Читать онлайн «Новая история стран Европы и Америки XVI–XIX века. Часть 1». Страница 39

В Нидерландах, в городах провинций Гронинген, Оверейсел и городе Мидделбурге, депутатов и магистратуры выбирали только зажиточные жители. В городе Дордрехте восемь депутатов выбирали торговые и ремесленные корпорации, а остальных депутатов – так называемые «именитые граждане». В Амстердаме сами советники выбирали себе замену. Обычно таких советников в городе насчитывалось чуть более двадцати человек.

В Швейцарских кантонах власть принадлежала либо городскому патрициату, либо прямым потомкам «первых» общинников (в горных кантонах). Например, в Берне политическими правами обладали только представители 77 родов, из которых 14 родов занимали половину мест в совете, состоящем из 299 членов. В Люцерне места в совете стали пожизненными и наследственными. Кресла депутатов распределялись среди 29 родов. Во Фрейбурге действовала так называемая «тайная палата» из 24 пожизненных членов: она назначала Большой и Малый советы и сама избирала себе нового члена взамен умершего. В Женеве все полноправные граждане, не считая «урожденных и простых обывателей», имели право на участие во всеобщих собраниях и голосование за принятие законов. Но при этом не допускалось предварительное общественное обсуждение законопроектов.

Там, где конституции провозглашали всеобщее избирательное право, в качестве инструмента давления использовался принцип открытого голосования (прусская конституция 1849 г., имперская конституция 1871 г. в Германии). Цензовая система и отсутствие ротации депутатов привели к крайне негативным явлениям в комплектовании представительных органов.

Накануне революции выборы в американских колониях повсеместно осуществлялись посредством открытого голосования. Как правило, избирателей вынуждали отдавать предпочтение экономическому и политическому (религиозному) патрону своего округа. Во всех колониях утвердилась практика покорного голосования избирателей за определенную фамилию из уважения и почтения к ней. Это позволило высокопоставленным семьям править бессменно, из поколения в поколение, наследуя, таким образом, и исполнительную, и законодательную власть. Оценка, данная одним из лидеров патриотов Р. Ли системе управления Виржинией, в которой по его словам, «две трети законодательной, вся исполнительная и вся судебная власть оказались сосредоточены в одних руках, что на практике вылилось в тиранию», может быть распространена с теми или иными оговорками и на другие колонии. Конституция 1787 г. на практике мало что изменила в политической жизни.

Административная реформа в Англии, разрешившая замещать должности церковных старост, лорд-мэров и олдерменов «по желанию», при расходах на предвыборную кампанию в 100–200 фунтов стерлингов, привела к неприкрытой спекуляции с выборными должностями и коррупции. В английском парламенте появился своего рода «семейный подряд». Так, у графа Кларендона и лорда Ковентри здесь присутствовало два сына. Лорд Денби сумел провести в парламентскую палату общин двух сыновей, брата, трех шуринов, зятя и нескольких дальних родственников. Как говорил сам граф, «лучше иметь 99 молчаливых законников, чем одного говорливого». В 1739 г. в зависимости у премьер-министра Уолпола находилось 110 лордов (из 161) и 224 депутата (из 558), готовых голосовать по его предложениям.

Прусская конституция 1849 г. закрепила в королевстве особую систему выборов и комплектования парламента – куриальную. Избиратели – все мужчины определенного возраста, делились на три класса – курии. При равном представительстве депутатов от каждой курии, корона добилась преимущества для имущих слоев. Из 350 членов собрания – 250 были государственными чиновниками и юнкерами. Конституция 1850 г. и новый избирательный регламент 1852 г. закрепил за буржуазией и чиновничеством привилегии заседать в верхней палате.

Во всех этих государствах, а особенно в Англии и США, образуется слой политической элиты, оторванный от электората. Проводя олигархическую политику, данная категория граждан постепенно превратилась в профессиональных политиков, ставших почвой для формирования обязательной структуры парламентаризма – политических партий. С 1791 г., благодаря деятельности Джеффесона, Медисона, Галатина и поддержке нью-йоркских семей Клинтонов и Левингстонов, появляется организация, получившая в дальнейшем название республиканской партии. С этого момента начинается история строительства двухпартийной системы в США, завершившейся в ходе гражданской войны середины XIX в.

В период с 1675 по 1760 г. сформировались политические партии тори и виги в Англии. Конечно, они были еще несовершенны, представляли собой скорее узкие фракции, озабоченные лишь собственными корыстными интересами, борьбой за власть и государственные должности. Но их существование позволило Э. Берку выдвинуть смелую по тем временам идею партийно-политического плюрализма. Он доказывал, что соперничество массовых партий, с полноправной идеологией и с заявленными целями не только не вредит, но даже помогает успешному проведению в жизнь национальных интересов. Во второй половине XIX в. партийное строительство захватило все европейские страны. Обратной стороной данного процесса стало распространение гласности, «открытости» власти. Все государственные решения, а также прения по их поводу в обязательном порядке освещались в печати.

В результате политической борьбы партий формируется новый механизм государственного регулирования, основанный на взаимодействии правительства с политическими силами. Победившие на выборах партии составляли большинство в парламентах и формировали правительство. Выдвижение на пост спикера стало происходить также от политических партий. При потере этого большинства правительство уходило в отставку. Такой механизм стал нормой политической этики. Так, в 1742 г. ушел в отставку премьер-министр Уолпол, хотя его лично поддерживал английский король Георг III.

Под влиянием Великой Французской и серии европейских революций XIX в., конституционно-либеральная модель государственного устройства пополнялась новым содержанием. В 1791 г. в США были приняты десять поправок, вошедшие в историю как «Билль о правах». Они гарантировали свободу совести, слова, печати, защищали личность от необоснованных обысков и арестов. За каждым гражданином закреплялось право на владение частной собственностью, на защиту и справедливый суд. Наконец, государство разрешало все действия, не запрещенные конституцией (запрещено, по американской конституции, вести антигосударственную деятельность и совершать насилие против личности). Новый принцип – все разрешено, что не запрещено, – стал вершиной либерального развития гражданского общества. В той или иной степени данные гражданские свободы вошли во все европейские конституции.

В 1831 г. швейцарский кантон Сен-Гален внес в местную конституцию принцип «народного вето», поддержанный затем в кантонах Граубюнден и Валлис. Если в определенный срок большинство граждан высказывалось за отмену какого либо закона, он считался недействительным. Однако референдум был факультативным, необязательным, что снижало реальные возможности прямого волеизъявления народа. В 1845 г., после признания данного права в одном из самых крупных франкоязычных кантонов – Во, а затем и в Берне, народный референдум, как законодательная санкция, или запрет, даваемый всеми политически активными гражданами, стал частью государственного права. Союзная конституция 1848 г. закрепила это право на местах.

Таким образом, конституционно-либеральная модель государственного устройства утвердилась к концу XIX в. в большинстве стран Запада. Под ее воздействием элементы конституционализма (основной закон, всеобщее избирательное право, представительные органы, партийные организации, гражданские свободы) были внесены в политические структуры монархических европейских режимов – Австро-Венгрии, Италии, Германии, Испании.

В XIV–XV вв. европейское общество оказалось в состоянии системного кризиса, открывшего путь для развертывания процесса модернизации. Помимо разнообразных экономических, социальных, политико-правовых аспектов этот кризис был связан с деформацией самого стиля мышления европейского человека, преодолением ключевых категорий традиционной картины мира.

Традиционный тип ментальности основывался на восприятии человека и общества как части простого, справедливого и, в сущности, неизменного порядка вещей. Ощущение стабильности, защищенности и уверенности, ключевое для человека традиционного общества, обеспечивалось корпоративной социальной структурой, сословным типом общественных связей с присущими им регламентирующими нормами. Консерватизм и относительная инертность мышления, восприятие традиции как хранилища истины, сакральная легитимация существующего социального строя сочетались с созерцательным психологическим складом, высокой эмоциональностью, подверженностью вспышкам религиозной экзальтации.