Читать онлайн «История запорожских казаков. Борьба запорожцев за независимость. 1471–1686. Том 2». Страница 34

Желая протянуть время и обмануть врагов, Матвей Саула, 27 марта 1597 года, отправил через ксендза к Жолкевскому и Ружинскому письма и в письме к первому выражал свое удивление по поводу гнева «его милости» на неповинных перед ним людей; а второму напоминал его прежнюю совместную с низовыми казаками службу и просил быть посредником в примирении казаков с гетманом Жолкевским, за что обещал верно и постоянно служить польской короне за порогами Днепра и промышлять над исконными врагами святого креста. Однако ксендз, привезший письмо Саулы Ружинскому, раскрыл истинные намерения казаков, и потому казаки ничего не выиграли от своего замысла.

Быстро подвигаясь от Киева и имея под своим знаменем до 8000 человек, казацкие вожди прибыли к Белой Церкви 2 апреля и, по обыкновению, расположились вокруг замка табором. Белая Церковь, как оказалось, действительно представляла собой «недурную крепость, а при хорошем гарнизоне и неприступную»: замок стоял на горе и сильно укреплен был стенами и окопами; крепость сделана была, собственно, не против казаков, а против татар, которые, по выражению польского писателя Сарницкого, точно собаки, постоянно заглядывали в Белую Церковь, что объяснялось топографическим положением этого города, стоявшего на Черном шляхе, по которому татары обыкновенно врывались на Украину за добычей и ясырем.

Сойдясь у Белой Церкви, обе стороны не решались на открытый бой и старались извести друг друга хитростью. Первый начал Ружинский: имея при себе несколько рот пана Станиславского да несколько человек венгерской наемной конницы под начальством венгерца Лепшеня, Ружинский в одну из очень темных ночей сделал вылазку из города и направился прямо в казацкий табор, оставив в крепости лишь одних слуг своих да 20 человек наемных венгров. В то же самое время задумали сделать вылазку против поляков и казаки: оставив в таборе Саулу с нескольким количеством людей для охраны табора, Наливайко, пользуясь темнотой ночи, обогнул вокруг город, пробрался через задние ворота вовнутрь его, изрубил оставшихся там людей и, не встретив ни от кого, кроме венгров, сопротивления, стал хватать там всякого рода добычу, но в это время услыхал выстрелы в собственном таборе и поторопился покинуть замок. А поляки, войдя в табор, начали рубить и гоняться за оставшимися в нем казаками. Не ожидая ниоткуда нападения, казаки, оставшиеся в лагере, сперва перепугались и стали уходить от поляков, но потом опомнились, ударили на них и погнали через весь казацкий лагерь. Как раз в этот самый момент возвращался из замка Наливайко. Положение поляков оказалось самым безвыходным: в тылу у них был Саула с оставшимися в таборе казаками, а сзади Наливайко с возвращавшимися из замка. По словам польских писателей, – а они в этом отношении редко бывают беспристрастны, – из 500 человек польской конницы пало на месте 100 человек и очень много было ранено, после чего «наши, – говорит Иоахим Бельский, – видя, что дело плохо, убежали в замок».

Между тем Жолкевский, стоявший в Пикове, уже давно спешил к Белой Церкви. Зная задорливый и беспокойный нрав Кирика Ружинского, он боялся, как бы князь, вместо простого наблюдения за движениями казаков, не ввязался в сражение с ними; поэтому, не дождавшись выздоровления своих лошадей и прихода свежего войска, Жолкевский поспешно оставил Пиков и направился к Белой Церкви. Не дойдя 4 мили до города, Жолкевский остановился в Тришках на ночевку, но, услышав здесь пушечный гул, бросил стоянку и поторопился двинуться дальше. В это время от пойманных казаков и от высланного от князя Ружинского посланца с просьбой о помощи Жолкевский узнал о всем происшедшем между казаками и поляками и еще больше того поспешил своим походом к Белой Церкви. Но его движение, вследствие открытой местности вокруг Белой Церкви, не могло остаться тайным для казаков, и казацкие вожди поспешно отступили по направлению к Триполью. Пройдя всего лишь одну милю, они остановились и, по своему обыкновению, укрепились табором: поставив в пять рядов повозки, скованные железными цепями за колеса, они заключили вовнутрь табора войско и разместили 24 пушки; все казаки были пешие, и только предводители были на лошадях.

Жолкевский, войдя в Белую Церковь, сперва впал в раздумье относительно дальнейших своих действий: в одно и то же время он и хотел немедленно ударить на казаков, и несколько пообождать свежего подкрепления, которое послано было к нему, по распоряжению короля, из Молдавии под начальством Потоцкого. Но настроение жолнеров, давно рвавшихся в бой с казаками, а также выпавший, несмотря на весеннее время, глубокий снег и случившийся легкий мороз, сковавший не везде проходимые в этой местности пути сообщения, заставили Жолкевского вступить в битву с казаками. Оставив город рано утром, Жолкевский бросился по следам казаков и преследовал их издали до самого вечера; узнав же от перебежчиков о смутах, происшедших между казаками, он решился сделать вальное нападение на них. Казаки стояли у озера Черный Камень, где и приняли битву от Жолкевского. Главной заботой Жолкевского было расставить своих жолнеров так, чтобы они менее всего подверглись выстрелам из казацких пушек и потом могли бы сделать стремительное нападение на казацкий табор. Подробности этой битвы и самый исход ее известны лишь по одним польским источникам и представляются вполне благоприятными для поляков, но результаты битвы заставляют думать если не обратное польским показаниям, то нечто нерешительное для обеих сторон. Так, польские жолнеры, несмотря на весь пыл, с которым они бросились на казаков, не могли разорвать казацкого табора; а казаки, залегши между возами и мужественно отстреливаясь от наступавшего врага, понесли урон в своих предводителях: полковник Сасько был убит, Наливайко ранен, а Сауле оторвало ядром руку. В общем, по словам тех же польских писателей, казаков было убито 2000 человек, а поляков только будто 32 или 34, и между ними ротмистр Ян Вирник. Но те же польские писатели не скрывают и того, что после сражения казаки спокойно оставили свой табор, пошли дальше к Днепру и беспрепятственно стали переправляться за реку, а поляки, переночевав на месте сражения, вернулись назад к Белой Церкви. Из всего этого следует лишь то, что казаки далеко не были так несчастны в сражении под Белой Церковью, а поляки далеко не были так счастливы, как сами передают о том.

Выбрав вместо Саулы вождем своим Лободу и покинув свою стоянку у Острого Камня, казаки двинулись к Триполью, переправились с правого на левый берег реки Днепра, дошли до города Переяслава и остановились возле него.

Жолкевский после сражения у Острого Камня отступил назад, дошел до Белой Церкви и здесь на некоторое время задержался. Причиной того было, во-первых, то обстоятельство, что он хотел дать отдых своему войску, уставшему от длинного перехода и жаркой битвы с казаками; а во-вторых, то, что он хотел дождаться давно желанного подкрепления в виде коронного войска.

Находясь в Белой Церкви, Жолкевский отправил посланцев в Запорожскую Сечь с целью отвлечения низовых казаков от совместных действий их с товарищами под начальством Лободы. На ту пору атаманом казаков был шляхтич православной веры Каспар Подвысоцкий, а всех товарищей в Сечи оставалось до 500 человек. Посланцы Жолкевского должны были всеми мерами стараться, чтобы не допустить запорожцев соединиться с Лободой и действовать заодно с ним против польского правительства. В то же время, находясь в Белой Церкви, Жолкевский узнал о задержке одного казацкого полка под начальством Кремиского при переправе с правого берега Днепра на левый возле города Канева и немедленно отправил отряд жолнеров под главным начальством Ходкевича против казаков. Ходкевич вышел в Страстную субботу Великого поста в апреле и, напав на казаков, ниоткуда не ожидавших беды в такой день, многих из них изрубил, многих во время переправы через реку потопил. Сделав свое дело и забрав всю заготовленную, но покинутую казаками соль в городе Каневе и местечке Терехтемирове, Ходкевич дальше не преследовал казаков и вернулся к Жолкевскому. А казаки, переправившись с правого берега на левый, чтобы сделать затруднение Жолкевскому, нашли нужным собрать в одно все лодки и сжечь их огнем.

После этого Жолкевский, дождавшись в Белой Церкви подкрепления, снялся со своей стоянки и двинулся к Днепру. Он задался решительной целью добыть главных начальников казацких и рассеять все скопище казаков. Дойдя до Днепра и увидя себя отрезанным от левого берега, Жолкевский прежде всего распорядился, чтобы к Днепру доставили с Припяти и Тетерева все имевшиеся там лодки и байдаки, а потом послал приказание обывателям города Киева заготовить новые лодки и выгнать в известное место старые для переправы польского войска на левый берег Днепра. Последнее распоряжение Жолкевского скоро стало известно казакам, и они поторопились в Киев, чтобы помешать исполнению гетманского приказания: удержать киевлян от постройки новых судов и предать огню старые суда, а в случае сопротивления со стороны жителей – даже сжечь и самый город Киев. О намерении казаков в свою очередь узнал Жолкевский и, чтобы разрушить планы их, поспешил в Киев. Не доходя Киева, в Василькове, к Жолкевскому присоединился Потоцкий, стоявший дотоле в Молдавии с войском, но посланный королем на подмогу польному гетману. Желая во что бы то ни стало раньше поляков прийти в Киев, казаки вошли в переговоры с Жолкевским и тем хотели несколько задержать его движение. Но Жолкевский, всегда отличавшийся особенной дальновидностью и подозрением, не поддался и на этот раз казакам: не останавливаясь в своем движении, он опередил казаков на два часа времени и немедленно подошел к Киеву. Не входя в самый город, гетман стал в полумиле от Киева, под Печерском, и, окружив город пикетами, тот же час принялся за сооружение лодок, везде лично наблюдая за работами. Против польских жолнеров, через Днепр, расположились казаки со своим предводителем Григорием Лободой. Но они, не имея лодок, не могли оказать никакого противодействия Жолкевскому, а ждали лишь с Низу запорожских казаков, которые, плывя в челнах, могли помешать работам киевлян и жолнеров польского гетмана.