Читать онлайн «Варяго-Русский вопрос в историографии». Страница 139

Сама Мурашова, а норманистского вдохновения ей, как и Жарнову не занимать, с тем же упоением рисует красочные «картины, лишенные тенденциозности». Так, в 1996-1997 гг. она утверждала, что «норманны сыграли большую роль в ранней русской политической истории», что «есть основания говорить об элементах колонизации» норманнами юго-восточного Приладожья, о «великом переселении» или о «большой иммиграционной волне из Скандинавии в Восточную Европу, в основном с территории Средней Швеции». А для большего воздействие этих картин на сознание зрителя (хотя он и так в массе своей со школы знает, что варяги и русь - это норманны, знаменитые герои-викинги), говорила ему об «огромном числе» скандинавских предметов «во множестве географических пунктов» Восточной Европы, что «находки скандинавского происхождения - индикаторы присутствия варягов...», что «овальные фибулы являются верным признаком национального костюма скандинавских женщин - они служили для скрепления бретелей одежды типа сарафана. Славянские женщины подобного наряда не носили, они предпочитали рубаху и юбку», что «находки амулетов, связанных со скандинавскими языческими верованиями» (гривны с «молоточками Тора» и др.) четко указывают на присутствие норманнов, «ведь религиозный символ чужой веры не мог употребляться человеком, не понимающим его смысла», что использование рогов-ритонов в погребальном обряде Черной могилы - это «скандинавский признак», что распространение каролингских мечей на Руси «все-таки» связано с норманским присутствием. А чтобы такие выводы казались объективными, доверительным тоном сообщает: «Принято считать, что археологические источники никогда не лгут. Однако заставить их говорить не так просто»[153]. Но излишняя скромность для такого археолога, как Мурашова, совершенно ни к чему, потому как для нее нет проблемы «заставить говорить» археологические источники нужным ей языком.

В 2009 г. Мурашова, посвящая историков в арсенал археологического норманизма, повторила все сказанное ранее, но усилила некоторые тезисы. Например, что фибулы не могли быть предметом импорта и свидетельствуют «о присутствии женщин-скандинавок на территории Руси», что распространение в ее же пределах мечей «каролингского» типа «исследователи связывают с выходцами из Скандинавии», а в качестве примера масштабов их иммиграции в Восточную Европу привела якобы вывод Жарнова, «что скандинавы составляли не менее четверти гнёздовского населения». Вместе с тем были озвучены и новые положения. Например, что в Восточной Европе достаточно широко были распространены ланцетовидные формы наконечников стрел, известные в Скандинавии еще в VII—VIII вв., что Т.А.Пушкина в обзоре скандинавских предметов на территории Древней Руси «говорит о более 650 находок оружия, ювелирных украшений и бытовых предметов, которые найдены в 150 пунктах и относятся к периоду от VIII до XI в.», и что в целом «материальная культура всех ранних ключевых торговых пунктов на Волхово- Днепровском и Волжском путях несет на себе скандинавскую "вуаль"». И все это венчает заключение, что приведенный «ограниченный археологический материал неизбежно приводит к выводу об особой роли выходцев из Скандинавии в ранней русской истории».

А на этом фоне «скандинавского изобилия» совершенно нет южнобалтийских находок, давно и в большом количестве введенных в научный оборот ее же коллегами (хотя она и обещалась «дать обзор восточноевропейских древностей, связанных с двумя основными претендентами на роль "варягов" - скандинавскими и западными славянами...»). В подаче Мурашовой, это лишь одна керамика, да и то в «единичных» фрагментах «посуды западнославянских форм или групп сосудов, возникших под их влиянием». Правда, затем она отмечает, но без какой-либо детализации, что западнославянский элемент в материальной культуре Восточной Европы, «безусловно, присутствует, но на ограниченной территории (на северо-западе Руси)» и даже допускает переселение «отдельных групп населения с западнославянских территорий». И после чего задает вопрос, долженствующий, по ее представлениям, показать историкам, как совсем уж низко пали «околонаучные круги» - антинорманисты: «Однако дает ли это основание переименовывать путь, названный уже летописцем "их варяг в греки", в путь из "ободрит в греки"?»[154].

Но ни Фомин, ни кто-то другой из антинорманистов не переименовывали великий путь «из варяг в греки». Приписывать им подобное, т.е. создавать очередную фальшивку, - значит не уважать хотя бы читателей, у которых с головой и логикой все в порядке: если для антинорманистов варяги - это представители южнобалтийского мира, то путь и ведет туда, к варягам. А южнобалтийские древности, например, керамика охватывает собой, как отмечалось выше, обширную территорию до Верхней Волги и Гнёздова на Днепре и эту территорию ограниченной никак не назовешь. Как ограниченной не назовешь и земли Северо-Западной Руси, где эти древности в основе своей и локализуются. Но именно в эти земли, надлежит напомнить Мурашовой, и пришел по зову славянских и угро-финских племен Рюрик с братьями, с ними же туда пришли варяги и русь.

И эти земли, а чуть позже и земли на Северо-Востоке, стали главной ареной их первоначальной энергичной деятельности в Восточной Европе: «И изъбрашася 3 братья с роды своими, и пояша по собе всю русь, и придоша к словеномь первое и срубиша город Ладогу и седе в Ладозе старей Рюрик, а другий, Синеус, на Беле-озере, а третий Избрьсте, Трувор. И от тех варяг прозвася Руская земля, новугородьци, ти суть людье новогородьци от рода варяжьска, преже бо беша словени. По двою же лету Синеус умре и брать его Трувор. И прия всю власть Рюрик один, и пришед ко Илмерю и сруби городок над Волховом, и прозва и Новъгород, и седе ту княжа раздал волости и городы рубити, овому Полотеск, овому Ростов, другому Белоозеро. И по тем городом суть находници варязи, а перьвии насельници в Новегороде словене, в Полотьсте кривичи, в Ростове меря, в Беле-озере весь, в Муроме мурома, и теми всеми обладаше Рюрик»[155]. Так под началом Рюрика стало складываться государство со столицей в Новгороде, которое включало в себя огромные территории Северо-Западной и Северо-Восточной Руси, населенные славянскими и неславянскими народами. И на этой территории, которую полностью накрывает керамика южнобалтийского типа, варяги с русью «рубят» города и дают им славянские названия.

И факт славянских названий городов, основанных варягами и русью, должен в первую очередь привлечь внимание ученых, т.к. он прямо указывает на язык пришельцев, и что сразу же позволяет правильно выстроить подход к разрешению варяго-русского вопроса. А не то, что в 150 пунктах обнаружено более 650 находок скандинавского «оружия, ювелирных украшений и бытовых предметов», которые выставляют в качестве доказательства обязательного присутствия скандинавов на Руси и обязательного их пребывания там в качестве летописных варягов и руси. «Однако если следовать такой логике, - справедливо замечает А.Н. Сахаров, - то и Скандинавию следовало бы осчастливить арабскими конунгами, поскольку арабских монет и изделий в кладах и захоронениях нашли там немало»[156].

В Центральной Швеции при раскопке комплекса при Хельге около озера Мелар, относящегося к довикингскому времени и ранней эпохи викингов, найдены маленькая статуя Будды, датируемая V-VII вв., которая «происходит, вероятно, из Кашмира, коптская бронзовая чаша того же времени из Египта, бронзовый крест VIII века с посоха ирландского епископа и другие предметы, завезенные из разных частей Европы»[157]. И можно ли говорить в таком случае, что эти предметы были доставлены в Швецию в те стародавние времена именно представителями народов, к культуре которых они имеют непосредственное отношение? Конечно, нет. Как нельзя говорить, основываясь на факте находки на Рюриковом городище в 2003 г. черепа североафриканской обезьяны-макаки, датируемого концом XII в.[158], о пребывании «несметных полчищ» приматов в пределах Северо-Западной Руси и «об элементах колонизации» ими Новгородчины.

В землях Восточной Европы выявлено огромное число находок, связанных с сотнями народами. И многие из них синхронны VIII—XI векам. Но это не означает, что они непременно должны быть соотнесены с варягами и русью. Исходя же из того, как археологический материал норманисты выдают за якобы скандинавский, ясно, что число 650 - это плод их фантазии, где чисто скандинавских предметов в разы меньше. Еще не так давно, например, производство «каролингских» мечей приписывали норманнам, а когда это было опровергнуто, то их - воинов, презирающих и грабящих купцов, - норманисты заставили вывозить мечи, центр производства которых находился на Рейне, на Русь, словно она находилась в экономической блокаде и не вела широкой торговли с Западной Европой напрямую («Мечи франкского производства из рейнских мастерских, - утверждает, например, В.Я. Петрухин, - попадали на Русь через Скандинавию»), Со Скандинавией почти сто лет связывали и так называемые «крестики скандинавского типа», которые оказались древнерусскими изделиями, не являющимися христианскими символами.