Читать онлайн «Повседневная жизнь опричников Ивана Грозного». Страница 67

В начале 1569 года, когда в результате военной хитрости литовского военачальника князя Александра Полубенского пал Изборск, российский венценосец учинил в отместку массовую экзекуцию над «полоняниками» из Речи Посполитой, содержавшимися в тюрьмах поволжских городов. По указу Грозного всех без исключения мужчин, связанных по рукам и ногам, опричники вывели на Волгу и спустили под лёд, а вслед за ними такая же участь постигла оставшихся в узилищах женщин и детей{54}. Возможно, одну из таких расправ имел в виду автор «Дневника Марины Мнишек», рассказывая о погребении своего соузника Яна Березаньского, утонувшего во время купания: «Похоронили его в поле, за городом, там, где также похоронили тех поляков, которых до этого привезли и долго держали в тюрьме, а потом утопили в Волге»{55}. Для аналогичной казни ливонских и литовских пленников в 1578 году в Москве Иван IV распорядился выстроить специальные помосты на Неглинной, откуда их «метали» в воду, предварительно раздробив колени железными ломами, дабы те «скорее валились в реку и тонули»{56}.

Существовал, впрочем, ещё особый вариант «водяной казни», применявшийся в царствование «тирана Васильевича»: осуждённого привязывали к увечной, слепой лошади, запряжённой в телегу, которую загоняли в реку, где захлебнувшееся животное увлекало на дно своего невольного седока. Именно таким образом в 1570 году был убит боярин В. Д. Данилов-Услюмов{57}. Запряжка обречённой на гибель лошади в телегу могла преследовать две цели. Первая — сугубо прагматическая: увечное животное, обременённое дополнительной тяжестью, должно было быстрее выбиться из сил и утонуть вместе с осуждённым на смерть. Во-вторых, это также могла быть инсценировка погребальной церемонии; в данном случае сани заменялись телегой (если иностранные писатели правильно записали название повозки).

Наконец, последней разновидностью «водяной» экзекуции, совершаемой над осуждёнными на смерть «ворами и изменниками» в царствование Ивана IV, было утопление их заживо в болотной жиже. Именно к такой жестокой казни Грозный приговорил 150 пойманных по дороге в Литву «знатных» дворян, которые попытались бежать из страны и перейти на службу к польскому королю. «Когда об этом узнал великий князь, он приказал всех их загнать в глубокое и очень грязное болото и уложить там наподобие моста; и он приказал затаптывать их до тех пор, пока они не погибли глубоко в тине и не утонули, сами почти сровнявшись с тиной».

Впрочем, венценосец мог «посадить в воду» человека из-за сущего пустяка. В «Описании Московии» А. Гваньини поместил историю о печальном конце некоего не названного по имени «секретаря великого князя». Как-то один из просителей поднёс тому красивую большую щуку в подарок. Об этом стало известно недругу «секретаря» — монаху, который поспешил оклеветать его перед царём, представив его браконьером: «…твой секретарь, о государь, никогда не питается мелкими рыбами, но только крупными; он ловит их в твоих озёрах и любит задавать пиры своим собутыльникам». После такого заявления судьба придворного была решена: «Великий князь приказывает призвать к себе самого секретаря и, не дав возможности оправдаться, осуждает его на такую казнь: приказывает связать по рукам и ногам и бросить в глубокое озеро, сказав: „Ну, негодяй, ты привык, чтобы тебе ловили много мелкой и крупной рыбы, ступай же теперь и лови, сколько хочешь“»{58}.

Берега водоёмов или заболоченная местность также использовались в палаческой практике эпохи опричнины. Например, 25 июля 1570 года в присутствии Ивана Грозного больше сотни православных христиан, осуждённых по делу новгородского архиепископа Пимена, приняли смерть на столичной рыночной площади, называемой Поганая Лужа{59}. По сию пору среди историков нет согласия относительно локализации этого места на карте Москвы: одни исследователи (А. А. Зимин) помещали его в окрестностях Поганых (ныне Чистых) прудов, а другие (И. Граля), напротив, полагали, что оно находилось в непосредственной близости от Кремля и Китай-города{60}. Действительно, на знаменитом «Сигизмундовом» плане российской столицы 1610 года местность, именуемая по-польски и на латыни Poganiski jesoro, seu lacus, обозначена цифрой 15, которая ясно видна в нижней части чертежа, недалеко от стены Белого города, в районе Покровских ворот. Таким образом, если признать тождественность Поганой Лужи Пискарёвского летописца и Поганого Озера на плане Москвы 1610 года, то необходимо принять идентификацию места экзекуции над И. Висковатым, Н. Фуниковым-Курцевым, В. Степановым-Угримовым, И. Булгаковым, Г. Шапкиным и другими «новгородскими изменниками», предложенную видным отечественным историком А. А. Зиминым. Однако нельзя совсем исключить вероятность того, что Поганой Лужей могла называться и заболоченная низменность в районе нынешней Театральной площади, известная в более поздний период как Поганый Брод. Это был «топкий, непроходимый, чрезвычайно загрязнённый участок» в центре столицы, неподалёку от Кремля и Китай-города. Там весьма длительное время существовала «большая грязная, зловонная лужа», в которую вплоть до 1824 года продолжали сливаться нечистоты{61}.

Практика «сажать в воду» пойманных «воров и изменников» была широко распространена и позднее, в эпоху Смуты начала XVII столетия. Ещё во время сильнейшего голода 1601–1603 годов царь Борис Годунов самым жестоким образом подавлял попытки изголодавшихся людей раздобыть пропитание с помощью грабежа и поджога дворов богатых соотечественников: схваченных на месте преступления либо сжигали заживо, либо топили в воде{62}. Вторая казнь применялась и при усмирении воеводами Годунова «бунташного» населения Комарицкой волости в 1604 году{63}.

Заняв московский престол, Лжедмитрий I также весьма часто приговаривал к смерти в воде опальных подданных: «…и во градех росийских и в честных монастырех и мирстии и иночествующеи мнози погибоша — ови заточением, овеим же рыбиа утроба вечный гроб бысть»2{64}.

По-настоящему массовым наказанием эта экзекуция стала после прихода к власти Василия Шуйского. По свидетельству автора «Дневника Марины Мнишек», во время дворцового переворота 17 мая 1606 года поляков и иных европейцев, находившихся при дворе Лжедмитрия I, московиты «кололи, пороли, четвертовали, жир из них вытапливали, в болото, в гноище, в воду метали и совершали всяческие убийства»{65}. После крупного поражения войск И. И. Болотникова под Москвой венценосец повелел умертвить в реке пленных, «кои пойманы на бою»{66}. Не менее страшный конец Шуйский уготовил и самому «воеводе царя Дмитрия», сдавшемуся на милость монарха вместе с гарнизоном Тулы 10 октября 1607 года. Вероломный правитель, обещавший сохранить противнику жизнь, сослал его в Каргополь, где очень скоро Болотников был ослеплён и спущен в полынью на Онеге{67}. Голландский торговый резидент в России Исаак Масса изобразил поистине ужасающую картину последствий массовых репрессий царя Василия против сторонников первого и второго самозванцев: «…эта водяная казнь… совершалась в Москве уже два года кряду, и всё ещё не было конца, и когда весною (1608 года. — И.К., А.Б.) наступило половодье, то вместе со льдом выносило на равнину трупы людей, наполовину съеденные щуками и <другими> рыбами… и эти мёртвые тела лежали там и гнили тысячами, покрытые раками и червями, точившими их до костей»{68}. Тот факт, что политические противники Шуйского остались непогребёнными по освобождении реки ото льда, демонстрирует отношение властей к ним как к инфернальным «заложным» покойникам, недостойным захоронения в земле. Столь же охотно топил в воде своих врагов непримиримый оппонент Шуйского, Лжедмитрий II, оставшийся в отечественной истории под именем Тушинского вора.

Исполнялась «водяная» казнь и при первых царях из династии Романовых. В июле 1615 года правительственные войска под водительством боярина князя Б. М. Лыкова и окольничего А. В. Измайлова разгромили отряды «вольных» казаков во главе с атаманом М. Баловневым, стоявшие «табором» в окрестностях Москвы. Два года спустя наречённый московский царь, польский королевич Владислав Ваза, вспоминая об этом инциденте в специально адресованном русскому казачеству универсале от 10 августа 1617 года, писал: «Которые нам, великому государю, добра хотели, и тех, заманив под Москву, и велел (царь Михаил Фёдорович. — И.К., А.Б.) всех побить и иных в воду посажать…»{69}

Похожая участь была уготована и «смутьянам», повинным в убийствах, разграблении дворов и имущества правительственных администраторов в столице летом 1648 года, во время так называемого Соляного бунта. Московских «воров» не только ссылали в сибирские города, но многих из них казнили — «побили» палицами и потопили в реке{70}. При подавлении так называемого Медного бунта царь Алексей Михайлович не стал откладывать наказание организаторов и наиболее активных участников беспорядков, а приговорил к смерти в воде всех, кто был в тот день, 25 июля 1662 года, схвачен правительственными войсками в селе Коломенском. По сообщению Г. К. Котошихина, той же ночью мятежников, «завязав руки назад, посадя в болшие суды, потопили в Москве-реке»{71}.