Читать онлайн «Исследование истории. Том I: Возникновение, рост и распад цивилизаций.». Страница 26

Если мы подвергнем эту теорию дальнейшей проверке, исследовав зоны, сходные с долиной Нила, наш опыт окажется аналогичным.

Нижняя долина Нила является, так сказать, «курьезом» в пейзаже Афразийской степи. В Египте такой же сухой климат, как и в окружающей его огромной зоне, но у него есть исключительно ценное качество — неисчерпаемые запасы воды и ила, обеспечиваемые великой рекой, берущей начало далеко за пределами степи в зоне, обильной дождями. Творцы египетской цивилизации использовали это преимущество для создания общества, резко контрастирующего с кочевым образом жизни по обе стороны от него. Но является ли в таком случае особое окружение, сложившееся в Египте благодаря Нилу, позитивным фактором, которому египетская цивилизация обязана своим происхождением? Для доказательства этого тезиса мы должны продемонстрировать, что во всякой другой отдельно взятой зоне, где существует окружающая среда нильского типа, независимо возникнет подобная же цивилизация.

Данная теория выдерживает испытание в соседней зоне, где требуемые условия выполняются, а именно в нижней долине Евфрата и Тигра. Здесь мы находим и аналогичные природные условия, и аналогичное общество — шумерское. Но теория терпит неудачу в гораздо менее протяженной, но более схожей долине Иордана, где никогда не было цивилизации[154]. Возможно, она не выдерживает испытания и в долине Инда — в том случае, если мы правы, высказывая догадку, что индская культура была занесена туда в готовом виде шумерскими колонистами. Нижнюю долину Ганга можно исключить из проверки как чрезмерно влажную и тропическую, а нижние долины Янцзы и Миссисипи — как чрезмерно влажные и умеренные. Однако даже самый придирчивый критик не может отрицать, что условия, которые предлагает окружающая среда в Египте и Месопотамии, предлагают и долины рек Рио-Гранде и Колорадо в Соединенных Штатах. Под руками современного европейского поселенца, снабженного средствами, которые он принес с собой с той стороны Атлантики, эти американские реки совершили чудеса, какие Нил и Евфрат совершали благодаря египетским и шумерским инженерам. Но этому волшебству Колорадо и Рио-Гранде никогда не научили народ, несведущий в том, чему уже давно научились в других частях земного шара.

Этих примеров будет достаточно, чтобы показать, что фактор окружающей среды не может быть позитивным, являющимся причиной существования «речных» цивилизаций. Мы убедимся в этом выводе, если взглянем на несколько иное окружение, породившее цивилизации в той, а не в другой зоне.

Андская цивилизация возникла на высоком плоскогорье, и ее достижения резко контрастировали с той первобытной дикостью, что скрывалась ниже в амазонских лесах. Не явилось ли, в таком случае, плоскогорье причиной того, что андское общество обогнало своих первобытных соседей? Прежде чем согласиться с этой идеей, мы должны взглянуть на ту же самую экваториальную широту в Африке, где Восточно-Африканские горы возвышаются над лесами бассейна реки Конго. Мы обнаружим, что для создания «цивилизованного» общества плоскогорье в Африке было продуктивно не в большей степени, чем тропические леса великой речной долины.

Подобным же образом мы замечаем, что минойская цивилизация возникла среди группы островов, расположенных во внутреннем море с благословенным средиземноморским климатом, но схожее окружение не вызвало возникновения другой цивилизации архипелагового типа вокруг Японского моря. Япония никогда не давала рождение самостоятельной цивилизации, но была занята боковой ветвью континентальной цивилизации, возникшей во внутренних районах Китая.

Древнекитайскую цивилизацию порой представляют порождением Хуанхэ, поскольку ей случилось возникнуть в долине Хуанхэ, но долина Дуная, имеющая во многом сходный характер по климату и почве, равнинам и горам, подобной цивилизации не породила.

Цивилизация майя возникла в зоне тропических ливней, среди тропической растительности Гватемалы и Британского Гондураса, но подобная цивилизация никогда не возникала из первобытной дикости в похожих условиях на Амазонке и Конго. Правда, бассейны двух этих рек располагаются на экваторе, тогда как родина майя на пятнадцать градусов севернее. Если мы проследуем вдоль пятнадцатого градуса широты на другую сторону света, то натолкнемся на потрясающие руины Ангкор-Вата[155] в зоне тропических ливней и растительности Камбоджи. Разве не сравнимы они с разрушенными маиянскими городами Копаном и Ишкуном? Но археологические данные показывают, что цивилизация, представленная Ангкор-Ватом, была не туземной камбоджийской, но ответвлением индусской цивилизации, возникшей в Индии.

Мы могли бы заниматься этим предметом и далее, но сказанного, по-моему, достаточно, чтобы убедить читателя в том, что ни раса, ни окружающая среда, взятые сами по себе, не могут быть тем позитивным фактором, который на протяжении последних 6000 лет вытолкнул человечество из состояния статичного спокойствия на уровень примитивного общества и помог отправиться на опасные поиски цивилизации. В любом случае, ни раса, ни окружающая среда, как они рассматривались до сих пор, не дали (а видимо, и не могут дать) какой-либо ключ для объяснения того, почему же этот великий переход в человеческой истории произошел не только в особых местах, но и в особое время.

В нашем поиске позитивного фактора в процессе возникновения цивилизации мы до сих пор применяли тактику классической школы современной физики. Мы мыслили в абстрактных понятиях и экспериментировали с игрой неодушевленных сил — расой и окружающей средой. Теперь, когда эти маневры ничем не закончились, мы можем остановиться и подумать, не вызваны ли наши неудачи ошибками в методе. Возможно, под коварным влиянием духа уходящего века мы пали жертвами того, что назовем «апатичной ошибкой». Рёскин предостерегал своих читателей от «патетической ошибки» образного наделения бездушных предметов жизнью. Однако нам одинаково необходимо быть начеку и по отношению к противоположной ошибке, чтобы не применять к исторической мысли, являющейся исследованием живых созданий, метода естественных наук, изобретенного для исследования неодушевленной природы. Предпринимая нашу последнюю попытку разгадать загадку, последуем руководству Платона и попробуем альтернативный ход. Давайте на момент закроем глаза на научные формулы, чтобы открыть уши для языка мифологии.

Понятно, что если возникновение цивилизаций не является результатом биологических факторов или окружающей среды, действующих отдельно друг от друга, то оно должно быть результатом некоего рода взаимодействия между ними. Другими словами, фактор, который мы стремимся определить, не есть нечто простое, но состоит из частей, является не сущностью, но отношением. У нас есть выбор представлять себе это отношение либо как взаимодействие двух нечеловеческих сил, либо как столкновение двух сверхчеловеческих личностей. Давайте согласимся со второй из двух этих концепций. Возможно, она выведет нас к свету.

Столкновение двух сверхчеловеческих личностей — сюжет одной из величайших драм, которую когда-либо задумывало человеческое воображение. Столкновение между Яхве и Змием является сюжетом истории грехопадения человека в Книге Бытия. Второе столкновение между теми же самыми антагонистами, преобразившимися благодаря постепенному просвещению сирийских душ, является сюжетом Нового Завета, излагающего историю Искупления. Столкновение между Господом и Сатаной является сюжетом Книги Иова. Столкновение между Господом и Мефистофелем — сюжет гётевского «Фауста». Столкновение между богами и демонами — сюжет скандинавского «Прорицания вёльвы»[156]. Столкновение между Артемидой и Афродитой — сюжет еврипидовского «Ипполита».

Мы находим иную версию того же сюжета в повсеместно распространенном и вечно возвращающемся мифе («изначальном образе», если он когда-либо существовал) о столкновении между Девой и Отцом ее Ребенка. Действующие лица этого мифа играли распределенные между собой роли на тысяче различных сцен под бесконечным множеством имен: Даная и Золотой Дождь; Европа и Бык; Семела-Пораженная Земля и Зевс-Небо, мечущий молнии; Креуса и Аполлон в еврипидовском «Ионе»; Психея и Купидон; Гретхен и Фауст[157]. В преображенном виде эта тема вновь возникает в Благовещении. В наше время на Западе этот протеический миф[158] нашел свое новое выражение в качестве последнего слова наших астрономов по поводу возникновения планетарной системы, чему свидетельство следующее credo[159]:

«Мы верим… что примерно две тысячи миллионов лет тому назад… вторая звезда, слепо блуждая в космическом пространстве, случайно подошла на близкое расстояние от Солнца. Так же как Солнце и Луна являются причиной приливов и отливов на Земле, эта вторая звезда должна была послужить причиной приливов и отливов на поверхности Солнца. Но они должны были весьма отличаться от тех слабых приливов и отливов, которые маленькая масса Луны вызывает в наших океанах. Огромная волна прилива должна была пройти по всей поверхности Солнца, в конце концов образовав гору удивительной высоты, которая бы становилась все выше и выше по мере того, как причина волнения приближалась. И прежде чем вторая звезда начала удаляться, ее приливный удар сделался настолько мощным, что эта гора разорвалась на части и извергла вовне свои небольшие осколки, подобно тому, как гребень волны разбрасывает брызги. Эти небольшие осколки циркулировали с тех пор вокруг своего родителя Солнца. Они стали планетами, большими и малыми, одной из которых является наша Земля»{28}.