Читать онлайн «Варяго-Русский вопрос в историографии». Страница 166

А пока шло следствие, то Ломоносов старался «посильнее оскорбить или унизить ненавистных немцев», «часто нарочно приходил на Конференцию навеселе. Скандалил, ругался и угрожал побить академиков при первом же удобном случае», «хулиган» и «хам», который три месяца «третировал, грубил и оскорблял ученых иностранцев», «баловень судьбы», который весной 1743 г. «с горя все чаще и чаще прикладывался к вину и водке у себя дома или в ближайшем трактире», а «26 апреля он, как обычно, с утра поднял настроение кружкой-другой спиртного», пришел в Академию, где оскорбил показом кукиша академика Винсгейма, как затем академики просили «защитить их от бесчинств неуравновешенного адъюнкта», «грубиян и задира», который даже под арестом издевался над оскорбленными академиками, последние, устав от безобразных выходок, «категорически не желали сотрудничать с невоспитанным мужиком», но за этого «повесу» вступился Шумахер, в связи с чем «дебошир» и «беспутный гений» был прощен, а затем «архангельский мужик» стал профессором химии опять же благодаря Шумахеру, который, «хотя и с трудом, вывел Ломоносова в люди» и т. д., и т. п.

И всю эту грязную «писанину» венчает несколько «теплых» слов о «протеже» Шумахера: что его «научными фантазиями... как гениальными прозрениями, будут восхищаться потомки» и что он «сумел предугадать множество из тех открытий, которые удивят ученый мир через полвека, сто лет и даже двести. Так что не напрасно глава академической канцелярии поддержал гениального самородка». Так вот автор, по его собственным словам, «вооружившись неизвестными доселе архивными документами... воссоздает жизнь елизаветинской эпохи во всем ее многообразии, такой, какой она была на самом деле, опровергая попутно многочисленные мифы, существующие в историографии и обыденном сознании», излагает далекие по времени события «в том виде, в каком они происходили на самом деле, без искажений, привнесенных неисчерпаемой фантазией памфлетистов и романистов»[297].

Однако в неисчерпаемости фантазии Писаренко далеко превзошел «памфлетистов и романистов», хотя и пытается придать своим выдумкам и издевательствам над Ломоносовым - посредством ссылок на доброкачественную научную литературу и даже фонды РГАДА - вид исторического факта. Но ложь всегда остается ложью, в какие одежки ее не ряди. И нельзя на все это махнуть рукой и сказать, что такого псевдоисторического хлама сейчас навалом и что «на каждый чих не наздравствуешься». Потому, что становимся пособниками мародеров истории, потому, что свои ушаты грязи на Ломоносова Писаренко в 2009 г. выплеснул в науку, с добавлением новых ему характеристик, посредством журнала «Родина».

И на ее страницах перед нами предстает «смутьян и гуляка», «ленивый студент», у которого нрав «оказался на редкость скверным, взбалмошным и драчливым», «необузданным», «ужасным» и «воинственно-бешеным», который обращался «с подопечными грубо», оскорблял или унижал «почтенных профессоров-иноземцев», «забияка-адъюнкт», «непутевый-адъюнкт», «нахальный адъюнкт», который 26 апреля 1743 г., «хорошенько выпив», оскорбил академиков, «хулиган», «преступник», «грубый мужик с импульсивным, неуравновешенным характером», которому покровительствовал Шумахер, невинно пострадавший «от клеветников, в том числе и от Ломоносова», и который проникся к нему «лютой ненавистью». Возненавидев Шумахера, который, «не выпячивая собственных заслуг, вывел его в люди и гарантировал полное раскрытие его незаурядных способностей», Ломоносов, опираясь на Шуваловых, объявил ему «и окружающим советника "немцам", "врагам русской науки", настоящую войну»[298]. Вот такие «гнусные пакости» о нашем гении Ломоносове «наколобродил» Писаренко на хорошо обработанной норманистами ниве русской истории.

Место Ломоносова в нашей истории точнее всех смог определить, наверное, А.С. Пушкин, поставив его, сына крестьянина-помора, вровень с императорами, особо чтимыми в России, при этом дав ему очень емкую и самую высокую оценку и как ученому, и как организатору русской науки: «Ломоносов был великий человек. Между Петром I и Екатериной II он один является самобытным сподвижником просвещения. Он создал первый университет. Он, лучше сказать, сам был первым нашим университетом». В другом случае поэт, обращаясь к тем, кто кичился своим «благородным» происхождением, так обрисовал значимость в отечественной истории двух выходцев из «подлого» сословия: «Имена Минина и Ломоносова вдвоем перевесят, может быть, все наши старинные родословные»[299]. Здесь же уместно привести еще одни слова Пушкина: «Уважение к минувшему - вот черта, отличающая образованность от дикости»[300]. Дикость вандалов - понятна. Но дикость современных и, казалось, образованных людей остается за пределами понимания нормального человека.

Следующий год - год особый для нашей страны. Это год 300-летнего юбилея со дня рождения М.В.Ломоносова. Это «Год Великого Ломоносова», который должен пройти через разум и сердце каждого из нас. И самая лучшая память и самый лучший памятник нашему замечательному соотечественнику - это борьба с мифами о русской истории и прежде всего с мифом о нор- манстве варягов и руси, словно раковая опухоль пожирающая все здоровое в исторической науке, и с порожденным этим мифом страшным явлением в нашей науке - норманистской ненавистью к Ломоносову, ломоносовофобией. Занятия историей и историографией (а без нее никуда, ибо, как справедливо заметил в 1931 г. В. А. Мошин, «главным условием на право исследования вопроса о начале русского государства должно быть знакомство со всем тем, что уже сделано в этой области») накладывают на ученых очень важные нравственные обязанности. Но об этих обязанностях сейчас забывают.

В связи с чем серьезные исследователи обеспокоено бьют тревогу. Так, в 2006 г. историк А.В.Журавель, говоря о нападках на В.Н.Татищева, подчеркнул, что нужно «вновь поставить вопрос о морали ученого...» и «об ответственности ученого за свои слова». В 2009 г. историк В.А. Волков, отмечая, что псевдоисторические мифы «дезориентируют общество», сказал «о необходимости хотя бы нравственной ответственности людей, полагающих себя ученными, но волей или неволей действующими во вред своей науке, попустительствующими ее беззастенчивому шельмованию»[301].

Бьют тревогу и археологи. Например, В.А. Посредников, в 2006 г. рассматривая методологические принципы в археологии, подытоживал, что «наиболее насущной является проблема индивидуальной нравственности и проистекающей из нее совести», что «тема нравственности все менее и менее пользуется спросом у многих из коллег...», что «для отрыва от Поля Чудес профессионального шарлатанства, в коем мы, если честно, поднаторели, нам надо предварительно преодолеть ряд мировоззренческих, методологических и теоретических барьеров», что «археолог уже самими раскопками... учетом, хранением, сортировкой, формализацией, извлечением формальной информации невольно или вольно создаем запутанное мочало из мелкого несовершенства, дефекта, порока, неосознаваемой или осознаваемой ошибочности» и что «для археолога не обязательно знать буквально каждый микроскопический артефакт архаики, но необходимо уметь по главному разбираться в главных путях поиска ответов на главные вопросы для главного в целом»[302].

И вопрос о нравственности ученого имеет первостепенное значение потому, что этот вопрос напрямую связан с принципами научности и историзма, потому, что сама нравственность является важнейшим принципом науки вообще, ибо наука без нравственности (т. е. безнравственная наука) обязательно обернется катастрофой для общества. Тем же, кто путает свободу творчества со свободой от нравственных обязательств и выдает белое за черное и наоборот, стоит задуматься над словами А.С.Пушкина, обращенными к их духовным предтечам (в данном случае, «Видоку» - Ф.В. Булгарину, поляка по происхождению): «Простительно выходцу не любить ни русских, ни России, ни истории ее, ни славы ее. Но не похвально ему за русскую ласку марать грязью священные страницы наших летописей, поносить лучших сограждан и, не довольствуясь современниками, издеваться над гробами праотцев»[303]. Слова эти показывают, что издевательства «над гробами праотцев» имеют в России давнюю традицию (у нас почему-то всегда хорошо приживается самое плохое). Но традиции тогда хороши, когда они работают на благо. А унижение и поношение своего - только во вред, ибо из них проросли революционеры всех мастей и страшный для России 1917 год.

Современным норманистам, рассуждающим о Ломоносове в духе Шлецера, надлежит понять, что действительно научная полемика по варяго-русскому вопросу и по оценке вклада в его решение тех или иных его разработчиков должна вестись именно научно, и что в ней не может быть места ни фальшивкам, ни передергиванию фактов, ни оскорбительно-пренебрежительному тону в отношении оппонентов, а тем более в отношении тех, кто является гордостью и славой России, ни их преднамеренной дискредитации, ни жонглированию терминами «патриот» и «непатриот», дезориентирующему молодых исследователей как в плане науки, так и в плане мировоззренческих ценностей. В такой дискуссии должны господствовать только исторический факт и четкая система доказательств. И, разумеется, очень уважительное отношение к истории и ее деятелям: как к самым большим, так и к самым маленьким.