Читать онлайн «Украинский национализм: ликбез для русских, или Кто и зачем придумал Украину». Страница 96

Как уже упоминалось, в украинском движении фактически отсутствовало правое крыло, что обусловило его некоторую однобокость и отсутствие выбора между вариантами пути или разными «украинскими проектами». В 1918 г. гетман Скоропадский только нащупывал путь украинской «правой», а вот его обоснование и четкая формулировка — это заслуга одного из выдающихся украинских мыслителей, этнического поляка Вячеслава Липинского (1882–1931).

Он происходил из польского волынского шляхетского рода, но с гимназических лет был полон украинского патриотизма. Его мотивация была достаточно простой: есть украинская земля, и все, кто на ней живет, определенным образом ей обязаны. Этот долг подразумевает и поддержку устремлений украинского народа, независимо от национальности и вероисповедания. Эта идея называлась «территориальный патриотизм», и уже в зародыше она несла коррекцию идеи этнической нации в пользу нации политической или нации гражданской. Липинский на себе испытал «сдержанное» отношение украинского политикума, имевшего социальную и национальную природу. Он был поляк и католик, и что еще хуже — помещик. И, что совсем печально, не собирался за все это каяться перед народом. Для него было естественным, что его долг потомственного шляхтича-землевладельца — вести свое хозяйство, делать его эффективным (для этого он получал хорошее аграрное образование в Кракове, а еще у него было образование историческое (там же) и социологическое (в Женеве)), давать работу крестьянам и соответственно ее оплачивать. Как поляк и католик, он не мог испытывать социальную неприязнь к польскому шляхетскому классу, доминировавшему на Правобережье и Волыни, и не мог изменить своим искренним отношениям с Богом (ибо был верующим). Он видел свою почетную обязанность в том, чтобы привлечь к украинскому движению «украинцев польской культуры», на что и направлял свои усилия историка. Он показывал, какую роль сыграла шляхта в Хмельнитчине, и считал, что приходит время опять исполнить свой долг перед Украиной. Однако его идеи не получили поддержки среди украинских поляков, а для украинского движения он был чужд по уже названным признакам. Очевидно, эта ограниченность возможностей в сфере тех идей, которые были ему симпатичны, не радовала его. И он приспосабливался к реалиям: под руководством Грушевского занялся глубже историей, воздерживался от проявления своей консервативной социальной позиции: поколение крестьянских сынов, ушедшее в подготовку украинской революции, скорее бы бойкотировало его, если бы он повел себя иначе. Пример самостийника-украинца Михновского — показателен.

Вячеслав Липинский был самостийником: для него как для поляка, знающего судьбу своей исторической родины, желание отдельного народа стать независимым и создать свое государство было естественным. Поэтому он не мог стать автономистом, как подавляющее большинство тогдашних «сознательных украинцев». Его сдержанное отношение к России никогда не проявлялось в форме ненависти или русофобии: он спокойно рассматривал варианты союза и сотрудничества. Просто он очень сильно отличался от своих украинских соратников тем, что мыслил национальными интересами, а не политическими догмами (тогда социалистическими). Человек огромной эрудиции и глубоких знаний в общественных науках, он не мог воспринимать западную интеллектуальную и политическую моду как священное писание — он знал гораздо больше этих «мод» и «веяний», чем его украинские соратники, занявшие в политическом спектре очень узкую левую нишу, которая и стала вскоре могилой для попытки украинской государственности.

Вячеслав Липинский

Дмитро Донцов

В начале 1910-х гг. мысли Липинского кружились вокруг ожидаемой всеми общеевропейской войны, где, как было очевидно, сойдутся две империи, имеющие в своем составе украинцев: Австро-Венгерская и Российская. Он думал, что в результате войны украинский вопрос может разрешиться в пользу одной из сторон, которая без политических уступок будет не в состоянии «потянуть» все объединенное украинство. Почему бы тогда не легитимировать Украину в пределах какой-то из империй путем «секундогенитуры» — то есть приданием украинского гетманского достоинства кому-то из вторых сыновей Габсбургов или Романовых? и империя не страдает, и Украине — польза. Он не знал тогда, что многонациональные монархии вскоре разлетятся в щепки, но вряд ли это существенно изменило бы его позицию — ведь Липинский исходил не из политической моды, а из определенных, очень четких политических принципов. В их числе всегда была мысль о том, что любое политическое новообразование, каким бы, несомненно, стала Украина, должно иметь историческую легитимацию — узаконение, обоснование традицией, историей, а чисто украинская традиция как государства — это определенно гетманская традиция (Русь Липинский не относил ни к русским, ни к украинцам, а к варягам; в этом забавное совпадение его представлений с простонародными, для которых были только «казаки и гетманы»).

Поэтому Липинский считал основной причиной Руины XVII в. неудачу внедрения наследственного принципа в гетманство Хмельницкого: когда есть один единственный наследник гетмана, то соратники этого гетмана скорее будут ему служить за должности, а не драться между собой за титул высшего суверена, отдаваясь за тридцать сребреников врагам-соседям. Вспомним пример Смуты в Московском царстве: государство стабильно, когда не провозглашает себя государем кто ни попадя, а избирают одного, пусть и «тишайшего», Романова, — но зато сам факт его существования и статуса охлаждает «горячие головы» из мощных боярских кланов. Они борются между собой за влияние на государя, но не за трон. Посему государство гораздо более стабильно, чем Гетманщина, где для карьеры не было ограничений по вертикали. Озадаченные Смутой (неясностью) бояре, избрав Михаила Романова, выбрали для себя «клетки», ибо стабильность для них была важнее свободы возможностей; в украинском же менталитете в XVII в. победила более анархичная и индивидуалистическая составляющая, которая и похоронила, при помощи России, украинскую государственность.

Но эти мысли Липинского оставались только мыслями. В Первую мировую он исполнил свой дворянский долг в кавалерии, отслужив в российской армии в трагическую восточно-прусскую кампанию 1914 г. Потом он был отправлен в запас, поскольку подлеченный до войны туберкулез снова обострился. Так он и встретил, в Лубнах на Полтавщине, в запасном полку, революцию 1917 г. По весне он становится одним из организаторов партии «хлеборобов» (единственной украинской партии, в названии которой не было слова «социалистическая»). Попытки помочь Центральной Раде не были встречены с симпатией (он ведь помещик!), место для Липинского нашел только гетман Скоропадский. Он стал послом Украины в Вене — столице второго по значению партнера Гетманата. Исполняя в меру сил и способностей свою дипломатическую работу, Липинский по своему желанию ушел с должности летом 1919 г., съездив пару раз в Украину и увидев тот хаос, который был в правление Директории. Ему суждена была эмиграция, где он и формулировал в печати, несмотря на все более тяжкую болезнь, свои исторические и политические соображения, время которых явно пришло потому, что «левая» украинская альтернатива потерпела сокрушительное поражение.

В 1919 г. он начал писать свою главнейшую работу — «Письма к братьям-хлеборобам: об идее и организации украинского монархизма», над которой работал потом на протяжении шести лет. На Украине еще продолжались бои, а Липинский уже начал анализировать причины постоянных неудач украинских правительств во время войны; осмысляя особенности украинского национально-освободительного движения, уже тогда он начал искать идейные и мировоззренческие основания для нового возрождения и дальнейшего реванша. Он приходит к выводу, что главная причина неудач Центральной Рады и Директории — это невозможность объединить все социальные слои и этнические группы украинского общества для борьбы за независимость и государственность. Социалистическая интеллигенция (разбитая на многочисленные партии), которая взяла на себя дело репрезентации интересов украинского народа, не смогла сформировать социальную базу национального движения по причине узкосоциалистического доктринерства, исповедования идеи классовой борьбы и этнического национализма. В качестве альтернативы Липинский избирает политику Украинской Державы гетмана Скоропадского, которая, несмотря на все свое несовершенство, все же представляла собой пример конструктивной государственной работы. Он постулирует необходимость создания украинской консервативной доктрины и объединения вокруг нее широких кругов украинской эмиграции. По своему характеру это образование должно было быть не традиционной партией, а классовой организацией (прежде всего земледельческого класса), так как именно межклассовый компромисс в условиях сильной власти должен был стать предпосылкой национальной консолидации — нужно было дать не только пролетариям, но и земледельцам свое «классовое сознание». Другим важным основанием стабильности украинской государственности должна была быть «трудовая монархия», которая, по мнению Липинского, обязана стать залогом законности и стабильности через воплощение в династии исторической традиции.