Читать онлайн «Россия — Советский Союз, 1946–1991 гг.». Страница 70

После этих инцидентов в феврале 1964 г. Пленум ЦК одобрил доклад М.А. Суслова «О борьбе КПСС за сплочение международного коммунистического движения», обвинившего китайское руководство в расколе коммунистического движения и империалистических амбициях, тщательно скрываемых за политикой помощи народам, борющимся против колониализма. Кроме того, в Москве откровенно враждебную позицию Пекина расценили как прямое посягательство на территориальную целостность СССР, что впервые заставило советское политическое руководство задуматься о существовании потенциальной военной угрозы со стороны Китая. Но, опасаясь углубления конфликта с китайской стороной, советские руководители согласились начать консультации по уточнению линии государственной границы двух стран.

Эти консультации застопорились летом 1964 г., после того как в беседе с иностранными журналистами Мао Цзэдун прямо заявил о возможности предъявить Советскому Союзу счет за территории к востоку от Байкала, которые были незаконно захвачены Российской империей сто лет назад. Хотя официально КНР и не выдвинула каких-либо территориальных претензий к СССР, в советских стратегических планах на повестку дня был поставлен вопрос о срочном укреплении дальневосточных рубежей страны.

Одновременно китайское руководство убедилось в невозможности сотрудничества с СССР в деле создания «единого антиимпериалистического фронта», поскольку в октябре 1964 г. во время последнего визита в Москву премьера Госсовета КНР Чжоу Эньлая его предложения на сей счет были просто проигнорированы.

Одновременно с этим главным конфликтом в сердце социалистического лагеря в 1963—1964 гг. резко обострилось противостояние между СССР и Румынией, непосредственной причиной которого стал советский план координации национальных экономик стран Восточной Европы в рамках Совета экономической взаимопомощи (СЭВ). Вплоть до смерти И.В. Сталина существование этой структуры имело в большой степени политико-экономический характер. Но в начале 1960-х гг. руководства СССР, ГДР и Чехословакии высказались за ускорение и углубление процесса экономической специализации в рамках СЭВ, что вызвало резкую реакцию в румынском руководстве, которое считало, что их стране будет уготована роль периферийной базы сельскохозяйственного производства, и это застопорит ее движение к социализму. Решимость советского руководства форсировать экономическую интеграцию восточноевропейских стран не в последнюю очередь была связана с кризисом в советско-китайских отношениях и отступничеством Албании. Поэтому экономическая интеграция стала одним из средств борьбы против центробежных политических тенденций в социалистическом лагере, но планы советских и румынских лидеров пришли в непримиримое противоречие, так как румыны были решительно настроены на продолжение политики индустриализации страны. Вскоре поняв, что продолжение давления на румынское руководство только на руку китайцам, Н.С. Хрущев пересмотрел свои прежние позиции, и на сессии СЭВ, состоявшейся в июле 1963 г., требования румынской стороны были частично учтены.

В апреле 1964 г., когда напряженность в советско-китайских отношениях поднялась на новую ступень, румынское руководство в лице трех влиятельных членов Политбюро РРП — К. Стойка, Г. Апостола и Н. Чаушеску инициировало принятие на Пленуме ЦК специального заявления «О позиции РРП по вопросам международного коммунистического движения», в котором, по сути, поддержало китайское руководство в противостоянии с СССР. Стало очевидно, что румынское диссидентство из чисто экономической сферы перешло в политическую сферу, что настолько напугало Н.С. Хрущева, что в июле 1964 г. он принял решение провести новую международную встречу всех коммунистических и рабочих партий в декабре 1964 г., в ходе которой предполагалось осудить китайский, албанский и румынский «уклонизм». Но задуманной конференции не суждено было состояться, поскольку в октябре 1964 г. Н.С. Хрущев был снят со всех своих постов и отправлен в отставку.

Советская политика в отношении стран третьего мира также не принесла ожидаемых результатов к началу 1960-х гг. Вместе с тем, она дала старт разработке Институтом мировой экономики и международных отношений (А. А. Арзуманян) новых политических подходов, отразивших общие тенденции к большей умеренности и постепенности в отношении поставленных целей и задач. Международное совещание коммунистических и рабочих партий, прошедшее в Москве в декабре 1960 г., одобрило предложенное советской стороной понятие «государство народной демократии». Отнесенным к этому типу независимым государствам третьего мира теперь отводилась решающая роль в период «новой фазы общего кризиса капитализма», но согласно журналу «Коммунист», только пять государств этого мира отвечали установленным критериям — Куба, Гвинея, Гана, Мали и Индонезия. И в самом деле, несмотря на все усилия советской дипломатии, ни Объединенная Арабская Республика (Египет), получившая от СССР огромный денежный кредит, ни Ирак, где революция 1958 г. покончила с британским влиянием, ни Конго, в защиту целостности которого Н.С. Хрущев выступил в сентябре 1960 г. на сессии ГА ООН с ботинком в руках, так и не вошли в клан государств «народной демократии». Таким образом, хрущевский волюнтаризм, не способный предложить этим странам третьего мира притягательную модель дальнейшего развития, завел советскую внешнюю политику на этом направлении в тупик.

1. XXII съезд КПСС и его основные решения.

2. Управленческий волюнтаризм Н.С. Хрущева в начале 1960-х гг.

3. Подготовка «заговора» против Н.С. Хрущева и его причины.

4. Октябрьский Пленум ЦК КПСС и отставка Н.С. Хрущева.

XXII съезд КПСС, прошедший в октябре 1961 г., стал своеобразным водоразделом в истории «хрущевской оттепели», поскольку на этом съезде были приняты решения, которые, в конечном счете, поставили крест на партийно-государственной карьере самого Н.С. Хрущева.

Принятие новой партийной программы строительства коммунизма, несмотря на всю ее несостоятельность, практически не вызвало никаких дискуссий внутри партии. Сам текст этой программы носил сугубо ортодоксальный характер и излагал хорошо известные способы перехода к коммунистическому обществу, что вряд ли могло стать предметом горячих и острых дискуссий на съезде. Согласно этой программе для достижения поставленной цели требовалось двадцать лет напряженного труда, из которых первое десятилетие (1961—1970) отводилось на «создание материально-технической базы коммунизма», а второе десятилетие (1971―1980) — объявлялось переходным периодом от развитого социализма к коммунизму.

В тексте самой программы опять было заявлено, что только «дальнейшее развитие тяжелой индустрии», на базе которой будет проведена техническая реконструкция всех остальных отраслей народного хозяйства, приведет к созданию бесклассового общества с единой формой собственности на средства производства, к постепенному отмиранию социалистического государства и передаче всех его функций органам народного самоуправления.

Принятие нового партийного устава имело более важные политические последствия. Этот документ, формально вдохновляемый ленинскими принципами революционной легальности, внутрипартийной демократии, идеями народного контроля и коллективного руководства, подчеркивал необходимость периодической ротации всех партийных кадров и руководящих органов на всех уровнях партийного аппарата, от первичных ячеек до Президиума ЦК. На каждых отчетно-выборных собраниях, конференциях и съездах замене подлежала половина членов всех выборных партийных органов до райкома партии включительно, треть состава — на областном (краевом) и республиканском уровнях, и четверть состава — в ЦК и его Президиуме. Это положение устава было подкреплено дополнительным правилом, которое запрещало избираться в одни и те же партийные органы более определенного количества раз. Однако, не допуская исключений для первичных и региональных организаций, эти правила предусматривали исключения для членов ЦК и Президиума ЦК. Члены высших партийных органов, «авторитет которых был единодушно признан всеми членами партии», могли оставаться на своем посту более долгий период, если при тайном голосовании три четверти голосов подавались «за» их кандидатуры. Таким образом, эти новые нормы партийного устава, призванные обеспечить обновление и омоложение партийных кадров, достигли лишь частичного успеха. На самом деле быстрая ротация кадров на низших уровнях приводила к ослаблению их авторитета и ставила в еще большую зависимость от прочно сидящих на своих местах представителей вышестоящих партийных инстанций. Что же касается высших партийных иерархов, то возможность оставаться в верхних эшелонах власти практически на безграничный срок только укрепляла их положение. С другой стороны, чтобы набрать большинство в три четверти голосов, позволяющее сохранить им свои посты во властной вертикали, они, будучи заинтересованы в укреплении личной преданности нижестоящей номенклатуры, неизбежно шли навстречу их требованиям. В итоге кадровая реформа укрепляла отношения личной преданности и застой в верхах, одновременно ставя под угрозу карьеры молодых партийных кадров, поставленных в прямую зависимость от благорасположения вышестоящих партийных чиновников. Таким образом, эта уставная реформа оказалась неспособной ни покончить с консервативным сопротивлением в верхах, ни привлечь на сторону Н.С. Хрущева, главного автора этой реформы, симпатии огромной армии партийных аппаратчиков на местах.