Читать онлайн «История русского народа и российского государства. С древнейших времен до начала ХХ века. Том I». Страница 66

Однако столь великолепно задуманный замысел сорвался из-за нелепой случайности (сколько таких случайностей было за годы Смуты!). Внезапно страна, шедшая к умиротворению и обновлению на более либеральных принципах, налетела на непредвиденное и, как оказалось, непреодолимое препятствие: вопрос о вере. Упрямый Сигизмунд III, один из столпов европейской Контрреформации, (в котором фанатичный католик и ученик иезуитов возобладал над дальновидным политиком) категорически и наотрез отказывался от принятия его сыном православия. Дело в том, что, как отмечает В.Б. Кобрин: «По законам Речи Посполитой король должен был обязательно быть католиком. Православный Владислав лишался таким образом прав на польский престол… Поспешное же признание власти «царя и великого князя Владислава Жигимонтовича всея Руси» Боярской Думой открыло путь в Москву польскому гарнизону». Долгожданное умиротворение оборачивалось новым витком противостояния. Сигизмунд III хотел сам властвовать в России и ввести в ней католическую веру. Что на деле означало не всенародное призвание иноземного государя и не ограничение самодержавия, а завоевание Московии, её присоединение к Польско-Литовскому государству и окатоличивиние. Однако, одно дело – православный Владислав на русском троне в роли конституционного монарха и уния Москвы и Литвы. И совсем другое дело – присоединение Московии к Речи Посполитой и смена веры. Против последнего сценария категорически выступила православная церковь во главе с патриархом Гермогеном, который начал рассылать по всей Руси пылкие послания с призывом встать на защиту православной веры и изгнать поляков из Москвы.

К концу 1610 – началу 1611 года Московия представляла собой странное и поразительное зрелище. В Пскове появился и овладел городом новый самозванец Лжедмитрий III. Новгород был при поддержке местного населения занят шведами и отделился от Москвы. Смоленск был осаждён поляками. В московском Кремле находился польский гарнизон – то ли союзники Семибоярщины и представители ожидаемого царя Владислава, то ли оккупанты. Король Сигизмунд III из-под осаждённого Смоленска пытался самовластно управлять всем Московским государством, рассылая своих чиновников и раздавая поместья и земли – не от имени своего сына Владислава, а от своего собственного. Посольство во главе с тушинским патриархом Филаретом (Романовым) и князем В.В. Голицыным находилось в лагере Сигизмунда под Смоленском, отказываясь признавать его русским царём и считая таковым Владислава, и само имея неопределённый статус: то ли полномочных представителей Руси, то ли изменников, то ли пленников Сигизмунда. А второй патриарх Гермоген (приспешник Шуйского), находясь под домашним арестом в Кремле, рассылал по стране призывы встать на защиту православия.

Претензии на власть над Москвой, кроме Владислава и Сигизмунда предъявили шведский принц (активно поддержанный новгородцами) и, от имени своего сына Ивана, зачатого от Лжедмитрия II – Марина Мнишек (обосновавшаяся в Коломне и опиравшаяся на помощь могущественного казацкого атамана, своего любовника Ивана Заруцкого), а также Лжедмитрий III. По стране бродили отряды «тушинцев», татар, литовцев, поляков, казаков и просто разбойников, занимавшихся грабежами. Центральной власти не было, в каждом уголке страны имелись приверженцы каждого претендента на власть, и различные города и регионы управлялись самостоятельно через вече и сходки населения, признавая и поддерживая то одну, то другую власть в стране.

Боярский «конституционализм», жажда «твёрдой руки» самодержавия со стороны дворян и православных иерархов, стремление городского населения к самозащите и умиротворению страны, тяга крестьян и посадских людей к раскрепощению, польская и шведская интервенция, региональный сепаратизм Поволжья, Новгорода, Касимова, грабительские устремления разбойников, бесшабашная казачья вольница, попытки воссоздания вечевого самоуправления в ряде городов, интриги и личные корыстные амбиции многочисленных «партий» и кланов – всё переплелось и перепуталось в этом хаосе гражданской и межрелигиозной войны. «Смута» достигла в этот момент своей кульминации.

«Партия порядка», жаждущая возвращения к «старине» и вдохновлённая воззваниями Гермогена, усилилась.

Её возглавил рязанский дворянин и воевода, виднейший политик эпохи и авантюрист Прокопий Ляпунов – одна из самых ярких и поразительных личностей Смуты. Прокопий Ляпунов до того успел оказать поддержку Лжедмитрию I против Годунова, Болотникову против Шуйского, Шуйскому против Болотникова, Скопин-Шуйскому против его дяди Шуйского и, наконец, Владиславу против Шуйского (его брат Захар был организатором свержения и устранения царя Василия). Постоянно меняя позицию в политических катаклизмах, Ляпунов непрестанно стремился к славе и влиянию, боролся против боярской олигархии за самодержавное правление. Получив воззвание патриарха Гермогена, Прокопий Ляпунов в очередной (и, как оказалось, последний!) раз «поменял позицию» и выступил с инициативой создания земского ополчения, которое освободит Москву от «бояр-изменников» и поляков и изберёт православного государя (Ляпунов ещё надеялся, что им будет Владислав). Эта затея получала всемерную поддержку со стороны церкви, дворян, части казаков и торговых городов Поволжья. Так возникло Первое Земское Ополчение.

По мере развала централизованного Московского государства в ходе Смуты, имел место неизбежный противоположный процесс самоорганизации различных категорий общества (до того привыкших трепетать перед государством или уповать на него), которым ныне приходилось выживать и отстаивать свои сословные интересы вне и помимо государства. Казаки собирались «на круг», выбирали атаманов и поддерживали тех или иных претендентов на власть. Активизировались деятели духовенства, выступавшие с речами и обращениями к широким слоям общества (особую роль в событиях Смуты играл Троице-Сергиев монастырь – духовный центр Московии). Боярские кланы и группировки интриговали, выдвигая своих ставленников во власть и подготавливая различные конституционные проекты. Проявляли значительную активность города, в которых поневоле возобновились вечевые собрания и были избраны общесословные городовые советы, осуществлявшие власть в городе и контролировавшие воевод и чиновников. Между городами шла оживлённая переписка, ездили делегаты, шли совещания. При различных армиях и политических движениях возникали собственные правительства, приказы, Боярские Думы и Земские Соборы, представлявшие различные регионы и сословия Руси. Создавались различные политические программы, подписывались договоры, возникали и распадались причудливые коалиции, писались и переписывались заново различные сценарии будущего развития страны.

В решающий миг Смутного времени, когда процессы распада Московского государства стали, казалось, необратимыми, а различные авантюристы, бунтари, иноземцы и разбойники искали своей выгоды в «мутной воде», выяснилось, что в стране усиливается консервативная «партия порядка», желающая возврата к временам последних законных царей Ивана IV и Фёдора Ивановича. Так, механизмы и движущие пружины Московской Руси, восходящие ещё к монгольским временам, казалось бы, сломанные и уничтоженные на уровне институтов общества, вновь были «запущены» на уровне рефлексов и архетипов поведения, а затем обрели и идейное оформление и политическую организацию. Как и почему это случилось? Почему иные, куда более привлекательные, альтернативы дальнейшего развития Московии, были упущены?

Бояре, желающие аристократических порядков и конституционного правления с ограничением самодержавия (по образцу Речи Посполитой) и сделавшие ставку на королевича Владислава, были расколоты на враждующие группировки, ослаблены опричным террором Ивана Грозного и более всего боялись «бунта черни». Не в силах одни противостоять полякам и литовцам, бояре получили вместо царевича Владислава, ограничения самодержавия и сохранения православия – короля Сигизмунда III с перспективой окатоличивания Руси, и хозяйничанье поляков в Московии.

Народные низы (крестьяне, холопы, посадские люди), выступавшие против усиления государственного гнёта и закрепощения, были раздроблены и дезорганизованы. Их единственной боевой силой выступали казаки, а единственная реальная программа состояла в поддержке тех или иных самозванцев, организации всего общества на принципах вольного казачьего самоуправления, избиении воевод и бояр и захвате их имущества. Бояре ждали помощи от «литовских людей», а народ – от казацких отрядов и самозванцев. Народные массы оказывались зачастую игрушкой и статистами в руках различных авантюристов.

Наиболее же организованным из сословий Московии оказались три силы (именно они выступили теперь на авансцену и сформировали сначала Первое, а затем Второе Земские ополчения): церковные иерархи, верхушка городского купечества и служилое дворянство. Именно они и составили ядро и основу консервативно-реставрационного движения, выступающего под лозунгом реставрации самодержавия, стабильности, православия, крепостного права, «службы» государству всех сословий, – против иноземцев, самозванцев, «воров» и «разбойников», движимого инстинктом самосохранения перед лицом восставшего населения и социальной стихии Смуты. Верхушка города дала деньги, церковь – идейные лозунги, а служилые люди «по отечеству» (дворяне) составили военный костяк реставрационного движения.