Читать онлайн «История Советского Союза: Том 2. От Отечественной войны до положения второй мировой державы. Сталин и Хрущев. 1941 — 1964 гг.». Страница 41

Вооруженная борьба в тылу имела как военное, так и политическое значение. Партизаны устраивали засады против подразделений противника и совершали нападения на отдельные его гарнизоны, пытаясь не вступать в бой со слишком крупными частями. Когда у них появилась связь с «Большой землей», они собирали и передавали сведения о передвижениях вражеских войск[58]. Но главным видом их деятельности были диверсии на железнодорожных и шоссейных путях. Со временем (особенно в ходе операций по освобождению Белоруссии в 1944 г.) значение подобных актов вышло за рамки чисто тактических вылазок и приобрело серьезный оперативный смысл.

Партизаны сражались всегда небольшими группами, однако отряды, насчитывавшие вначале несколько десятков человек, в дальнейшем разрастались до таких размеров, что объединяли уже порой не одну сотню бойцов. Их организация варьировалась от области к области, но, как правило, отдельные отряды сводились в более крупные соединения, которые обычно именовались бригадами. Вооружение было преимущественно легкого типа; взрывчатка занимала в нем особое место. Нередко, впрочем, в отрядах имелись также минометы, а в некоторых случаях — даже пушки и танки[59]. С развертыванием движения в тылу у немцев стали возникать целые районы, полностью изъятые из-под контроля оккупантов: речь идет о знаменитых «партизанских краях», особенно обширных в Белоруссии. Отсюда начинались не менее знаменитые партизанские рейды. Колонны по 2—3 тыс. бойцов, летом — верхом или на телегах, зимой — на санях, совершали продолжительные походы, порой длиною в несколько тысяч километров, по оккупированным немцами районам. Передвигались они по ночам, днем пережидая в укромных местах, а завершив рейд, вновь скрывались в лесных массивах. Эти походы, в которых особенно отличились такие прославленные партизанские командиры, как Ковпак, Федоров, Сабуров, Мельник, сыграли особенно важную роль в стимулировании вооруженной борьбы на Украине; /114/ позже они помогли также дать импульс партизанскому движению в сопредельных странах[60].

Политические результаты по своей важности даже превосходили военные. Партизанское подполье на оккупированных землях знаменовало присутствие Советского государства и его Коммунистической партии, подтверждало их руководящую роль в организации отпора захватчикам. Благодаря партизанам и подпольщикам удавалось распространять листовки и даже некое подобие нелегальной печати. Передаваемые из рук в руки, эти листки поддерживали веру в победу и призывали население противодействовать немецким мероприятиям, особенно угону людей в Германию и заготовкам сельскохозяйственной продукции[61]. Борьба партизан давала поэтому и экономический эффект: оккупанты, например, лишь в минимальной степени смогли воспользоваться лесными богатствами оккупированных областей[62]. Число коммунистов и комсомольцев в партизанских отрядах также колебалось в зависимости от местных условий, но неизменно было достаточно высоким[63]; институт политических комиссаров сохранялся здесь и после того, как был отменен в армии. Действия партизан обращались своим острием не только против немцев, но и не в меньшей степени против тех, чьим сотрудничеством немцы сумели заручиться. Коллаборационистам предлагалось дезертировать и тем заслужить снисхождение. Во многих случаях подобные призывы давали результат. Если же этого не происходило, мстители не знали пощады.

По самой своей природе партизанская герилья представляет собой одну из наиболее жестоких сторон войны. Да иначе и быть не может, ибо лишь крайняя решимость способна обеспечить надежный эффект партизанским действиям. Если немцы не останавливались перед зверским обращением с безоружными людьми, пленными и гражданским населением, которых они избивали и угоняли в Германию, то легко представить себе, с каким остервенением они стремились расправиться с лесными воинами. «Борьба с партизанами на востоке, — заявил Гитлер, — есть смертельная борьба: одна из двух участвующих в ней сторон должна быть истреблена». Количество приказов, выдержанных в подобном духе, трудно сосчитать. В прифронтовой полосе карательными акциями против партизан занимались непосредственно части вермахта; во всех остальных районах эти функции были возложены на войска СС и их славившихся жестокостью офицеров. Достаточно было, чтобы на человека упала лишь тень подозрения в том, что он оказывает помощь партизанам или подпольщикам, как его хватали, подвергали мучительным пыткам и казни[64]. Ответные меры бойцов подпольной армии не могли быть мягкими. Необходимо было следовать правилу «око за око». Деятельность предателя, агента, засланного врагом, просто миг малодушия могли стать роковыми. Для жалости не было места. То была война, по словам одного из ее участников, в которой «человеческая жизнь была страшно дешевой» и люди очень быстро /115/ усваивали «уроки решимости и необходимой жестокости»[65]. В оккупированных районах, как ни в каком другом месте, было ясно, что советские народы ведут борьбу не на жизнь, а на смерть.

Менее заметной, но еще более тяжелой, чем у партизан, была деятельность городских подпольщиков. За партизанами немцы вынуждены были охотиться в лесах или по крайней мере на изобилующей препятствиями местности вдали от главных путей сообщения; в городах же каждый, кто решался бросить вызов их террору, должен был действовать прямо у них на глазах. Городское сопротивление, как свидетельствуют советские источники, несло во много раз более тяжелые потери, чем партизаны[66]. В подпольных организациях царили самые строгие правила конспирации: каждая ячейка состояла всего из нескольких человек, известных лишь их непосредственному руководителю. Но гитлеровскому карательному аппарату все равно удавалось во множестве уничтожать их. Несмотря на это, группы подпольщиков действовали почти во всех крупных городских центрах. На месте уничтоженных тайных организаций, оставленных советскими властями перед самым уходом, возникали новые комитеты. В Киеве, например, нелегальная организация была целиком уничтожена гитлеровцами уже в октябре 1941 г., почти все ее участники были арестованы и казнены. Подпольная сеть была восстановлена и, хотя нацисты не раз раскрывали и обезглавливали ее, продолжала существовать до самого конца. Сходное положение наблюдалось в Минске. В первые месяцы, в особенности на Украине, деятельность подпольных комитетов была чрезвычайно трудной[67]. Но как бы то ни было, органы советского политического руководства, в частности с помощью партизан, сумели постоянно напоминать о себе в большинстве оккупированных областей и районов. В 1943 г. в подполье действовали уже Центральные Комитеты коммунистических партий Украины и Белоруссии. В Прибалтийских республиках подобную операцию осуществить не удалось[68].

Группы сопротивления в городах стремились в первую очередь срывать мероприятия оккупационных властей. Деятельность этих групп носила, следовательно, больше политический и меньше военный характер, но в немалом числе случаев подпольщики обращались также и к вооруженной борьбе. В Одессе они нашли укрытие в лабиринте катакомб, издавна знакомых жителям этого крупного южного портового города, но куда наверняка не решился бы ступить чужестранец. В Павлограде они попытались с помощью восстания овладеть городом во время наступления Красной Армии в марте 1943 г., но город вновь был оккупирован немцами[69]. Несколько подпольных групп действовало в шахтерских районах Донбасса: самой знаменитой из них — в частности, благодаря отражению ее деятельности в художественной литературе — была группа под названием /116/ «Молодая гвардия»[70]. Немалое число подпольщиков получали неблагодарное задание проникнуть в аппарат оккупационных властей, наняться к ним на службу с целью организации саботажа и диверсий. С их помощью были осуществлены некоторые из самых сенсационных операций, такие, например, как убийство белорусского наместника Кубе в сентябре 1943 г. (подпольщица, работавшая в его резиденции, положила бомбу под его кровать) и двух ближайших сотрудников Коха на Украине (застреленных советским разведчиком).

Картина противодействия, встреченного немцами, оставалась бы, однако, неполной, если бы мы не упомянули о самом распространенном типе сопротивления: пассивном сопротивлении[71]. В разной степени освещенное политическим сознанием, оно выражалось в самых разнообразных формах: от предоставления приюта партизанам до намеренного выпуска брака на предприятиях, которые немцам удалось пустить в ход; от прикрытого разнообразнейшими предлогами отказа занять пост старосты, учрежденный немцами в деревне, до невыполнения приказов германского командования. Пассивное сопротивление, как и активное, порождалось жестокостью оккупационной политики и чувством озлобления, которое вызывали к себе немцы. Весьма часты были случаи пассивного сопротивления в сельской местности. Крестьяне прятали продукты своего труда, иногда даже зарывая их в землю, чтобы не отдавать немцам; угоняли скот в лес при первых же признаках возможной конфискации. Дело доходило до нападений и поджогов складов, где оккупанты хранили награбленное продовольствие. Мужчины в деревнях прятались, чтобы избежать угона в Германию или тяжких повинностей, налагаемых оккупационными войсками[72].