Читать онлайн «История Франции. Том I Происхождение франков». Страница 56

В этом документе, где суть проблемы впервые изложена с такой ясностью, отлично показана сила обязательств, скрепленных рукопожатием (мы имеем в виду соединенные руки вассала — с тех пор эта поза стала позой молящегося христианина, — вложенные в руки его сеньора): речь идет об обмене, по сути дела, архаическом, волнами, энергией, жизненной субстанцией. Такому обмену клятва, в данном случае повторяемая в нескольких местах на наиболее почитаемых реликвиях, придает духовное измерение, обещающее спасение на небесах и в бренной жизни.

Не в пример своему отцу и тем более деду, Карл не удовольствовался простым увеличением числа своих вассалов, получивших помпезное название государевых вассалов и расселяемых на завоеванных землях, за исключением тех случаев, когда они были призваны из этих земель (как уроженец Лангедока Жан, победитель мусульманских войск под Барселоной) и оставались жить на них, чтобы надежнее их осваивать. Он обязал всю знать — графов, маркизов, епископов и аббатов вернуться в свои владения, чтобы сеть их клиентов-вассалов при их посредничестве оказалась на королевской службе. Карл поощрял всех членов так называемой имперской аристократии, а также своих собственных вассалов расселять на своих вассальных землях возможно больше свободных людей, в особенности тех, у кого имелся надел и кого можно было призвать на военную службу, чтобы в конечном счете каждый нес ничем не ограниченную частную службу наряду со службой государственной. «Пусть все, у кого есть доходы, недвусмысленно утверждает капитулярий 807 года, — отправляются в армию». Вознаграждение в виде земли за вассальную службу стало правилом, оно давало каждому средства, требуемые для службы в армии суверена. Таким образом, захват новых земель стал необходимой компенсацией за уменьшение королевского налогового пресса, и если он ослаблялся, а тем более исчезал, как произошло после провозглашения империи, бюджет франкской монархии приходил в расстройство.

К счастью для подданных, Франкское королевство пережило при первых Каролингах период настоящего процветания. В определенной степени это было связано с внешними (улучшение климатических условий с начала VII века) и внутренними обстоятельствами (блага каролингского мира). Но не подлежит сомнению, что, по крайней мере при Карле Великом, это процветание стало результатом осознанной политики (ее называют даже «дирижизмом» [73]), вдохновляемой идеалами мира, порядка и равновесия, а это был любимый конек Карла. Так, капитулярий «De villis vel curtis Imperii», который относят к самому концу VIII века, исходил из стремления рационализировать управление королевскими поселениями. Поощрялась, например, распашка целины там, где это было разумно, за счет, конечно, пастбищ, — но было ясно выражено пожелание, чтобы лесные массивы, заповедные места для королевской охоты, не были серьезно затронуты: «Пусть наши рощи и наши леса надежно охраняются; там, где есть места для распашки, пусть наши интенданты проведут ее при условии, что они не позволят полям расшириться за счет лесов, а там, где леса должны оставаться, да не будет позволено их рубить». Совершенно очевидно, что стремление распахивать целину, признак демографического и экономического роста, должно быть всеобщим, чтобы им был обеспокоен суверен, следившей за сохранением природного равновесия.

Этот чрезвычайно важный документ, обязывающий интендантов имений, подлежащих налогообложению, ежегодно представлять по примеру графов «отчеты о доходах своих хозяйств», знаком нам по более поздней рукописи из аббатства Рейхенау, которая содержит также копии нескольких описей королевских имений, перечисленных по названиям (Аниан, Сизуэн, Витри-ан-Артуа, Сомен и, конечно же, загадочная Треола, давшая, возможно, начало Лиллю [74]) и расположенных в северной части нынешней Франции. Монахи из монастыря на озере Констанц сохранили эти документы, наверное, потому, что видели в них образцы хозяйствования. Дело в том, что в области экономики, как и в области религии, Карл хотел любой ценой создать и навязать четкие модели. Точнее сказать, он заставил крупные церковные учреждения, а может быть, и своих мирских вассалов составлять описи имущества и доходов от земли. Описи назывались полиптихами, их происхождение (в Сен-Мартен де Тур и Сен-Реми де Реймс) связывается со списками повинностей, составленных в VII веке. Число таких рукописей, если судить по сохранившимся экземплярам, резко увеличилось при Карле Великом и его наследниках.

Эти документы, и особенно самый известный из них, составленный аббатом Ирминоном (808–829 годы) для Сен-Жермен-де-Пре, зафиксировали: всеобщее распространение двойных «поместий», разделенных на резерв и манс (крестьянский надел), какими они сложились в VII веке на землях, расположенных между Луарой и Рейном; отметили внедрение в государственные структуры все большего числа свободных крестьян, которые, продолжая вести собственное хозяйство, отдавали часть полученного продукта новому сеньору. Эти документы отмечают и демографическое давление, ощущавшееся как в Парижском районе, так и в районе Реймса в росте населения и в возможном разделении мансов; и наконец, новые распашки целины, о чем свидетельствует деление на строго одинаковые мансы земель, принадлежавших целым общинам. Но они бесспорно показывают также, что каждый манс, каждое хозяйство составляют основу для государственной службы: в заключительном разделе описания германского поместья Лa Сельан Ивелин ясно сказано, что аббатство имеет (habet) 53 свободных манса, которые ежегодно вносят для армии одну повозку, или шесть быков, или 88 су деньгами…

Такие уточнения, а также неясность терминов (что в самом деле означает habet) привели к тому, что некоторые историки рассматривают эти документы не в качестве перечня сеньориальных имений и доходов, а как реестр сумм и доходов, подлежащих налогообложению [75]. А почему бы этим документам не быть и тем и другим? Аббат, являющийся одновременно крупным землевладельцем и, как лицо привилегированное, представителем короля в своих поместьях, вполне мог отмечать в одном и том же документе, с одной стороны, услуги и платежи, которые полагались ему как сюзерену, с другой — услуги и налоги, взимаемые им от имени короля. Таким образом, становится понятной настойчивость, с какой Карл требовал, чтобы крупные землевладельцы королевства, особенно из числа духовенства, вели строгий учет своих поместий и хозяйств своих подчиненных, а также их ресурсов; можно понять и его склонность рассылать им образцы документов, связанных с управлением налогооблагаемых имений.

Конечно, такой охват земли и людей по единой фискальной модели оставлял в тени мелких свободных землевладельцев, каких было много, например, в северной части Аквитании и в Мене, однако с полной очевидностью, не говоря уж обо всем остальном, здесь выступает тенденция к концентрации земельной собственности в руках самых сильных и богатых из числа мирян и духовенства. 3 августа 800 года священнослужитель Деодат принес в дар сентомерскому аббатству Сен-Бертен все свое имущество, как унаследованное от отца, так и благоприобретенное; а в 813 году некий Бреденг подарил аббатству в Аниане все свои земли.

В земельных реестрах размеры оброка и государственных повинностей все чаще давались в денежном выражении. В приведенном выше примере из Ла Сельан Ивелин платежи на армию на 808 год исчисляются также в деньгах. Деньги и в самом деле начали проникать в деревню. Благодаря продаже излишков продукции (а нужно, чтобы они имелись) на сельских рынках (нам известно о существовании нескольких из них, например, в сен-дионисьенских поместьях Февроль и Кормей-ан-Вексене или германских в Мороль-сюр-Сен) некоторые крестьяне, во всяком случае на севере Германии, могли накопить достаточно наличных денег, чтобы заменить натуральные поставки денежными платежами по установленным расценкам. Так, средние размеры денежных повинностей в начале IX века в Сен-Жермен-де-Пре составляли для наиболее обеспеченных свободных мансов 17 денье. Таков был один из безусловно благотворных результатов денежной реформы, проведенной Пипином III и дополненной Карлом Великим.

Карл принял ряд мер, чтобы укрепить учрежденный его отцом в 794 году серебряный денье и подтвердить королевскую монополию, а в некоторых случаях монополию двора (805 и 808 годы); осуществление этих мер привело к тому, что примерно с 790 года с монет исчезли названия монетных дворов, уступив место именам королей, а затем императоров. Завоевание за рейнских земель облегчило снабжение мастерских белым металлом, и рудники в Гарце постепенно пришли на смену рудникам в Меле (Пуату), в которых стали истощаться запасы руд. Фунт весил отныне более 400 граммов и состоял из 240 денье (20 су по 52 денье — единственная монета, чеканившаяся с указанием стоимости), таким образом, средний вес денье составлял теперь 1,70 грамма. Так сложилась система, которая до XIII века доминировала в истории денежного обращения в Европе, а частично и за ее пределами.