Читать онлайн «Украинский национализм: ликбез для русских, или Кто и зачем придумал Украину». Страница 92

По своим признакам Гетманат Скоропадского вполне отвечает чертам многочисленных европейских авторитарно-консервативных режимов, со всеми их преимуществами и недостатками. В исторических условиях Второй мировой войны ближайшим аналогом Гетманата Скоропадского была власть маршала Петена в оккупированной немцами Франции. Но с поправкой, что перед этим Франция проиграла войну, а не пригласила немцев в качестве союзника. Однако на пути часто скользких исторических аналогий нас должно и кое-что останавливать, а именно — короткий срок правления гетмана, который не позволил развиться и развернуться всем внутренним политико-правовым тенденциям его режима, показать, к чему же действительно стремился П. Скоропадский. Гетман официально руководил страной «до выборов Сейма и начала его работы». Опять-таки сложно окончательно установить характер и перспективы видоизменения статуса единоличной власти гетмана — в пользу личной диктатуры с национальной окраской, в пользу президентства или в направлении конституционной монархии.

Уместно согласиться с точкой зрения историка Тараса Андрусяка, что необходимо разграничивать Украинское гетманское государство 1918 г. и идею Украинской наследственной Монархии в форме Гетманата, которая была выработана уже потом, в 1920-х годах. Да, действительно, не Скоропадский основал в эмиграции гетманское движение; он на обычных основаниях вступил в ноябре 1921 г. в созданный годом раньше Вячеславом Липинским Украинский союз хлеборобов-государственников. Липинский в то время боялся, что Скоропадский «недостаточно реакционен, что он демократ… Он не соглашается стать наследственным гетманом, а нам нужна монархия, так как после смерти гетмана снова начнется агитация, борьба партий, т. е. руина».

В 1918 г. спасением для гетмана мог бы стать какой-нибудь консенсус организованных украинских национальных политических сил, но этого не случилось. С другой стороны, он мог бы избегнуть обращений за политической поддержкой к украинским левым, если бы его режим имел крепкую социальную базу. Планы Скоропадского в этом направлении известны: опора на мелких земельных собственников-казаков, которые бы стали социальной и военной основой Гетманата. Но эту опору еще надо было сформировать, фактически создать при помощи аграрной реформы и восстановления казацкого сословия. А на все это, опять-таки, требовалось и время, и возможности, и люди, — но времени, возможностей и людей у гетмана было маловато. Гораздо более реальными были реквизиции продовольствия, проводимые австро-германцами.

«Одна из главных моих ошибок, — писал со временем Скоропадский, — была вызвана тем, что мое появление на должности гетмана произошло совсем не планомерно, а почти внезапно для меня самого, и что перед принятием власти у меня не было людей, с которыми бы объяснился, которые бы разделяли мои убеждения, которые бы доверяли мне, а я целиком им… Гетман, прежде чем приступить к выполнению своих обязанностей, по-моему, должен был подыскать себе людей, из числа наиболее соответствующих, на должности министров, объясниться с ними по всем коренным вопросам и лишь тогда идти на дело».

Со временем, имея уже позади горький опыт 1918 г., гетман употреблял театральные аналогии в адрес украинских левых политиков:

«Все поколения нынешних украинских деятелей воспитаны на театре, откуда произошли любовь ко всякой театральности и увлечение не столько сущностью дела, сколько его внешней формой. Например, много украинцев действительно считало, что с объявлением в Центральной Раде самостоятельной Украины Украинское государство является свершившимся фактом. Для них украинская вывеска была уже чем-то, что они считали незыблемым».

Ход событий 1917–1920 гг. слишком досадно для украинцев доказал его правоту. В этом смысле консерваторы типа Дмитра Донцова и немногочисленные представители партии «хлеборобов» были намного более конструктивными. Отношение гетмана и того же (известного потом как идеолог украинского национализма) Донцова к перспективам культурных отношений с Россией в ряде аспектов не имели принципиальных отличий, несмотря на давнюю «русофобию» Донцова и «русофильство» Скоропадского. Если не принимать во внимание межгосударственный аспект, то они понимали их в смысле конкуренции культур. Донцов писал: «Не знаю, может, когда-то зайдет речь о каком-то нашем отношении к России, но не теперь, а тогда, когда свою культуру разовьем. Это дело разве что наших детей, и внуков». Вместе с тем гетман делал такие замечания: «Даже в кругах университета Св. Владимира была такая мысль, что теперь следует подтянуться, поскольку все то украинство, которое раньше было, — это была оперетка, а теперь оно идет вглубь. Я лично исповедую в этом отношении полную свободу. Пусть будет борьба двух культур, это область, где насилия не нужно».

Скоропадский хотел видеть Украину, «покрытую лишь одними мелкими, высокопроизводительными, собственными хозяйствами, которые продают свеклу сахарным заводам, которые уже все стали акционерными, причем заводы должны были иметь и часть капитала в мелких акциях, чтобы более степенные и культурные земледельцы-собственники могли их приобрести». В перспективе социальной базой Гетманата должна была стать прослойка мелких и средних земельных собственников, которые образовали бы воскрешенное казацкое сословие, национально сознательное и экономически крепкое.

Начало осени 1918 г. показало, что Скоропадский уже перестал поспевать за событиями. В ряде мероприятий нужно было спешить, чтобы достичь стабилизации режима. Прежде всего — аграрная реформа, строительство армии, изменение Кабинета Министров более действенным. Трудно однозначно сказать, было ли это промедление результатом колебаний гетмана, вынужденного реагировать на позиции, влияние и взаимоотношения абсолютно противоположных по своим ориентирам политических сил (украинских социалистов, хлеборобов, пророссийских кругов, немцев, помещиков, взбунтовавшегося крестьянства), или же результатом противодействия немцев и австрийцев (в частности в военном вопросе). Впрочем, благодаря последним удалось даже получить под украинский контроль корабли Черноморского флота — правда, гетману это мало помогло.

Кризис стал явно ощутимым в начале ноября, когда революции в Германии и Австро-Венгрии лишили гетмана реальной военной поддержки союзников; а страны Антанты, недооценив консервативный характер власти Скоропадского в условиях борьбы с большевизмом, отказались вступить с ним в приязненные отношения, считая его «немецкой марионеткой». Такая риторика с их стороны вызывалась еще и тем, что они уже сделали ставку в России на Деникина, для которого никакой Украины не могло быть. Правительство гетмана оказалось одиноким в конфликте и с враждебным крестьянством, обиженным возвратом помещиков и хлебными реквизициями немцев, и с украинскими левыми партиями, которые сначала образовали оппозиционный Национальный союз, а потом повстанческую Директорию, и с русскими монархистами, которые ощутили поддержку общероссийского дела со стороны Антанты. Федеративная грамота, провозглашавшая под финиш правления гетмана очередное присоединение к России на федеративных началах, не только окончательно оттолкнула от него украинских левых (которые, впрочем, не особо нуждались в объяснениях по поводу патриотизма Скоропадского — гетман все время им не нравился, они просто ощущали его чужим); значительная часть патриотов умеренных взглядов почувствовала себя обманутой.

В октябре-ноябре 1918 г. революции в Германии и Австро-Венгрии остановили Первую мировую войну. Это решило судьбу режима гетмана, поскольку немцы и австрийцы так и не позволили ему создать свои вооруженные силы. В начале декабря его сменяет Директория УНР (о которой ниже). Для народов Австро-Венгрии революция создала перспективы новых стартов, когда каждый мог проверить, насколько успешно была проделана работа за время национального возрождения ХІХ в. Это уже потом, через несколько десятилетий, после мрачных страстей межвоенного периода и Второй мировой, этнических чисток, передвижений границ, немецкой и советской оккупаций, многие с ностальгией вспомнят Дунайскую монархию. А тогда, в конце 1918 г., все занялись государственным строительством, по мере своих сил и возможностей. Получилось у поляков, чехо-словаков, словенцев и хорватов (угодивших в югославянское государство). Украинцам Австро-Венгрии, как и на руинах Российской империи, удержаться не получилось.

Республика галичан

Украинские пулеметчики охраняют львовскую ратушу во время борьбы за город в ноябре 1918 г. Падение Австро-Венгрии столкнуло украинцев и поляков Галиции лицом к лицу в борьбе за свои новые государства. Каждый видел Львов своим и родным.