Читать онлайн «Всемирная история: в 6 томах. Том 2: Средневековые цивилизации Запада и Востока». Страница 16

Те же атрибуты дома — двускатная крыша, дверь, хозяйское место — симметрично приданы художником картине ада. В доме дьявола при этом царят насилие и хаос, тогда как в доме праведных — теплая атмосфера, благообразие и геометрически выверенный порядок правильно организованного пространства. Таким образом, моральное уничтожение самой преисподней совершается через противопоставление хорошего и дурного дома. Согласно проповеди другого знаменитого папы Иннокентия III, «всеобщий дом Божий» есть устроение мира, «частный дом» — святая церковь, «особенный дом» — чрево Девы Марии, «несравненный дом» — человеческая плоть Спасителя, «верхний дом» — небесное блаженство, «нижний» — храм Божий, «внутренний дом» — совесть каждого. О том, что есть «внешний дом божий», согласно Иннокентию III, возможны два мнения: это может быть либо Библия, либо дом как таковой.

Из этих примеров видно, как активно христианская церковь стремилась использовать элементы представлений о доме для построения церковного общества. Но также надо заметить и наличие противоречия. Идеология христианства ставит в одинаковое положение и приравнивает друг к другу всех верующих. Вопреки всем аналогиям, о которых шла речь, реальный дом не становится «ячейкой» церкви. Идея христианского равенства отдельно взятых личностей предвещает современное государство. Разве христианский пост, налагающий ограничения на питание и временно воспрещающий половую жизнь, не является беспрецедентным вторжением в сферу дома? Какое другое социальное учреждение предписывало, когда и что людям пристало есть и когда и с кем жить половой жизнью и заводить детей? С помощью поста и христианского брака церковь стремилась стать новой семьей всех христиан. Успехи на этом пути были, но преимущественно в позднее Средневековье и главным образом в среде знати. По некоторым данным о датах рождений представителей знати, в самом деле, можно сделать вывод о соблюдении обязательного полового воздержания во время поста.

Положение женщины лучше всего демонстрирует особое отношение дома и общества в Средние века. Женщин не избирали в городские советы. Цех кельнских шелкопрях являлся редчайшим исключением, ибо ремесленные и торговые корпорации в основном объединяли только мужчин. Отталкиваясь от подобных примеров, современный феминизм навязывает клише «угнетения женщин» в прошлом и настоящем и идею необходимости их эмансипации. Средние века изображаются в феминистской историографии временем тотального мужского господства, враждебности к женщине, отрицания в ней полноценной и равноправной человеческой личности. Эта картина продолжает современную идеологию общечеловеческого равенства. В наши дни гражданские права и обязанности распространяются на всех взрослых людей, и провозглашается равенство граждан, что достигается ценой отказа видеть и признавать особое социальное явление дома. Хотя на деле дом и семья продолжают играть самостоятельную общественную роль, которая часто вступает в противоречие с декларированным принципом всеобщего равенства, она остается скрытой или неафишируемой. Средневековье не знало подобной идеологии и принимало дом, по выражению Августина, как «начало и элемент» общества и государства: человек входит в общество как член дома, и общество состоит из домов. По известному определению Отто Бруннера, дом выступает «базовой социальной структурой всех крестьянских и крестьянско-аристократических культур». Активное участие и первые роли в общественной жизни были правом и обязанностью мужчин. Основу и лучшую часть средневековых обществ составляли домохозяева, главы семейств.

При этом женщины могли быть реально причастны к решению ответственных политических вопросов, но их роль зачастую была неформальной. Так, английская исследовательница Дж. Нельсон отмечает, что в раннесредневековом Франкском государстве не существовало института «власти королевы», сравнимого с официальным положением короля или епископа. Если тот и другой получают свои социальные роли вместе с должностью, то положение королевы напрямую зависит от ее собственной энергии и стечения обстоятельств. Другое дело, что неопределенность и неустойчивость положения и одновременная близость к рычагам власти подталкивают многих франкских королев к выбору активной жизненной стратегии. Меньше чем кто бы то ни было королева в силах полагаться на выгоды от рутинного действия социальной системы, она получает от жизни столько, сколько добивается. Это случай королевы Фредегонды. В устных сказаниях франков Фредегонда стала примером хитрости и изворотливости как пути жизненного успеха. Франкская королева — всего лишь жена короля, другого отношения к власти формально она не имеет. Потому Фредегонде жизненно важно навязать образ королевского дома как режима оценки и действия. Забота о королевском доме становится формой ее участия в государственных делах.

Мужчина — глава семьи. Отношения между супругами можно описать в терминах власти и подчинения. Но с тем же основанием они могут быть описаны в терминах разделения труда и взаимодействия. Домашняя жизнь строилась, конечно, не на идее равенства в современном смысле слова. В ее основе лежал принцип взаимодополняемости, определявший ролевые функции мужа и жены, детей и слуг. В силу существующего разделения труда роль женщины в доме предельно велика. Обязанности мужчины лежат вне дома. Его место в поле или в кругу других мужчин. Миниатюристы XV в. решаются на примечательную реинтерпретацию одной из тем иконографии средневековых календарей. До этого времени месяц февраль обычно изображали в виде греющегося у очага мужчины. В действительности речь идет о давно позабытом сюжете древнего языческого празднества, который повторялся по традиции. В XV в. авторы книжных миниатюр почувствовали себя более свободными от изобразительного канона и переделали этот сюжет на понятный им лад. Им кажется логичным нарисовать в доме женщину с домашней работой в руках, детьми или прялкой, а мужчина показан работающим на улице. Домашнее заточение женщины не в последнюю очередь было продиктовано особым значением, какое придается ее плодовитости и ее целомудрию. Женское чрево — инструмент продолжения рода и депозитарий семейной чести, оскорбить которую можно одним взглядом. Скрывая женщин, стены дома призваны оградить семейную идентичность. При этом дом выглядит сферой, где многое решает женщина. В своей домашней жизни мужчина оказывается в фактической зависимости от женщины.

Литература Средневековья знает примеры убежденного антифеминизма. Таким примером может служить поэма автора второй половины XIV в. Эсташа Дешана «Зерцало брака». Поэт имел в виду всех женщин, но свою жену — в особенности. Он сравнивал вступление в брак с самоубийством, сумасшествием, рабством и тому подобными бедами. Еще более злой сатирой на женщин и институт брака являлся сборник новелл «Пятнадцать радостей брака», составленный на рубеже XIV–XV вв. В его живых рассказах доминирует мотив сети, в которую попадает муж. Жена, дети и прислуга заключают против него негласный союз и делают за его спиной что хотят. Смешные и поучительные французские народные рассказы «фаблио» описывают брак как соперничество мужа и жены за власть в доме. В одном из таких сочинений супружеская пара устраивает драку за обладание штанами. В защиту женщин выступает ученица Дешана Кристина Пизанская и называет все обвинения клеветой. Но и она смотрит на узы брака критически. По ее словам, у многих женщин такие мужья, что им живется хуже, чем рабыням у сарацин. Эта полемика является производной от взаимодействия и соперничества мужчины и женщины в доме.

Если можно говорить о средневековом антифеминизме, то он также связан с явлением дома. Крупнейший теолог Фома Аквинский склонялся к идее равенства мужчины и женщины. Средние века были временем трубадуров, труверов, миннезингеров, воспевавших женщину и любовь. Благодаря им образ служения даме сердца стал стержневой идеей рыцарской культуры, пережившей эту эпоху. Любовь, о которой идет речь, — это любовь вне брака и не предполагающая брак в будущем. В отличие от Фомы Аквинского Конфуций и его последователи в Китае решительно отрицали равенство полов. Тем не менее китайская литература полна историй о том, как женщины завладевают домом, низводя мужей до положения своих послушных слуг. Навязчивые мужские страхи на противоположных концах Евразии явно похожи. Женщина самоутверждается как личность в данных ей обстоятельствах, не считая их тем, с чем надо бороться. Обязанность жен индийских воинов-раджпутов всходить на погребальный костер супруга для человека наших дней выглядят предельным случаем угнетения женщин. Но факт состоит в том, что те принимали свои обстоятельства с героизмом спартанок. Индийское предание повествует о том, как муж из любви к жене оставил поле боя, но жена не открыла ему двери. Когда во время I Крестового похода граф Блуа, заскучав о своей дорогой супруге, покинул войско крестоносцев, Адель Шампанская встретила его настолько холодно, что «дезертир» вынужден был вернуться в Святую землю, где вскоре погиб в бою.