Читать онлайн «Святитель Григорий Богослов». Страница 72

К роду сих же стихотворений должна быть отнесена и сатира на епископов, но она много уступает всем другим стихотворениям Григория. Здесь высказываются жалобы на властолюбие, коварство, своеволие и невежество епископов в самых резких выражениях[943].

Наконец, стоит особенного внимания еще то стихотворение, в котором св. Григорий пересказывает свою жизнь[944]. Здесь поэт поставляет себе целью изобразить собственные свои несчастья в порядке их действительного обнаружения и изображает все это во многих местах чрезвычайно драматично. Собственная его жизнь, по его представлению, была как бы трагической борьбой: первоначально — его давнего сердечного желания с требованиями друга и духовных чад, а потом — пастырской ревности о Православии с коварством неправославных. Здесь, конечно, нет творческого выбора содержания; здесь изображается действительная жизнь поэта, но зато есть истинно художественное выполнение дела. И гениальные мирские поэты (вопреки мнению известных в истории поэзии нигилистов) большую часть содержания своих творений заимствовали из народных преданий, или действительной истории прошедших времен, или собственного своего опыта. Это в сущности не много отличается от изображения собственной жизни, когда оно представляет поэтическое содержание.

При обычном требовании от трагедии ужасных и потрясающих душу коллизий несчастья Григория, конечно, могут показаться слишком малыми и неважными для того, чтобы из взаимного соединения их можно было составить трагическую картину. Самую скорбь Григория, которой пропитано его стихотворение, иные, пожалуй, назовут следствием излишней чувствительности. Правда; кто привык уважать коллизии только в делах рыцарской чести или внешней привязанности, тот здесь не найдет для себя ничего сродного и даже, пожалуй, будет скучать при чтении этого стихотворения. Но тот, кто смирение не считает слабостью, кто не решается посвящать себя высокому церковному служению прежде строгого предварительного самоиспытания, кто убежден в высокой важности иерархического сана и кто, наконец, ясно представляет себе высокое значение в деле оправдания пред Богом святой и правой веры, тот легко поймет, как естественна и справедлива эта глубокая скорбь, которую приписывает себе св. Григорий Богослов при возложении на него пастырских обязанностей и при враждебных действиях против него неправославных, а следовательно, тот не может не сострадать ему от всего сердца. Давно бы, кажется, пора понять, что те ужасные коллизии, в каких поэтическое воображение представляет нам, например, Макбета, Ричарда, Отелло, возбуждают в нас отвращение только к тяжким и громким преступлениям, раскрываемым во всей крайности их развития, но в то же время делают слишком снисходительными к ежедневным нашим нравственным проступкам и неблагородным, своекорыстным желаниям; между тем кто не знает, что по непременному требованию религии и эти последние мы не должны считать маловажными и не должны быть к ним равнодушными. Следовательно, поэтическое изображение и такой строгой нравственной бдительности, по которой страшатся высоких степеней общественного служения как самых тяжких несчастий, глубоко сокрушаются о самых мгновенных внутренних преткновениях и падениях, должно иметь для всех существенную важность.

В драматических произведениях ищут особенно живое очертание характеров как главного действующего лица, так и соприкасающихся с ним лиц. Этому требованию как нельзя более удовлетворяет стихотворение Григория о своей жизни. Передавая свою собственную жизнь (более духовную, внутреннюю), те скорбные мысли и чувствования, которые порождены неожиданным возведением на высшие церковные степени, св. Григорий не только хорошо знакомит читателей с самим собой, но в то же время дает живую, верную характеристику своим родителям, другу, императору Феодосию и особенно цинику Максиму.

Кроме этого главного содержания, в эпизодических картинах поэт представляет живописное изображение современного ему состояния церквей и особенно возмущавших тогда ересей, а также деяний Второго Вселенского Собора. По всему этому рассматриваемое стихотворение св. Григория о своей жизни, как в общей полноте или целости, так и в частях, представляется истинно поэтическим произведением. С этой точки зрения в целом творении Григория не можем открыть ни излишества, ни недостатка. Поэт видимо и намеренно умалчивает о многих обстоятельствах своей жизни для того только, чтобы представить свою жизнь более жалкой и скорбной. Так, он слегка намекает на чудесные или радостные приключения своей жизни, но тотчас же и уклоняется от подробных об этом упоминаний. И самое окончание стихотворения не может почесться не соответствующим главной идее или цели поэта. Хотя св. Григорий свое искреннее, постоянное и сильное желание посвятить себя пустынной созерцательной жизни представляет увенчанным и исполнившимся, но это никак не мирит нашего сердца с несправедливостью низведших его с кафедры епископа, а также со злорадованием и ложными толками по сему случаю его врагов. Вообще, стихотворение представляет собой постоянное соединение эпического рассказа с драматическими монологами, живописных картин с разнообразными сердечными думами, общеназидательных размышлений с личными и глубокими чувствами.

В частности, постепенное развитие коварного замысла лжеепископа Максима раскрыто совершенно верно в отношении психологическом, а также живо и осязательно и для чувства; здесь можно встретить и резкое сатирическое изображение лицемерия Максима, а вместе с сим и добродушное снисхождение к его слабостям, и воодушевленное негодование на бесчестное его домогательство архиепископского престола. Посему хотя в этой характеристике нет упоминания ни о трупах, ни о крови, ни о кинжалах, ни о яде — почти всегдашних атрибутах трагедии, но, тем не менее, покушение сделать предметом своей корысти и честолюбия самое высокое и священное звание, это покушение представлено очень возмутительным и оскорбительным для сердца, проникнутого должным благоговением к святыне.

Речь, влагаемая поэтом в уста его родителя, при своей краткости поражает особенной естественностью и способностью поэта проникаться чужими мыслями и чувствами. А собственная его молитва на корабле, речь его перед Собором — это поток слов, прямо и искренно льющихся из сердца. Самое размышление, направленное против господствующих арианских мнений, и общее суждение о заблуждениях других еретиков, против которых он ратовал всей силой своей благочестивой ревности и благопокорного терпения, и это суждение, при всей отвлеченности некоторых мыслей, так же пригодно и уместно, как, например, рассуждения английских правителей о политическом состоянии европейских государств и о современных войнах в исторических драмах Шекспира.

В заключение разбора стихотворений Григория остается пожалеть о том, что эти творения существуют для нас только в простом прозаическом переводе. Конечно, поэтические их совершенства ярко просвечивают и в переводном русском языке, но все же отсутствие гармонической музыкальности подлинного стиха составляет важную и великую потерю. С восполнением этого ощутимого недостатка вполне можно быть уверенным, что эти стихотворения могли бы поспорить своим достоинством со многими прославленными лирическими произведениями, заменить многие из известных у нас настольных поэтических сочинений. Св. Григорий Богослов упражнялся в стихотворстве, между прочим, по собственному его добродушному признанию, и для того, чтобы иметь преимущество пред прославившимися у греков поэтами. И он действительно много возвысился над ними как в самом взгляде на поэзию, так и в выполнении дела; дав лучшее и достойное содержание своим стихотворениям, он исключил из сферы предметов поэтического выражения все низкое и грубое, и действительно, при своей усиленной крайности, оно не нуждается в новом оживотворении и изображении, тем более что оскорбительное для нравственного чувства и для нетвердых в добродетели служит всего более поводом к новым падениям. Поэтому-то даже при изображении языческого нечестия и разврата св. Григорий не описывал самых крайних степеней развития зла, чего можно было бы ожидать от писателей так называемой натуральной школы[945]. Что касается до поэтического выражения и раскрытия, то в круге избранного содержания Григорий Богослов действовал совершенно свободно и полновластно и озарил это содержание таким ясным светом, какой невозможно найти ни у кого другого из поэтов. Важно и то, что при всех воплях о суете жизни он весьма далек от того ропота, какой дозволяли себе разочарованные мечтатели. Все это такие совершенства, которые необходимо иметь поэтическим произведениям во всякое время. А тем, которые порицали его стихи за внешнюю форму, св. Григорий написал в ответ только такие слова: «Охуждаешь размер моих стихов, но это потому, что сам не наблюдаешь размера, когда пишешь ямбами и производишь на свет какие-то выродки стихов. Какой слепец узнавал видящего? Кто, не двигаясь с места, догонял бегущего?»[946] Из этого видно, что деланные ему порицания были совершенно несправедливы.