Читать онлайн «Ленин жив! Культ Ленина в Советской России». Страница 20

Ленин одной рукой дал землю, а другой отнял хлеб. Жесткая политика военного коммунизма стала истинным бедствием для российского крестьянства со времени ее принятия в 1918 г. и до отмены ее в 1921 г. В села нагрянули отряды вооруженных рабочих, уполномоченные реквизировать продукты питания на нужды армии и жителей городов. Гражданская усобица привела к кровопролитию, исход которого должен был определить характер власти в России. Вооруженная борьба разыгралась на необъятных просторах страны от Сибири до Украины, однако главной целью политиков было добиться лояльности гражданского населения. Обещания белых соперничали с обещаниями красных. Но могли ли последние заслонить суровую действительность военного коммунизма, когда предпринимались попытки строжайшего контроля над производством и распределением всех товаров? Могли ли обещания будущего изобилия вдохновить людей, доведенных до крайней степени нужды и лишенных всех прав, кроме права на болезнь и смерть? Гражданская война, разразившаяся в России после трех лет войны с Германией и революционных потрясений 1917 года, разрушила последние остатки промышленности, остановила транспорт, вызвала нехватку продовольствия. Напоминая о Смутном времени, продолжительной внутренней междоусобице начала семнадцатого столетия, эта война опустошила русские деревни и города, вымиравшие от голода и эпидемий холеры и брюшного тифа. Как и следовало ожидать, большинство крестьян враждебно встретили появление продотрядов, изымавших зерно: многие полагали, что коммунисты, отбиравшие у них хлеб, вовсе не те самые большевики, которые даровали им землю (партия была переименована в марте 1918 г.)[138]. Однако в целом крестьянство продолжало поддерживать коммунистов. Во многом этой поддержкой они обязаны были широкой пропагандистской кампании, проводимой самыми разнообразными способами членами партии и их сторонниками на протяжении гражданской войны. Именно эта агитация и послужила опорой для возникновения культа Ленина.

В книге «Что делать?» Ленин называл агитацию концентрированным эмоциональным призывом, обращенным к необразованным массам и рассчитанным на то, чтобы возбудить их негодование против несправедливостей, чинимых приспешниками самодержавия и капиталистами. Агитаторы должны произносить речи, а пропагандисты прибегать к печатному слову для разъяснения более сложных вопросов искушенным читателям[139]. После революции агитация была приспособлена к новым условиям Советской России. К устному слову добавился широкий набор других средств коммуникации — в частности, общедоступные спектакли. Празднества, уличный театр, кинематограф, радио, плакаты, живопись, безделушки, спешно воздвигнутые статуи и бюсты, эмблемы, значки, флаги, стяги, монументы и листовки несли простейшее содержание, доступное даже неграмотным. Капиталисты, империалисты, Николай Второй, помещики, попы, неграмотность, Антанта — воплощали в себе зло и считались врагами. Рабочие, крестьяне-бедняки, коммунисты олицетворяли добро и являлись друзьями народа.

Хотя новый режим придавал агитации огромное значение, особенно в годы гражданской войны, организация дела не была централизована до осени 1920 г., когда Центральный Комитет образовал Агитпроп — отдел агитации и пропаганды, а Народный комиссариат просвещения сформировал отдел политического просвещения — Главполитпросвет. В годы войны главным учреждением, заведовавшим агитацией как в армии, так и среди гражданского населения, являлся ПУР — Политуправление Реввоенсовета Республики. Одновременно, настоящий поток агитационного материала поступал их местных партийных комитетов и беспартийных организаций — от рабочих клубов и местных советов[140]. Первыми крупными агитационными событиями стали широкое празднование в Москве и Петрограде Первомая 1918 г. и первой годовщины Октябрьской революции. Петроград 1 мая был убран красными полотнищами, а разукрашенная колесница — подобие римской, — символизирующая Свободу, двигалась во главе организованной многочисленной процессии рабочих. Центральной фигурой праздника был персонифицированный герой революции — рабочий, стоящий на фоне восходящего солнца. В Москве среди первомайских украшений появился новый символ Советского государства — перекрещенные серп и молот, ставшие летом 1918 г. официальным гербом страны[141].

Ленин проявлял острый интерес ко всем сторонам агитации. 12 апреля 1918 г. Совет Народных Комиссаров издал декрет о сносе памятников царям (кроме представляющих национальную ценность) и их замене монументами в честь революционных лидеров. Декрет призывал также заменить старые эмблемы и надписи новыми и переименовать улицы с учетом идеалов революционной России[142]. С особым нетерпением Ленин настаивал на сооружении памятника Марксу и Энгельсу. Его раздражало, что сооружение даже временных статуй отнимает так много времени. «…Возмущен до глубины души… Бюста Маркса для улицы нет… Объявляю выговор за преступное и халатное отношение», — писал он наркому просвещения Луначарскому 12 сентября 1918 г.[143]

Временный памятник Марксу и Энгельсу — на редкость уродливое изваяние — все же был закончен к празднованию первой годовщины революции. На открытии монумента Ленин выступил с речью, в которой превознес громадную историческую роль, сыгранную основоположниками коммунизма. Ленин присутствовал также на открытии большого барельефа у Кремлевской стены в память жертв революции, похороненных в братской могиле. Разрезав ленту на покрывале, Ленин предложил сохранить ножницы, которыми он воспользовался, и поместить их в музей — жест, свидетельствующий о том, насколько глубоко осознавалась им ритуальная важность мероприятия[144]. Здесь он вновь обратился к аудитории с речью, на этот раз призывая слушателей брать пример с героев, погибших за дело революции[145].

Придавая огромную важность сооружению монументальных символов, которые вдохновляли бы и направляли русский народ, Ленин так или иначе способствовал закладыванию основ собственного культа. В его поведении ничто не указывает на то, что таково было его намерение: нет свидетельств, что он позволял себе задуматься о посмертном прославлении своей памяти — скорее всего, мысль о смерти вообще не приходила ему в голову. Тем не менее, именно Ленин побуждал заселить новый советский храм богами, внушающими восторг и благоговение; отчасти именно пример самого Ленина показал партии и народу, как следует чтить своих героев и вождей.

Для Ленина наиболее вдохновляющим символом служила фигура Карла Маркса. Имя Маркса должно было содействовать легитимизации нового режима. Портрет Маркса несли во время московской демонстрации 7 ноября 1918 г.[146]. Но существовали и другие герои. 1 мая 1919 г. Ленин председательствовал на открытии временного памятника казацкому мятежнику XVII века Стеньке Разину, воздвигнутого на месте его казни. Три года спустя Максим Горький писал: «Русское крестьянство не знает своих героев, вождей, фанатиков любви, справедливости, мести». Согласно Горькому, даже Разина, чье крестьянское воинство сражалось против власти Алексея Романова на протяжении почти трех лет, народ вспоминает лишь в нескольких песнях и нигде более. Пугачев, мятежник XVIII века, не оставил по себе вообще никакого следа[147]. Ленин пытался пробудить в народном сознании память о героях прошлого. В ряд героев включались и большевики, умершие естественной смертью — такие, как Яков Свердлов, скончавшийся от пневмонии в марте 1919 г. На траурном митинге Ленин провозгласил, что память о Свердлове будет служить символом революционной преданности делу, образцом организаторского искусства, примером для широких масс рабочих, идущих к мировой победе коммунизма[148] Эта речь Ленина была записана на граммофонные пластинки для широкого распространения.

Усматривая в сооружении памятников революционным героям действенное орудие монументальной пропаганды, Ленин, однако, этим ее не ограничивал. С началом гражданской войны сделались необходимы передвижные средства агитации, которые могли бы следовать за наступающей Красной Армией в отвоеванные районы. Памятников, изваяний и устройства празднеств было недостаточно для того, чтобы привлечь к себе население, подвергавшееся со всех сторон самому различному идеологическому воздействию. Главным средством пропаганды и агитации всегда была печать, однако военное положение и нехватка газетной бумаги значительно осложняли распространение периодических изданий[149]. В условиях войны большевистское правительство располагало только двумя средствами обращения к аудитории — железнодорожным или водным транспортом. По сельской местности передвигались агитпоезда и агитпароходы, с помощью которых новый режим разъяснял свою сущность. Первым был состав, отправленный из Москвы под покровительством Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета в середине августа 1918 г.: он носил название «ленинский поезд». На крыше его был укреплен лозунг «Пролетарии всех стран, соединяйтесь», а вагоны были сплошь расписаны изображениями героических рабочих и солдат. В дальнейшем на фронт отправилось несколько таких поездов, нагруженных книгами, брошюрами, газетами, плакатами, кинопроекторами, в сопровождении опытных агитаторов.