Вячеслав Фомин - Варяго-Русский вопрос в историографии

Читать онлайн «Варяго-Русский вопрос в историографии». Страница 165

Автор Вячеслав Фомин

274. Мельникова Е.А. Тени забытых предков // «Родина», 1997, № 10. С. 18-19; ее же. Источниковедческий аспект изучения скандинавских личных имен в древнерусских летописных текстах // У источника. Сб. статей в честь С.М. Каштанова. Ч. I. - М., 1997. С. 90-92; ее же. Культурная ассимиляция скандинавов на Руси по данным языка и письменности // Труды VI Конгресса славянской археологии. Т. 4. С. 137-143.

275. ЛЛ. С. 28; Козьма Пражский. Чешская хроника. - М., 1962. С. 66.

276. Исландские саги / Редакция, вступит, статья и прим. М.И.Стеблин-Каменского. - М., 1956. С. 35-36, 762, прим. к с. 35.

277. Иордан. Указ. соч. С. 72; Ломоносов М.В. Замечания на диссертацию Г.Ф. Миллера... С. 407.

278. Миллер Г.Ф. О народах издревле в России обитавших. С. 57.

279. Кузьмин А.Г. Начало Руси. С. 227-228.

280. Петрухин В.Я. Легенда о призвании варягов и Балтийский регион. С. 44; его же. Русь из Пруссии. С. 130.

281. Фасмер М. Указ. соч. Т. I. - М., 1986. С. 322-323.

282. Гедеонов С.Л. Указ. соч. С. 68, 70-71, 78, 85-86.

283. Тихомиров И.Л. О трудах М.В.Ломоносова по русской истории // ЖМНП. Новая серия. Ч. XLI. Сентябрь. СПб., 1912. С. 61-62.

284. Эверс Г. Указ. соч. С. 71.

285. Тредиаковский В.К. Три рассуждения о трех главнейших древностях российских. - СПб., 1773. С. 48-53.

286. Зализняк А.А. О профессиональной и любительской лингвистике // «Наука и жизнь», 2009, № 1. С. 16-22, 24; № 2. С. 54, 58, 62.

287. Клейн Я.С. Спор о варягах. С. 77.

288. Мельникова Е.А. Возникновение Древнерусского государства и скандинавские политические образования в Западной Европе (сравнительно-типологический аспект) // Труды Государственного Эрмитажа. Т. XLIX. С. 91.

289. Булкин В.А., Дубов И.В., Лебедев Г.С. Указ. соч. С. 270.

290. Мельникова Е.А., Никитин В.В., Фомин А.В. Граффити на куфических монетах Петергофского клада начала IX в. // ДГ. 1982 год. С. 26-47; Булкин В.А., Дубов И.В., Лебедев Г.С. Указ. соч. С. 272; Кирпичников А.Н. Ладога VIII—X вв. и ее международные связи // Славяно-русские древности. Вып. 2. С. 45; Лебедев Г.С. Славянский царь Дир // «Родина», 2002, № 11-12. С. 25-26; Мельникова Е.Л. Варяжская доля. С. 31.

291. См. об этом подробнее: Грот Л.П. Как Рюрик стал великим русским князем? С. 72-118; ее же. Рюрик и традиции наследования власти в догосударственных обществах // Российская государственность в лицах и судьбах ее созидателей: IX-XXI вв. Материалы Международной научной конференции 31 октября - 1 ноября 2008 г. - Липецк, 2009. С. 33- 72; ее же. Генезис древнерусского института княжеской власти, западноевропейские утопии эпохи Просвещения и их предтечи // Труды Государственного Эрмитажа. Т. XLIX. С. 132-154.

Наука и нравственность

Прошлое открыто для изысканий всех исследователей, и в этом им не должно быть никаких ограничений, кроме, разумеется, ограничений науки, которая не может быть или патриотичной, или непатриотичной: она либо есть, либо она отсутствует. Точно также считали те норманисты, которые прекрасно знали работы оппонентов, а не судили о них предвзято и понаслышке. Так, в 1931 г. B. А. Мошин, отвергая, как он сам подчеркнул, «весьма ошибочное мнение» о дискуссии норманистов и антинорманистов как противостояние «объективной науки» и «ложно понятого патриотизма», с нескрываемой иронией заметил, что «было бы весьма занятно искать публицистическую, тенденциозно-патриотическую подкладку в антинорманистских трудах немца Эверса, еврея Хвольсона или беспристрастного исследователя Гедеонова»[292].

К этим словам Мошина следует добавить, что в первой половине XVIII в. немецкие ученые И.Хюбнер, Г.В.Лейбниц, Ф.Томас, Г.Г. Клювер, М.И. Бэр, C. Бухгольц и датчанин А.Селлий были, говоря современным языком, антинорманистами, т. к. доказывали южнобалтийское происхождение варягов. То же самое доказывали в XVII в. и такие «антинорманисты», как немцы Б.Латом и Ф.Хемниц. О выходе варягов и их предводителя Рюрика из южнобалтийской Вагрии речь вели в XVI в. - в 1544 и 1549 гг. - два других немца- «антинорманиста» С.Мюнстер и С. Герберштейн. «Антинорманистом» был тогда и француз К. Мармье (а какие чувства питало к России французское общество времени Мармье, показывает «Россия в 1839» А. де Кюстина). И все они, согласно Клейну, были «ультра-патриотами» и «воинствующими антинорманистами», под воздействием «застарелого синдрома Полтавы» отстаивающими «блаженную "ультрапатриотическую" убежденность».

Патриотами были все российские норманисты и антинорманисты без исключения. Нисколько не сомневаюсь, что русскими патриотами являются и Л.С.Клейн, и Е.Н. Носов, и Е.А.Мельникова, и др. А безответственные разговоры об антинорманизме Ломоносова и его последователей лишь как продукте их неумеренного патриотизма и ненависти к немецким ученым прямо говорят об отсутствии у норманистов аргументов и о их желании перевести разговор о варягах и руси в далекую от науки сторону. Нашим норманистам на помощь уже спешит заграница: в 2007 г. украинский доктор исторических наук Н.Ф.Котляр, которого Клейн почему-то именует «украинским нумизматом» и наряду с собой причисляет к «научной общественности», распалился таким гневом на современных русских ученых-антинорманистов, что, не церемонясь, как-никак представитель «незалежной» исторической науки, заклеймил их как «средневековых обскурантов», «квасных» и «охотнорядческих патриотов», не способных «на какую бы то ни было научную мысль».

Вобщем, все как в старые добрые времена, когда А.Л. Шлецер в 1802 г. объявил, в бессилии опровергнуть доводы давно покойного оппонента, что «русский Ломоносов был отъявленный ненавистник, даже преследователь всех нерусских». Или когда в 1877 г. датский славист В.Томсен представлял русских антинорманистов, избегая полемики с этими «патриотами», в качестве носителей «нерассуждающего национального фанатизма», мешающего им принять якобы очевидную для всех истину о иноземном происхождении имени русского народа и «неприятный» для них факт основания Древнерусского государства скандинавами[293].

Эти безответственные разговоры дискредитируют не только науку, но и светлое чувство патриотизма, которое весьма настойчиво выставляется в качестве воинствующего невежества и национализма. А такой навязанный науке и обществу комплекс очень мешает ученым выступать против провокаций в отношении родной истории, ибо все эти выступления можно ловко свести, а таких случаев уже немало, да еще с уничижительной иронией и издевательством, к «патриотизму», «ультра-патриотизму», «национализму» и даже «нацизму» (как здесь не вспомнить того же Шлецера, который «считал за ничто физическое отечество; привязанность к нему он сравнивает с привязанностью коровы к стойлу»[294]). И тем самым развязать руки «мародерам на дорогах истории» и позволить им уродовать нашу память, обливая, например, грязью Александра Невского, Великую Отечественную войну и ее героев. Но такого не должно быть. Историки, подчеркивал А.Г.Кузьмин в 1994 г., «обязаны остановить потоки лжи», а те, предупреждал он, «кто, наблюдая мародеров, не пытаются их остановить или хотя бы осудить, сами становятся таковыми. Причем в самой важной для выживания обществе форме»[295].

А самой грандиозной ложью в нашей истории является миф о норманстве варягов и руси, который был вызван к жизни «шовинистическими причудами фантазии» шведской донаучной историографии XVII века. И этот миф - часть мифов об эпохе викингов, «сфабрикованной», как подытоживал в 1962 г. П. Сойер, историками[296], - подлежит изгнанию из науки. И смущаться в этом деле шумом, который обязательно поднимут норманисты и которые начнут жаловаться мировому «академическому сообществу» (и не только ему), что их притесняют «ультра-патриоты» и что в России вообще приходит конец демократическим свободам, совершенно не стоит. Ибо им ничего не остается делать, а занять себя чем-то надо. Но их время прошло. Однако после себя они оставили такие «Авгиевы конюшни», что их придется очень долго чистить не одному поколению историков. Потому как их продукция, в том числе и ломоносовофобия, прочно утвердилась в научном и общественном сознании, пропагандируется авторами массового «чтива».

Вот как, например, «молодой московский историк» К.А. Писаренко изобразил шеститысячным тиражом Ломоносова в книге «Повседневная жизнь русского Двора в царствование Елизаветы Петровны» (М.: «Молодая гвардия», 2003) в главе «В Академии наук». У автора две главные идеи. Первая, что к Ломоносову был благосклонен И.Д. Шумахер, который помог «этому неотесанному, но подающему надежды мужику выбиться в русские профессора». Вторая же идея не блещет оригинальностью. Ибо, как с удовольствием малюет Писаренко очень неприглядный портрет русского гения, это «известный на всю округу хам и скандалист», «нахал», «хулиган», «грубиян», «драчун», «бузотер», «человек дурной», «дебошир», «русский выскочка» (в сюжете о столкновении Ломоносова с гостями И. Штурма), «все свое время - свободное от пьяных кутежей - отдавал лекциям и книгам», имел «слишком взбалмошный характер. Ему ничего не стоило по любому поводу обматерить человека или ударить кулаком в лицо» (это про время его обучения в университете при Петербургской Академии наук в 1736 г.), имел «чрезвычайно скверный характер», «наглец», «без зазрения совести вылил ушаты грязи на своего учителя» Генкеля, «фактически» оклеветал его, не обладал «внутренним благородством», «плакал и заискивал» перед Шумахером «в отправленном из Марбурга письме», «скандалист» (это о его «постыдных выходках» в Германии). В 1742 г., став адъюнктом, «несколько расслабился и в свободное от занятий наукой время принялся снова злоупотреблять алкоголем и безобразничать. Ему все сходило с рук, благодаря протекции» Шумахера, но предал последнего, когда тот находился под следствием в 1742-1743 годах.