Читать онлайн «Повседневная жизнь Греции во времена Троянской войны». Страница 23

Так кто же правил?

К 1250 году до н. э., судя по всему, повсеместно установились теократические монархии. Среди царей, о которых упоминает легенда, будь то Геракл, Беллерофонт, Мелеагр, Ясон, Тесей, Атрей, Ахилл, Диомед и т. д., нет ни одного, кто не называл бы себя сыном или хотя бы потомком какого-нибудь божества и «питомцем» Зевса. В классическую эпоху титул wanax превратился в апах — обычное наименование бога. А имя Агамемнон первоначально было эпитетом Зевса. Вполне вероятно, что, подобно владыкам Малой Азии и Египта, эти царьки пытались выдать себя за живых богов. Однако им приходилось признать, что им порой отчаянно не хватает разящей силы молнии, а узурпаторы и вооруженные захватчики присваивают титулы и власть с неменьшим успехом, чем они сами. Так кто же правил в микенских дворцах? Тот ли, кого четыре пилосские таблички называют ekeryawon и кто в списках распределения ладана и благовоний стоит выше царя, герцога и прочих сановников (Un 219), кто возглавляет список дарителей храму Посейдона, опередив представителей общины, герцога и религиозной коллегии (Un 718)? Складывается впечатление, что этот могущественный сановник с пока не вполне понятной должностью («тот, кто держит…», «тот, кто владеет…») выполняет обязанности управляющего дворцом, великого визиря и канцлера, а в отсутствие царя часто заменяет и его. Не исключено, что rawaketa, превращенный греками в la(wa)getas, «военного вождя», владелец обширных земельных угодий и хозяин многочисленной прислуги, мог устранить соперника, как это имели обыкновение делать победоносные генералы, недовольные властями или снедаемые честолюбием. Законного царя Тиринфа звали Эврисфей, но Геракл, его «кузен» и герой, не замедлил присвоить себе его трон. Подобное несчастье приключилось и с правителями Фив, Аргоса, Коринфа, Микен. Принцип разложения коренился в самом сердце этих псевдомонархий. Самой основательной причиной, объясняющей, отчего сгорели некоторые микенские дворцы, можно считать гражданскую войну.

Известно, что в эпоху архаики большинство государств возглавляли две царских семьи. Что это — наследие порядка, принятого в индоевропейских обществах, где рядом с царем-жрецом стоял царь-судья, или отголосок борьбы за власть, дошедший от микенской эпохи?

В некоторых случаях можно угадать, что реальной властью обладал не князь, не управляющий дворцом, не герцог, а класс служителей культа или даже какой-нибудь пророк. Мы уже знаем, насколько важное место занимают жречество в целом, отдельные жрецы и жрицы, священные коллегии или братства, священные рабы, храмовые привратники, распорядители церемоний, нищие служители культов и ясновидящие в бухгалтерской отчетности микенской эпохи: они выступают здесь либо как хозяева гигантских поместий, либо как пользователи приношений целого народа, либо как косвенные эксплуататоры. В Пилосе Эрифа, жрица великой богини, вступив в конфликт с советом общины, утверждала, будто собственность, которой она управляет, принадлежит божеству и, следовательно, находится в ее, Эрифы, законном и безраздельном владении. Вместе со жрицей в конфликте участвовали еще два лица, называемые wetereu и opatereu; если верить специалистам по этимологии, возможно, это гаруспик{12} и прорицатель.

До окончательного разгрома афинян на Сицилии в 413 году до н. э. прорицатели играли решающую роль в администрации государств и ведении войн. Микенцы, как и их потомки, верившие, что любое мероприятие находится в опасной зависимости от игры случая, пытались узнать и склонить на свою сторону волю богов, наблюдая за полетом птиц и пчел, агонией жертвенных животных, падением подброшенных камешков, костей и палочек. Для них хорошим прорицателем был не тот, кто ограничивался предсказанием будущего, но тот, кто, согласно гомеровской формуле, ведал настоящее и прошлое, подобно Калхасу, Тиресию, Кассандре и Манто. А потому судьбу флота, собравшегося у Авлиды, решали не Агамемнон и Менелай, два «царственных брата», не подчиненные им другие цари, а обычный прорицатель. Тиресий в Фивах был могущественнее Эдипа и Креонта. Амфиарай, прорицатель Аргоса, вел армию Семи против Фив прежде, чем стать своего рода призраком-чудотворцем.

Особняком от прорицателей стояли микенские врачи, объединявшиеся в братства, вроде Асклепидов Трикки или кентавров с горы Пелион. По меньшей мере одного человека в Пилосе называли iate, то есть целителем (Eg 146). Если целители посещали дворцы и поля битвы, как Подалир и Махаон (последнее имя, кстати, фигурирует на табличке In 658 из Пилоса), их диагнозы и прогнозы лишь в незначительной степени опирались на гадания, а главным образом — на опыт и логику. После изучения скелетов микенской эпохи у нас нет сомнений, что тогдашние врачи умели делать трепанацию черепа. Кроме того, традиция присваивает им знание лекарственных трав, умение орудовать скальпелем, делать компрессы, перевязки, пускать в ход нужные заклинания. Микенские врачи могли лечить переломы и вправлять вывихи, разбирались в достоинствах и опасностях минеральных вод. Но граница между медициной и магией часто бывала весьма зыбкой — как между царем и жрецом, Медеей-царицей и Медеей-колдуньей. Отметим лишь то, что неслучайно после разрушения Трои и Микен последнее слово осталось за Аполлоном — богом провидцев и врачей.

Все остается или, скорее, возвращается на круги своя. На протяжении долгих веков микенской истории городское общество видело растущую концентрацию власти в руках воинов (главным образом завоевателей), а не чиновников и жрецов. Воины обеспечили себе благосклонность, курение фимиама и согласие возвести их на трон со стороны жречества покоренных городов, чтобы благодаря своим ставленникам мало-помалу взять под контроль их богатство. Царь Идоменей жил в так называемом Малом Дворце Кносса, но дорога соединяла это здание и его частную молельню с большим, более древним святилищем, которое неправильно именуют Дворцом Миноса. Наличие между ними склада оружия и боевых колесниц, бухгалтерские отчеты, где слабо, а то и вовсе не различается светская администрация (кураторы, контролеры, инспекторы, интенданты и т. д.) и жреческая администрация, — все наводит на мысль о том, что в той или иной степени обожествленный царь наложил-таки руку на доходы, принадлежавшие ранее богине Рее и ее жрецам.

В Закро, Малии и Фесте крупные святилища были разрушены, но в Афинах целла{13} Афины и Посейдона стала домом-крепостью для царя, «преемника Эрехтея». Когда около 1250 года владыкам Пилоса понадобилась бронза, чтобы вооружить ополчение, они просто-напросто реквизировали металл у храмов, kako nawiyo (табличка PY, In 829). Короче говоря, микенские монархи, скорее цари-жрецы, чем жрецы-цари, превратили храмы-дворцы во дворцы-храмы.

Название «Пилос» буквально означает «Город (Величественных) Врат», что наводит на мысль о Львиных воротах у входа в Микены, а за названием этого города стоит иероглиф, который, возможно, следует читать как Ma-i-ya, Богиня-Мать. Торжественные входы Пилоса и Микен напоминают о всех пропилеях и портиках микенских дворцов: божественное все-таки предшествует мирскому и переживает его. Что осталось от стольких войн и честолюбивых замыслов? Имена собственные и память о прошлых драмах, которые будут вечно волновать воображение трагических поэтов. Во всяком случае, за пределами укреплений еще не умели говорить о политике: полис или греческий город с его людной площадью и дебатами граждан пока еще не родился. В краю героев все конфликты решались на ограниченном пространстве. Эгисф и Клитемнестра зарезали пророчицу Кассандру и царя Агамемнона в самой укромной комнате дворца. Чуть позже, аккомпанируя себе на пяти- или восьмиструнной лире, изогнутой, как лебединая шея, придворные поэты скажут, что победитель Трои погиб, словно бык на бойне, словно тунец в сетях, словно жертва на алтаре…

В теократическом государстве, где властвует сын бога, одновременно глава жречества и служитель культа, религия присутствует всюду: в обычных человеческих поступках, которые кажутся нам мирскими, светскими или нейтральными, усматривая некий архетип, божественную модель, так что и сами они совершаются либо в угоду богам, либо для того, чтобы их не прогневить. Порой люди забывают о могуществе бессмертных, пытаются их обмануть или мнят богами себя: вспомним неосмотрительного Иксиона, вообразившего, будто держит в объятиях супругу Зевса, или безумного Салмонея, который, стоя на боевой колеснице, имитировал раскаты грома, или чудовищного Тантала, предложившего богам отведать вместе с ним плоти его собственного сына. В действительности за легендами скрываются обряды инициации, культы плодородия или таинства причастия, похожие на те, что мы встречаем у других народов. Ритуалы важнее мифов, ибо последние чаще всего являются лишь их изъяснениями — запоздалыми, неточными и поэтическими. А потому, вглядываясь в обряды и особенно в праздники, мы можем наилучшим образом наблюдать за жизнью обитателей города в течение года.