Читать онлайн «Единый поток жизни». Страница 29

Автор Николай Арсеньев

Одним из величайших филантропов Англии, заступником за угнетенных, борцом против рабства был Вильям Вильберфорс (Wilberforce, 1759-1833). Он в первый раз выступил за отмену рабства в Парламенте с речью, продолжавшейся 3 1/2 часа, в 1789 году, но добился успеха только в 1807 году; вдохновением для него было Евангелие, Закон Христов.

Назову еще руководящего церковного деятеля второй половины 19-го и начала 20-го века, лорда Халифакса (1839-1934), великого христианина, и другого великого христианина, премьер-министра Великобритании Гладстона (1809-1898), а также одного из руководящих в свое время деятелей Англиканской Церкви, большого знатока и друга Православной Церкви, Джона Беркбека (Birkbeck) издавшего переписку Хомякова с Пальмером и английский перевод знаменитого краткого трактата Хомякова "Церковь едина".

Хочется упомянуть еще имя Evelyn Underhill (собственно Mrs. Stuart Moore), человека большого мистического горения, автора знаменитой и замечательной книги Mysticism.[126] Здесь соединяется большое научное знание предмета — мистический элемент в религиях человечества — с широтой религиозного кругозора и горячей устремленностью к центру откровения Божия миру — Воплощенному Слову Божию, ибо в Нем раскрылись глубины любви Божией, которые должны захватить — и захватывают — и нас. А это и есть мистический путь: трезвенно, в духе мужественного подвига, в терпении, смирении, быть покоренным открывающеюся нам Божественной Любовью и со смиренным трепетом предать себя совершенно на служение Ей.

Одной из характерных черт англиканства — главным образом, конечно, для многих представителей его руководящего слоя — был и до известной степени является и поныне, дух христианского гуманизма: соединение добросовестной учености, мужественного и добросовестного искания научной истины, мужественной и уравновешенно-осторожной мысли с христианской верой и благочестием. Это нашло себе выражение, напр., в многочисленных трудах в области библейской и античной филологии, библейской экзегетики и особенно новозаветного и патриотического богословия, трудах, дышащих нередко и силой религиозной мысли и подлинностью задушевной веры. Такими были, напр., труды по установлению критически проверенного текста уже названных Westcott'a и Hort'a, далее, комментарии и богословские труды того же Весткотта, обоих Lightfoot'-ов - епископа John Barber Lightfoot (1828-1889) и Роберта Henry Lightfoot (1883-1953), архиепископа Бернарда, автора замечательного двухтомного комментария к Евангелию от Иоанна (1929), комментарий Armitage Робинсона (один из лучших до сих пор) к Посланию к Ефесянам (1902), и т. д.

Особенное внимание заслуживает замечательная и проникновенная маленькая книжка сэра Edwin'a Hoskyns'a (изданная им в сотрудничестве с Noel Davis'-ом) "Загадка Нового Завета" (The Riddle of the New Testament) и его же, изданная уже после его смерти, книга о Четвертом Евангелии.

Считаю долгом назвать еще одного видного англиканского епископа и ученого богослова, большого ума и большой веры, на первый взгляд не очень общительного и суховатого, на самом деле человека большой доброты — и очень большого знания и здравого рассуждения. Это — епископ Глостерский Хедлэм (Headlam). Я знал его в течение ряда лет бодрым пожилым человеком, мечтавшем о сближении между Церквами и пылающем любовью к христианской науке - науке, согретой силой веры. У него есть маленькая книжка (среди многих других весьма ценных книг), посмертная (изданная в 1950 году), которую нужно переиздать (она распродана): The Fourth Gospel as History (Историческая ценность Четвертого Евангелия).

Еще более интересны и значительны произведения англиканской богословской мысли 20-го века (я не касаюсь здесь более ранних периодов англиканской богословской мысли). Помещаю ниже отдельную главу, посвященную англиканскому "инкарнационному" богословию 20-их и 30-их годов нынешнего века. Здесь упомяну лишь несколько более поздних книг. Во-первых, замечательное исследование д-ра м. Ramsay'я (нынешнего архиепископа Кентерберийского): Слава Божия и Преображение Христа (1949) и его же Воскресение Христа (1946). Леонард Hodgson выпустил в 1957 году небольшую книжку Учение об Искуплении (The doctrine of Aionement); американец W. Wormann Pittinger в 1951 году — свою книгу Христианская Жертва (The Christian Sacrifice) и Алан Ричардсон - свое очень ценное Введение в богословие Нового Завета (1958-1966).[127]

Думаю, что англиканское богословие, выросшее из апостольской проповеди и богословия древних Отцов Церкви, особого своего напряжения и высоты достигло в 20-30-ых годах нашего века. Его можно назвать поистине "инкарнационым", ибо оно развивается на фоне молитвенного созерцания тайны воплощения Сына Божия (что приближает его к богословию православия и ряда руководящих богословских мыслителей современного католицизма — особенно, напр., Н. de Lubac, J. Daniélou, Yves Congar, L. Bouyer), в ее всемирно космическом значении и оплодотво рено сходным созерцанием тайны Воплощения у великих отцов древней Церкви (напр., у Иринея Лионского, и др.). Оно породило ряд замечательных произведений христианской богословской мысли (см. ниже стр. 163). И — странно как будто бы, но на самом деле вполне понятно и внутренне последовательно — этот подъем богословски-молитвенного созерцания тайны Воплощения соединяется во многих случаях (так особенно у епископа Гора и его богословской школы, у архиепископа Темпля и многих других) с повышенным практическим — и в то же время богословски-мистическим интересом к делу социального служения Любви: Воплощенный Сын Божий открывается нам с особой силой - и при том решающей для всей духовной судьбы нашей, согласно Его собственным словам (Мф 25. 31-46) — в страдающем наименьшем брате нашем. Это вдохновение широкого социального служения страждущим людям во имя страждущего Сына Божия охватило целый ряд поколений лучших англиканских священников и молодых кандидатов к священству в 20-ых и 30-ых годах этого века — времени большого подъема умственного, молитвенного, мистически-созерцательного (в духе предания древних Отцов) и каритативного в жизни Англиканской Церкви (Church of England), чему я сам был близким свидетелем. Эти годы были вместе с тем и временем, может быть, наибольшего приближения настроений и веры ряда руководящих лиц Английской Церкви к религиозному вдохновению и преданию Православной Церкви. Очень большое впечатление производил на меня тогда этот подъем религиозной жизни среди англиканской молодежи, готовящейся к священническому сану. Жизнь этой молодежи, усиленная умственная работа, иногда полная рвения и исследовательского энтузиазма начинающих ученых, была сосредоточена вокруг молитвы и участия в Таинстве Евхаристии (ежедневное причастие во многих колледжах). С этим соединялась и здоровая физическая деятельность (см. ниже стр. 149).

Но есть и большие опасности и соблазны, проявляющиеся в жизни Англиканской Церкви, как в религиозной жизни повсюду, но некоторые из этих опасностей особенно присущи именно англиканству, отчасти связаны с историей его возникновения и роста и с окружающей его общественной и политической средой. Возникновение англиканства в значительной степени проникнуто духом компромисса. Иногда это - разумная средняя линия между крайностями, стремление найти некий органический синтез, но иногда — и даже очень часто — это именно компромисс, т. е. неорганическая уступна различным внешним, главным образом политическим воздействиям, исходящим в первую очередь от власти, то стремящейся дипломатизировать (и привлечь к себе умеренные элементы разных направлений), то брутально-бесцеремонной.

Подчиненность Церкви Государству _ не политическое только, но и в вопросах веры и богослужения — явилось одним из основных зол в жизни Английской Епископальной Церкви (Church of England). Это с болью сознавали - и нередко обличали - многие из лучших ее представителей. Но - что еще хуже - этот исторически довольно случайно сложившийся компромисс, сыгравший такую роль при создании Англиканской Церкви, породил дух компромисса, словесного внешнего соглашательства, желающего внешне соединить трудно соединимое и даже несовместимое — дух, который так часто проявлялся и проявляется в истории англиканства. Никакая Церковь не имеет ни возможности, ни права исследовать глубочайшие внутренние убеждения или мысли верующих, но в Англиканской Церкви можно проповедовать, в качестве священника или епископа, в печати или с кафедры учение, идущее в разрез с глубочайшими основами учения Церкви - и оставаться англиканским священником или епископом. Это стало возможным благодаря духу "применяемости к окружающей среде", духу "адаптации" и уступки внешним силам (общественно-политическим, культурным) в самых основоположных и решающих вопросов веры. И, в связи с этим, апостольски-миссионерское горение молодых священнослужителей, зовущее их на подвиг социального служения ближнему, на подвиг христианской любви, могло "адаптируясь", применяясь к окружающей общественно-интеллектуальной среде, выкинуть за борт вдохновляющее благовестие и оставить только "социальное христианство" без связи его с глубинами снисхождения к нам Божественной Любви (т. е. только "горизонтальное" христианство, пользуясь современным выражением — лозунгом, распространенным, конечно, не только в англиканстве, но и в кругах протестантских и даже вышедших из среды католицизма). Компромиссность, которая нередко проявлялась в истории англиканства, помогла молодым представителям этого "горизонтального" христианства сделать себе из Социального Служения, из идеала Прогресса, Демократии, идеалы, близкие духу времени и заменившие проповедь о снисхождении Сына Божия. Это, конечно, касается далеко не всего современного англиканства, и это, конечно, не последнее слово об англиканстве, таящего в себе большие благодатные силы, но это — та опасность, которую оно теперь остро переживает.