Читать онлайн «Повседневная жизнь Греции во времена Троянской войны». Страница 21

В мастерской пахло рыбным клеем, смолой, варом и лаком. Как и инкрустаторы, работавшие на дом Тутанхамона, на принцев Алалаха на Оронте или Нузи, греческие мастера создавали стенные панно, мебель, ларчики, которые через много столетий археологи стали находить распавшимися на тысячи кусочков в гробницах и на развалинах дворцов. Не всегда легко разобрать смысл архивных документов Микен, Пилоса и Кносса, связанных с такой кропотливой и нестандартной работой. Наиболее любопытные из них касаются низких и раздвижных столиков, кресел и табуреточек или скамеек для ног. Лишь великие мира сего и боги имели право на сиденье, называемое троном, и на парадное ложе. Но общий термин, обозначающий всех столяров, — toronowoko, то есть «делатель тронов». Процитируем всего два списка, найденных в пилосском дворце: «Столик (из кедра?) с инкрустацией и девятью панно, отделанный перламутром, синей стекловидной пастой, электрумом и золотом; столик (из кедра?) полукруглый, отделанный слоновой костью с бордюром в виде мечей и шлемов; столик (из кедра?) круглый с девятью панно, ножками и опорами из слоновой кости, а также узором в виде спирали» (PY, Ta 642). «Кресло из эбена (точнее, альпийского ракитника, ибо насчет материала писец слукавил. — П.Ф.) с золотыми аппликациями в виде птиц; скамейка, инкрустированная мечами из слоновой кости; эбеновое кресло с аппликациями из слоновой кости по краю, представляющими фигурки диких зверей, человека и коров; эбеновая скамеечка, украшенная мечами из слоновой кости» (PY, Ta 707).

Естественно, что редкие породы дерева, слоновая кость, лучшие самоцветы и большинство драгоценных материалов привозилось из Сирии и Малой Азии. Если мастер — художник, работа его становилась стократ ценнее, а после его смерти шедевр приписывали герою и даже богу.

Знатные дамы в корсажах и юбках-штанах с оборками и господа в набедренных повязках и туниках разгуливали, с головы до ног увешанные драгоценностями. Волосы, шеи, уши, запястья, пальцы — все сверкало. Фибулы и заколки, пряжки в форме розеток скрепляли плащи и одежды. Распущенные или заплетенные волосы украшали ленты, гребни, диадемы, длинные заколки. У каждого была печатка из халцедона, агата или хрусталя, своего рода второе «я», личная печать и талисман одновременно. Поскольку изображенные там сцены имели символическое значение, стало быть, ювелиры и камнерезы дворца не знали отбоя ни от работы, ни от клиентов. Но больше всего заказов получали резчики по слоновой кости. Они не только предоставляли столярам гравированные или рельефные пластинки, дабы украсить кузов боевой колесницы, спинки ложа, столы, кресла, лари, шкатулки, скамеечки и всевозможные ларчики из тех, что знатные господа имели обыкновение дарить гостям на прощанье. В руках мастера слоновая кость превращалась в кружево, всякого рода амулеты, ручки зеркал, столики для игры вместе с шашками, костями и бабками, круглые коробочки и статуэтки, а также в головы, руки, ноги, волосы, приклеиваемые или прикрепляемые шипами к огромным позолоченным статуям.

В мастерской микенского резчика на самом светлом месте лежали семь бронзовых инструментов: маленькая пилка, три резца (один — с изогнутым лезвием), напильник, щербатка (своего рода цилиндрическая терка), бурав. Режущая часть делалась из осколка обсидиана, стекловидной лавы, привозимой с Милоса и Гиали. Материал для обработки — зеленоватая, белая или желтая слоновая кость — главным образом доставлялся из Сирии: стада слонов жили по берегам Оронта еще в VIII веке до н. э. Однако мастер не отвергал и бивни египетских слонов, зубы гиппопотамов, равно как клыки греческих кабанов.

Пилкой мастер вырезал из erepa (по-гречески — elephas) настолько ровный цилиндр, что казалось, будто его отсекли металлическим инструментом. Потом на внешней поверхности вырезали, к примеру, дикого быка на фоне леса, сбивающего охотника с ног. Внутреннюю часть основания мастер прорезал так, чтобы на шипах прикрепить круглое дно. К верхней части приделывалась резная крышечка. По желанию клиента изделие можно было полдня подержать в уксусе или квасцах, а затем окрасить в пурпурный цвет или вызолотить. Иногда художник тончайшим песком или вулканическим порошком тщательно сглаживал мельчайшие неровности и долго полировал кость тампоном, покрытым мелом. Сюжеты он заимствовал из животного и растительного мира своей страны, а около 1250 года до н. э. — также из образного ряда Милета, Сидона и Кипра, где процветали соответствующие мастерские. Изображались встречи со сфинксом, битвы со львами и грифонами, львы, раздирающие на части быка или человека. Чуть позднее фигурки микенских воинов из слоновой кости начали вдохновлять художников Сирии и Палестины. Но почему в те времена слоновая кость пользовалась такой популярностью? С точки зрения грека, она была не столько предметом роскоши, сколько чувствительной, свежей, благотворной материей, дающей наиболее точное представление даже о плоти небожителей: ослепительная на свету и матовая в тени, плотная и в то же время пронизанная сетью мельчайших прожилок, почти не подвластная времени, она, как и золото, словно бы создана для статуй богов. Мне припоминается увенчанная диадемой голова, которую нашли в одном из сакральных помещений микенского акрополя. Похоже, это тонкогубое лицо с «воловьими» глазами принадлежало статуе богини Реи. Вспомним заодно и легенду о воскрешенном герое Пелопсе и его плече из слоновой кости. Обладание этой реликвией — одно из условий взятия Трои. А у богинь и женщин, коих хотели изобразить особенно прекрасными, кожа уподоблялась слоновой кости: «Стройный ее возвеличился стан, и все тело нежнее, чище, свежей и блистательней сделалось кости слоновой» («Одиссея», XVIII, 195–196).

Часто говорят о профессии, если не о классе или касте писцов. Но ни в одном из четырех тысяч глиняных документов, которыми мы располагаем и большинство которых суть черновики и текущие заметки, название таковых вообще не упоминается. По-видимому, само это занятие было чуждо микенской цивилизации. В ахейской Греции, как и в Древнем Китае, любой грамотный человек, даже если он был чужаком, мог рассчитывать на теплое местечко среди дворцовой или храмовой администрации. Высшие чиновники, судя по всему, были сплошь грамотными. Они составляли счета и готовые отчеты на непрочном материале вроде льняной ткани, пергамента, лыка или коры. По меньшей мере десять, а может, и двенадцать сановников контролировали поступление и расход сырья и готовых изделий, составляли списки конюшен, лавок и погребов, подсчитывали арендную плату и долги, устанавливали перечень того, что подлежало обложению налогом, и размеры последнего, устраивали перепись населения и вели счет поголовью скота, распределяли работу между работниками и работницами и, наконец, с легкостью разбирались в сложной системе единиц мер и весов. В одном Кносском дворце около 1300 года до н. э., по-видимому, существовало не менее сорока различных «контор». В самом деле, бухгалтерские документы знакомят нас со множеством узкоспециализированных чиновников: надзирающий за смоковницами (opisuko), надзирающий за плодами земли или злаками (opikapeeu), интендант по меду (meriduma), смотритель лавок (opitekeeu), начальник смесей (mikata), весовщик (mezana), оружейник (etowoko), хранитель священных кож (?) (dipteraporo — буквально «носящий кожу или плащ»), зажигающий огонь (pukawo) и его многочисленные помощники, помощник смотрителя (poroduma). Над ними стояли люди, тоже, очевидно, умевшие писать, ибо они получали и передавали письменные приказы: куратор (korete) и прокуратор (porokorete), а в провинциях — региональный интендант (atomo) и региональный администратор (damokoro).

Ясно, что эти последние сановники (qasirewiyote) отличались от перечисленных ранее великолепием одежд, особыми знаками достоинства, образом жизни и даже питанием. Региональному контролеру, скажем, довольствие выплачивалось свиньями. Кураторы и прокураторы получали разную плату в зависимости от того, в чем в тот момент государство испытывало более острую нужду — в металле или льняных тканях. Некоторые служащие, наделенные весьма загадочными обязанностями, имели право избавлять своих подчиненных от тех или иных повинностей. Так, esareu (вероятно, управляющий) по имени Кевпод освободил несколько поселений на юго-западе Пилоса от внесения налога льном или льняными изделиями. Аналогичными прерогативами обладал wateu (возможно, сборщик налогов) на сданных в аренду землях. Другие чиновники не были привязаны к определенному месту, например, akero (по-гречески — angelos) — вестник, посол и karuka — священный вестник. Но что сказать о padeu, padeweu, padayeu и многих других, упоминаемых в документах всего два-три раза? За неимением лучшего ученые трактуют эти должности как имена собственные, хотя слова вроде amotere и ereutere, скорее, обозначают должности комиссаров, инспекторов, уполномоченных, сборщиков налогов.