Читать онлайн «История Польши». Страница 61

Изображая саксонскую эпоху в мрачных тонах, следует все же избегать преувеличений. Страна выходила из разрухи, без сомнения, медленными темпами; ничто не свидетельствовало об ускорении развития. Однако свидетельства об образе жизни, известном нам по весьма критичным дневниковым заметкам и воспоминаниям путешественников, страдают односторонностью. Польшу и ее жителей одни авторы сознательно изображали как варваров, другие же ее просто не понимали. Разруха начала XVIII в., неоднократные акты произвола со стороны чужих армий весьма болезненно сказались на положении шляхты, но ей удалось довольно быстро восстановить если не прежний уровень жизни, то, по крайней мере, чувство удовлетворения своей жизнью. Военные поражения сыграли важную роль в ускорении процессов имущественного расслоения этого социального слоя. Шляхетское сословие стало распадаться. В саксонскую эпоху между магнатами, которые сравнялись в своем положении с немецкими имперскими князьями, и средней шляхтой возникла пропасть, и не только имущественная. Магнаты, как в собственных резиденциях, так и в столице, стремились вести светский образ жизни; они могли придерживаться разных политических предпочтений, но со временем все более тяготели к космополитизму.

Магнатское влияние распространялось, в первую очередь, на ближайшее окружение: не только на их двор, но и на многочисленных приспешников. Однако основная масса средней шляхты продолжала, как и прежде, жить в деревенской атмосфере и придерживаться архаичных взглядов на жизнь. Ее привязанность к характеризующим Речь Посполитую ценностям была основана, скорее, на инстинкте, чем на разуме. Особого внимания заслуживает безземельная шляхта-голота (голытьба), которая в саксонскую эпоху стала весьма многочисленной, и именно из ее рядов рекрутировались сторонники всех магнатских партий. Слабое государство не обеспечивало разорившейся шляхте средств к существованию; не предоставляли ей этих средств и города. И только после первого раздела Польши у безземельной шляхты появилась перспектива, с одной стороны, заняться интеллектуальным трудом, а с другой — пополнить ряды мещанского сословия. Образ Речи Посполитой перед разделами лучше всего передает портрет магната в окружении безраздельно преданной ему клиентелы. Гораздо меньше внимания уделялось тому слою общества, который хотя и не смог осуществить своих благородных порывов, но все же был способен на них.

Нельзя отрицать, что состояние умов средней шляхты оставляло желать лучшего. Свидетельством этому служат заседания сеймов и съезды трибуналов, во время которых шум речей смешивался с готовностью уступить магнатской интриге. Даже такие непреклонные представители шляхетского сословия, как Тадеуш Рейтан,{92}готовые отдать собственную жизнь во имя Отечества, принадлежали к той же прослойке, что и те, более многочисленные шляхтичи, которые срывали заседания сейма ради чужой интриги или личной выгоды магната. Иногда это были одни и те же люди. Можно утверждать, что лишь этот слой, который проживал в своих имениях и уже успел отвыкнуть от оружия и придерживался архаичных взглядов, был готов встать на защиту своей идентичности. В действительности он защищал лишь собственные иллюзии, но это уже другой вопрос. Ему не хватало понимания связи между сословным интересом и интересом государственным, не хватало образованности — не в смысле широко понимаемой эрудиции, но в смысле знания окружающего мира и патриотического воспитания. И в саксонскую эпоху не было недостатка в образованных людях, побывавших за рубежами Польши, но образованность тогда еще не влияла ни на состояние нравов в обществе, ни на развитие патриотических чувств.

Сведя на нет попытки укрепить престол, шляхта сочла свою задачу выполненной и не приняла близко к сердцу претензий Петра I. Уже тогда складывалось столь распространенное впоследствии мнение, что Европа заинтересована в сохранении статус-кво в Польше и что нет лучшего спасения для Речи Посполитой, чем царящее в ней «безвластие». Поэтому общество не проявило большого интереса к последующим инициативам короля. Венский трактат 1719 г., имевший ярко выраженный антироссийский характер, должен был ограничить влияние сторонников гетманской партии. Направленное против этого прусско-русское сближение означало укрепление принципа незыблемости институтов Речи Посполитой, особенно тех, которые препятствовали исправному функционированию сейма. Сейм 1719 г. был сорван. Когда все политические силы Речи Посполитой предпочли встать на сторону Петра, а не Августа II, последний вернулся к своей идее разделов Польши как к возможности закрепить принцип наследования престола.

Эти планы зрели уже давно, но всерьез их никто не рассматривал. В тот момент замыслы Августа противоречили русской концепции усиления контроля над Речью Посполитой, поэтому правительство России стремилось к тому, чтобы совместно с другими государствами гарантировать сохранение польской анархии. Такой союз Петр I заключил в Потсдаме с Фридрихом Вильгельмом (17 февраля 1720 г.), а потом аналогичные акты подписывались со Швецией в 1724 г., с Австрией в 1726 г. и снова с Пруссией в 1730 г. Самое принципиальное значение имел трактат Левенвольда (1732), получивший название «союза трех черных орлов»; он отстранял от польской короны как представителя Саксонской династии, так и Лещинского, закреплял принцип свободной элекции, liberum veto и внутреннюю дезорганизацию Речи Посполитой.

Независимо от изменчивых и династически обусловленных намерений короля союз с Саксонией мог быть для Польши полезен. Усиление власти монарха, гарантия территориальной связи с Саксонией через земли Силезии — все это могло способствовать оздоровлению общественной жизни и укреплению экономики. Но эту перспективу всерьез не рассматривали, а поэтому у нее не было шансов на реализацию. Различные группировки магнатов в собственных интересах срывали все намечавшиеся абсолютистские притязания Августа II и какие-либо попытки осуществить более тесную польско-саксонскую унию. Им в этом помогали европейские монархии: Швеция, Австрия, Франция и Россия, хотя каждая из них преследовала при этом свои цели.

К моменту смерти Августа II (1 февраля 1733 г.) Речь Посполитая оказалась в глубоком кризисе. Она была не способна не только действовать, но даже мыслить о собственном спасении. Казалось, что ее граждане охвачены равнодушием и апатией ко всему, что не совпадало с их личными интересами. Эти пессимистичные выводы подтверждает процедура королевской элекции, во время которой столкнулись Лещинский и саксонский курфюрст. Лещинский выиграл и был избран королем 12 сентября 1733 г.

Но для подавления противников сил не хватило, а обещанная Францией поддержка ограничилась лишь денежной субсидией. Вена и Петербург поддержали саксонскую кандидатуру деньгами и военной силой. Август III был избран 5 октября 1733 г. ценой передачи Курляндии Бирону, фавориту русской императрицы Анны Иоанновны, и взял власть в свои руки благодаря быстрому и успешному военному вмешательству. Не первый раз в истории польской короны она досталась тому кандидату, который действовал быстрее. Сторонники Лещинского не сумели организовать действенный отпор, а созданная вокруг Лещинского Дзиковская конфедерация имела значение лишь постольку, поскольку провозгласила лозунг независимости государства. Война за польское наследство приобрела характер европейской политической интриги, в которой интересы самой Речи Посполитой в расчет не принимались. Только Гданьск, героически защищавший короля Станислава, видел пользу от союза с Речью Посполитой и морскими державами, имея все основания опасаться агрессии со стороны Пруссии. Город капитулировал в мае 1735 г. Франция, решив свои проблемы на Рейне, вынудила Лещинского отречься от престола (26 января 1736 г.). Последующие тридцать лет он жил в Лотарингии,{93} и благодаря его посредничеству Польша приобщалась к достижениям французской культуры. В самой же стране, начиная с сейма 1736 г., начался период острого противостояния различных партий.

Правление Августа III (1736–1763) ознаменовано борьбой многочисленных магнатских группировок, которые различались составом и политической ориентацией. Это противостояние совершенно парализовало сейм и монарха, не принеся, впрочем, устойчивого перевеса ни одной из сторон. Силы, объединенные вокруг руководивших политикой придворных фаворитов Генриха Брюля (с 1738 г.), а затем Ежи Мнишека (с 1758 г.), никаких политических программ не сформулировали, заботясь исключительно о собственной карьере. Двор не выработал никакой целостной внутренней политики, кроме стремления закрепить наследование польского престола за представителями династии Веттинов. Этому служила и раздача должностей, за которые велась ожесточенная борьба. Противниками двора были как «республиканцы», которых также называли гетманской партией, так и сторонники реформ, называвшиеся «Фамилией». В числе первых первостепенную роль играли роды Потоцких, Радзивиллов и Огинских; вторые объединились вокруг динамичного рода Чарторыских. Последние в своем стремлении к возвышению и власти считали необходимыми изменить как процедуру заседаний сейма (упразднить liberum veto), так и порядок отправления власти (создать эффективное правительство, которое регулировало бы экономическую жизнь в стране). «Фамилия», по сравнению с республиканской оппозицией, придерживалась, безусловно, более передовых взглядов и имела хоть какую-то программу. Однако на практике противостоявшие друг другу партии старались, в первую очередь, добиться влияния на двор и дать отпор своим противникам. После избрания Августа III «Фамилию» потеснили, что усилило в итоге ее пророссийскую ориентацию. Республиканцы обладали преимуществом до 1743–1744 гг., но затем, в результате изменений политических предпочтений Дрездена, к власти пришли Чарторыские. Борьба на сейме 1744 г. перечеркнула возможность проведения финансовой и военной реформ. В последний период правления Августа III получила перевес партия гетманов, называвшаяся также патриотической партией. Все это время обе стороны срывали сеймы, поэтому общественно значимые проблемы так и не получили никакого решения. В условиях, когда закон уступал силе и подкупу, не было ничего удивительного в том, что шляхта охотно прислушивалась к агитации против увеличения налогов на военные нужды.