Читать онлайн «Принуждение, капитал и европейские государства. 990– 1992 гг». Страница 23

В Испании и других странах довольно рано (и навсегда) произошло резкое отделение армии от флота. Отделение же армии (обычно специализирующейся на ведении военных действий с другими вооруженными силами) от полиции (обычно специализирующейся на контроле над невооруженными или слабо вооруженными лицами и группами лиц) в национальном масштабе происходит довольно поздно — в большинстве стран в течение XIX в. К этому времени происходит широкая, концентрированная и потому неравномерная аккумуляция сил принуждения. К XIX в. государства сумели неплохо вооружиться и практически разоружили свое гражданское население.

На рис. 2.6 схематически представлены отношения между городами и государствами как взаимодействие капитала и принуждения. Выше пересекающей схему диагонали находятся государства, где принуждение превосходило капитал, ниже — капитал был сильнее принуждения. Указанное разделение распространяется и на отдельные города: так, в больших европейских портах, как Амстердам или Барселона, капитал обычно был в избытке, притом что аппарат принуждения был сравнительно невелик, в городах, бывших местопребыванием монархов, — Берлин и Мадрид, — напротив, принуждение было гораздо сильнее капитала.

Рис. 2.6. Два пути развития концентрированного капитала и концентрированной способности к принуждению в Европе, 1000–1800 гг.

Это различие проявляло себя также и в окружении государств. Общее направление развития в Европе в течение тысячелетия шло по диагонали вверх ко все большей и большей концентрации как капитала, так и принуждения. Но разные государства, двигаясь в одном направлении, шли различными путями. Так, Бранденбург–Пруссия сложилась в обстановке сильного принуждения и недостаточного капитала, эти приметы ее раннего развития она сохраняла даже тогда, когда подчинила своему контролю капиталистические города Рейнской области. Дания располагала большей концентрацией капитала, чем остальная Скандинавия, и прикладывала меньше усилий (как государство) к созданию своей военной мощи.

Тевтонские рыцари (орден госпиталя св. Марии в Иерусалиме) пошли необычным путем: сначала грабители–крестоносцы в Святой Земле (откуда их тесная связь с миром пиратов в деле морской торговли) в конце XII в., затем правители большой части Трансильвании в XIII в., затем завоеватели и колонизаторы языческой Пруссии, где они правили как крупные землевладельцы с 1300 г. по XVI в. Эти рыцари всего лишь за 30 лет перешли от формирования государства по модели интенсивного капитала к формированию по модели интенсивного принуждения. Тем же путем устремились мальтийские рыцари (известные также как госпитальеры — рыцари ордена Госпиталя святого Иоанна Иерусалимского, а затем как рыцари Родоса), но в конце концов оказались в совершенно ином месте: «… Религиозный орден, сложившийся к 1100 г. на Святой Земле и почти немедленно превратившийся в военный орден для защиты восточно–латинских государств, а после отступления на Кипр перешедший к морским операциям (1291). Затем орден перемещается на Родос (1309) и наконец (по водворении на Мальте в качестве суверенного государства под сюзеренитетом короля Сицилии в 1530 г.) был принужден посвятить все свои силы этому своему призванию» (Fontenay, 1988a: 362).

Занявшись легализованным пиратством со своей базы на Мальте, рыцари пошли более капитало–интенсивным курсом, чем их бывшие соседи по Святой Земле. То есть мы можем представлять себе нашу диаграмму как карту многообразных путей, какими шли европейские государства при разнообразии их отношений с городами на своей территории.

Настоящая диаграмма отражает тот посыл, эскиз которого я набросал в первой главе: сильные правители в определенном районе определяют условия войны для всех, перед слабыми правителями открываются две возможности: или приспосабливаться к требованиям могущественных соседей, или прилагать невероятные усилия, готовясь к войне. Ведение войны и подготовка к ней вынуждают правителей заняться изъятием средств для войны у тех, кто владел основными ресурсами — людьми, оружием, запасами продовольствия или деньгами, чтобы все это купить — и кто вовсе не склонен был их отдавать без сильного на них давления или компенсации. В пределах выгод и трудностей, которые возникали на поле межгосударственного соперничества, именно процессы изъятия ресурсов и борьбы по поводу средств ведения войн сформировали основные структуры государственности. На территории определенного государства сильнейшее влияние на стратегию правителей в деле добывания ресурсов оказывали организации основных общественных классов и их отношение к государству, оказываемое правителям сопротивление, возникающая в результате борьба, те долговременные организации, которые возникали в результате изъятия и борьбы и, следовательно, эффективность добывания ресурсов.

Организация основных общественных классов и их отношения с государством в Европе были самыми разными. Варианты изменяются от регионов с интенсивным принуждением (ареалы с небольшим количеством городов и преобладанием сельского хозяйства, где значительную роль в производстве играло прямое принуждение) до регионов с интенсивным капиталом (ареалы со множеством городов и ведущей ролью коммерции, где основную роль играли рынки, обмен и ориентированное на рынок производство). Соответственно варьировались и требования основных классов к государству, а также их влияние на государство. Кроме того, значительно варьировалась по регионам (от регионов с интенсивным принуждением до регионов с интенсивным капиталом) относительность успеха различных стратегий изъятия.

В результате организационные формы государств развивались по решительно различным траекториям в разных частях Европы. Самые разнообразные варианты государств становилось преобладающим в данную эпоху и в данной части Европы. И только к концу первого тысячелетия национальные государства начали определенно побеждать города–государства, империи и другие общие для Европы формы государств. Тем не менее разрастание войн и собирание европейских государств в систему посредством коммерческого, военного и дипломатического взаимодействия постепенно обеспечили военные преимущества тем государствам, которые могли выставить регулярные армии. Победили государства, где (в каком–либо виде) отмечается наличие следующих факторов: большое сельское население, капиталисты и сравнительно прибыльная экономика. Эти государства определяли условия войны, и их форма стала преобладающей в Европе. Постепенно европейские государства стали трансформироваться в одном направлении — в направлении национального государства.

На каждом пути, отмеченном на рис. 2.6, более ранние шаги сдерживали последующие. Если правящие классы города играли важную роль на начальных этапах складывания некоторого государства (как это было в Голландии), такое государство и долгое время спустя несло отпечаток этого в форме буржуазных институтов. Если государство сложилось в результате покорения масс сельского населения (как это происходило в сменявших друг друга российских империях), здесь и в дальнейшем рост городов ограничивался. В таких регионах разрасталось дворянство, поскольку монархи предоставляли фискальные привилегии и немалые полномочия на местах тем носившим оружие землевладельцам, которые периодически несли военную службу.

Почти постоянно в течение последнего тысячелетия европейские города и государства имели liaisons dangereuses, устанавливая такие амбивалентные отношения, когда союзники неразрывно связаны друг с другом и при этом друг друга не выносят. Города и жившие там капиталисты заручались обязательной защитой со стороны специалистов по принуждению, стоявших во главе государств, но имели все основания бояться, что защитники станут вмешиваться в их дела и направлять принадлежащие им ресурсы на ведение войны, подготовку к ней или плату за прошлые войны. Государства и сами военные зависели от (живших в городах) капиталистов в отношении финансовых средств для рекрутирования и содержания войска, но они и в самом деле беспокоились о том сопротивлении государственной власти, которое провоцировалось городами, их коммерческими интересами и рабочим классом. Города и государства находили основания для нелегких соглашений о получении защиты в обмен на доступ к капиталу, но до XIX в. такие соглашения были непрочными.

Сегодня трудно даже представить себе, на какие махинации шла в XVII в. Мессина — главный торговый город Сицилии. Сицилия с тех пор стала столь ярким воплощением отсталости, что мы забываем о многих столетиях сицилийского величия, этого моря блистательных царств, житницы Средиземноморья и предмета борьбы великих держав. Сицилия — некогда мусульманская, затем норманнская — подпала под правление Арагона в 1282 г., а в XVI в. с образованием объединенной монархии (Арагона и Кастильи) стала собственностью Испании. В тисках испанского правления исходили злобой купцы–олигархи Мессины, поскольку в интересах династии им закрыли доступ на иностранные рынки и отстранили от контроля над экспортом сицилийского шелка. В 1674 г. Испания (в довольно свободном союзе с Голландией) воевала с Францией (в то время бывшей в довольно свободном союзе с Англией). Власти в Мессине закрыли ворота своего города для испанских войск, обратились за помощью к Франции, Англии и Оттоманской империи, попросив, чтобы независимая Сицилия управлялась из Мессины иностранным королем, а их порты были освобождены от таможенных сборов, приветствовали французского губернатора Сицилии с его войсками.