Читать онлайн «Новейшая история России». Страница 58

Кризис с очевидностью обнажил главную проблему нэповской экономики – невозможность прямо управлять накоплениями, сохраняя рыночные механизмы. Перспектива экономического застоя и реальная возможность социального взрыва заставили советских руководителей отключить рыночные механизмы.

Разгром «правого уклона». Была и другая, не менее веская причина, заставившая Сталина «отбросить к черту» нэп. Вопреки ожиданиям большевистских вождей новая экономическая политика не стала той оптимальной формой «соединения частного торгового интереса, проверки и контроля его государством… подчинения его общим интересам», на которую рассчитывал Ленин и которая «раньше составляла камень преткновения для многих и многих социалистов». Иначе говоря, большевикам не удалось решить проблему общественного контроля над капиталистическим сектором. Стремление «держать капитализм на цепи», по выражению Сталина, не увенчалось успехом. Ситуация в стране ухудшалась и выходила из-под контроля. Налицо был глубокий социально-экономический кризис, стремительно перерастающий в политический.

Сталин и его окружение отчетливо видели, что дальнейшее осуществление нэпа неминуемо ведет к ослаблению режима диктатуры пролетариата, подрывает однопартийность, «поднимает шансы на восстановление капитализма в стране».

«В чем состоит опасность правого, откровенно оппортунистического уклона в партии? – спрашивал Сталин в октябре 1928 г. – В том, что он недооценивает силу наших врагов, силу капитализма, не видит опасности восстановления капитализма, не понимает механики классовой борьбы в условиях диктатуры пролетариата и потому так легко идет на уступки капитализму, требуя снижения темпа развития нашей индустрии, требуя облегчения для капиталистических элементов деревни и города, требуя отодвигания на задний план вопроса о колхозах и совхозах… Победа правого уклона в нашей партии развязала бы силы капитализма, подорвала бы революционные позиции пролетариата и подняла бы шансы на восстановление капитализма в нашей стране». Русская эмиграция, внимательно следившая за развитием событий в стране, в свою очередь, связывала с «правым уклоном» (который представлялся ей не организованной оппозицией, а определенным умонастроением в советском обществе) возможность покончить со Сталиным как оплотом «твердокаменности». Возможный приход к власти деятелей «правого уклона» рассматривался в эмиграционных кругах как необходимое условие, при котором «внутри русского тела будут нарастать и откристаллизовываться те группировки и бытовые отношения, которым… суждено будет положить конец большевистскому периоду и открыть следующий». Действительно, правая оппозиция в отличие от левых большевиков могла в принципе рассчитывать на поддержку крестьянского большинства, технических специалистов. Именно мелкобуржуазная социальная база бухаринцев и побудила Сталина заклеймить их как «правых». Чтобы обеспечить поддержку новому курсу на «социалистическое наступление», Сталин развертывает борьбу против всех тех в партийном руководстве, кто продолжал отстаивать принципы нэпа, кто еще оставался на позициях здравого смысла. В силу этого обстоятельства анонимный «правый уклон» очень скоро был персонифицирован с именем главного идеолога нэпа Бухарина. Непосредственным поводом для перерастания скрытых разногласий в Политбюро в открытое противостояние послужили чрезвычайные меры, принятые Сталиным для преодоления хлебозаготовительного кризиса, которые Бухарин и его сторонники вполне справедливо расценили как отход от нэпа. На тайной встрече с опальным представителем «объединенной троцкистско-зиновьевской оппозиции» Л. Каменевым Бухарин констатирует, что его разногласия с «беспринципным интриганом Сталиным» более серьезны, чем с «левыми» оппозиционерами. В своей статье «Заметки экономиста», опубликованной в «Правде» осенью 1928 г., Бухарин под видом борьбы с троцкизмом выступил против «авантюризма» нового курса, связав с ним возможность нарушения политического равновесия в стране. Сталин расценил статью как открыто антипартийное выступление, как теоретическую платформу новой оппозиции.

Скрытый характер борьбы, вовлечение в нее лишь партийной верхушки, нежелание Бухарина апеллировать к партийным низам с самого начала обеспечили перевес в ней Сталину. Генсек, сколотив действительное большинство в поддержку своего курса, в конце февраля 1929 г. обвинил Бухарина, Рыкова, Томского во фракционной борьбе, в попытке выступить против курса партии, объявляя намеченные темпы индустриализации гибельными. Вслед за тем он легко и просто настоял на утверждении «оптимального» плана пятилетки. «Правые» получают ярлык «защитников капиталистических элементов, „выразителей идеологии кулачества“ и вскоре капитулируют, признав правильность генеральной линии партии. Тем не менее и Бухарин, и Томский, и Рыков были лишены своих влиятельных постов в партии и государстве.

Восстановив партийное единство, Сталин продолжает политику решительного «социалистического наступления». Оно прежде всего разворачивается против вчерашних союзников – крестьянства, нэпманов (предпринимателей), против, так называемой буржуазной интеллигенции, т. е. всего того, что противостояло жесткому сталинскому курсу на скорейшую победу социализма.

Коллективизация сельского хозяйства. Согласно утвержденному весной 1929 г. пятилетнему плану в колхозы предполагалось вовлечь лишь 4–4,5 млн хозяйств, или 16–18 % общего числа крестьянских хозяйств в стране. Тем самым на всем протяжении первой пятилетки основная масса крестьянских хозяйств должна была быть по-прежнему сосредоточена в индивидуальном секторе. Решение сократить намеченные первым пятилетним планом сроки осуществления коллективизации пришло очень скоро. 7 ноября 1929 г., в канун очередной годовщины Октябрьского переворота, Сталин в статье «Год великого перелома», опубликованной в «Правде», заявил о происшедшем «коренном переломе» на всех фронтах социалистического строительства, в том числе и в «недрах самого крестьянства в пользу колхозов». Вопреки действительному положению дел он утверждал, что партии за прошедший год удалось повернуть основные массы крестьянства к новому, социалистическому пути развития, что в колхозы якобы пошел середняк. Реально в колхозы в это время было объединено всего 6–7 % крестьянских хозяйств, хотя в Грузии, Киргизии и ряде других районов страны курс на ускорение темпов коллективизации был взят еще в апреле 1929 г., и за лето в колхозы записались почти столько же крестьян, сколько за все предшествующие послереволюционные годы.

Решительно насаждая колхозы, Сталин преследовал несколько целей. Во-первых, чтобы осуществить беспрецедентную программу индустриализации, Советскому государству необходимо было сосредоточить в своих руках все экономические и политические рычаги. Только политика насильственной коллективизации давала их в руки Советского правительства. Во-вторых, Сталин как убежденный марксист никогда не забывал ленинскую установку: «Пока мы живем в мелкокрестьянской стране, для капитализма в России есть более прочная экономическая база, чем для коммунизма». Чтобы мелкокрестьянская деревня пошла за социалистическим городом, Сталин и встает на путь насаждения в деревне крупных социалистических хозяйств в виде колхозов и совхозов.

Предлагая на основе «усиленных темпов» коллективизации сделать страну «через каких-нибудь три года» одной из самых хлебных стран мира, Сталин предупреждал всех несогласных, что партия будет решительно бороться со всеми противниками насильственной коллективизации.

Это предупреждение было услышано. Колхозцентр и Наркомзем РСФСР в очередной раз пересмотрели план коллективизации крестьянских хозяйств. В соответствии с новым планом предлагалось в весеннюю посевную кампанию 1930 г. вовлечь в колхозы 6,6 млн хозяйств единоличников (34 %), а число колхозов довести до 56 тыс. План предусматривал полное обобществление пашни, инвентаря и рабочего скота, а домашний скот подлежал обобществлению лишь на 80 % и только в районах сплошной коллективизации, общее число которых, по замыслу разработчиков плана, должно было по РСФСР достигнуть 300. Нереальные темпы коллективизации предлагались и разработанным Наркомземом СССР пятилетним планом коллективизации сельского хозяйства остальных союзных республик, которые повышались по сравнению с ранее принятыми в два с лишним раза.

Практическую работу по коллективизации возглавили секретарь ЦК партии по работе в деревне В. И. Молотов и председатель Колхозцентра СССР Г. Н. Каминский. На местах сразу началось соревнование за число вновь созданных колхозов. Эта гонка осуществлялась без ясного представления о характере создаваемого типа хозяйства. Открывался простор для фантастических выдумок, административного произвола и насилия.