властью великого князя и властью короля. Их нельзя было убедить одной ссылкой на то, что надо Бога бояться и князя чтить, и что всякий, противящийся власти, противится Божию повелению: они ведь не отвергали власть, а только отдавали предпочтение одной власти перед другой – выбирали ту, которую считали более для себя удобной, а так как все сущие власти от Бога учинены суть, то ясно, что, с этой точки зрения, они и не совершали никакого преступления. Поэтому мы видим, что митр. Филипп не довольствуется выписками из св. Писания и подкрепляет свое учение еще и другими соображениями. В своих посланиях [430] он старается внушить новгородцам, что измена великому князю будет вместе с тем изменой православию. Затем он разъясняет учение ап. Павла тем, что рядом с ним ставит понятие старины. «А от своего бы есте господина от великого князя, отчича и дедича , не отступали, а к латыньскому бы есте господарю не приступали… а держали бы ся есте своея старины», – пишет митрополит [431] . В другом послании он выражается еще определеннее: «И вы, сынове, смиритесь под крепкую руку благоверного и благочестивого государя Рускыхземль, под своего господина под великого князя Ивана Васильевича всея Руси, по великой старине вашего отчича и дедича, по реченному Павлом Христовым апостолом, вселеньскым учителем: всяк повинуяйся власти, Божию повелению повинуется, а противляяйся власти, Божию повелению противится» [432] . Итак, на вопрос, которая же власть от Бога, которой же власти следует повиноваться, митр. Филипп отвечает вполне определенно: от Бога та власть, и той власти надо повиноваться, которой повиновались отцы и деды, которая есть власть по старине. Несомненно, что это есть значительный шаг вперед в развитии учения о богоустановленности княжеской власти. Новое понятие, введенное в него, сильно содействовало его уяснению и дало возможность делать из него более определенные, чем прежде, выводы. В числе других мог бы быть сделан из него вывод об объеме княжеской власти. Повод для такого вывода, конечно, был. Во время второго похода на Новгород, новгородцы били челом, чтобы великий князь «дал крепость своей отчине Великому Новугороду, крест бы поцеловал »; но Иван III «отрече то: “не бытии моему целованию”». Тогда новгородцы просили, чтобы бояре целовали к ним, но великий князь и то «отмолвил»; просили, чтобы наместнику своему велел целовать, «он же и того не учинил». Взамен этого великий князь добился, что новгородцы сами целовали к нему крест, а при целовании они просили, чтобы «великие князи свою отчину жаловали, как им Бог положит на сердци , а отчина их Великий Новгород своим государем челом бьют, а все упование покладают на Бозе, да на них, на своих государех» [433] . Разница между теми условиями, о которых новгородцы мечтали, и теми, на которые им пришлось согласиться, очевидна. Летопись коротко формулирует их, когда говорит, что великий князь привел Новгород «во всю свою волю и учинился на нем государем, как и на Москве» [434] . Это было в 1478 г. Послания митрополита Филиппа писаны, правда, в 1471, в период первого похода, но едва ли может быть сомнение, что и тогда новгородцев тревожил вопрос, в каком виде представляется власть великого князя московскому обществу, и какова будет власть его у них. Митрополит Филипп имел полную возможность ответить на этот вопрос. Он мог объяснить им, какова власть великого князя на Москве, и какой она должна быть, если основание ее видеть в старине. Может быть, такой ответ и не вполне удовлетворил бы новгородцев; может быть, выводы, полученные таким путем из понятия старины, не совсем совпали бы с действительностью, но они во всяком случае были бы очень интересны. В посланиях митр. Филиппа мы их не находим. Из чувства ли политического такта или по каким-нибудь другим соображениям, но в посланиях к новгородцам он совершенно обходит вопрос о характере власти великого князя, о степени ее неограниченности.