Читать онлайн «История русской церкви (Том 8)». Страница 10

III

Не без основания можно думать, что тогдашний Цареградский патриарх Рафаил (1477 - 1480) действительно не благословил Мисаила и не утвердил в звании митрополита, может быть узнав о его бывших сношениях с папою. На такую мысль наводит то обстоятельство, что еще при жизни Мисаила патриарх вместе со всем своим освященным Собором сам избрал, рукоположил и прислал в Литовскую Церковь прямо из Царьграда другого митрополита Киевского и всея Руси. Это был Спиридон, родом тверитянин, прозванный "за резвость его" Сатаною. Король Казимир, естественно, не принял Спиридона как избранного без всякого участия литовской паствы и поставленного еще при жизни Мисаила вопреки прямому желанию короля, причем намеренно могли распространить молву, что Спиридон поставлен "на мзде" по повелению турецкого султана, хотя, может быть, это была и правда. И не только Казимир не принял нового митрополита, но и "посади в заточении", в котором и оставался Спиридон до 1482 г., если не далее. В этом году он посылал своего пана в Москву к великому князю просить его заступничества и велел передать Ивану Васильевичу: "Я много мощей вез тебе от патриарха, но король все себе забрал". Московский князь долго держал того пана и наконец отпустил, сказав: "Не подымать же мне из-за этого рати и не воевать с королем". Потом, неизвестно как и когда, Спиридон успел освободиться от заточения в Литве и прибыл в Москву. Но и здесь его не приняли, а отправили на заточение в Ферапонтов монастырь. В Москве вполне поверили, что Спиридон купил себе митрополитский сан, придали поступку Спиридона даже слишком много значения, и в предотвращение подобных случаев на будущее время в самую присягу епископскую были внесены следующие слова: "Отрицаюсь... (после Исидора и Григория Болгара) и Спиридона, нарицаемаго Сатана, взыскавшаго в Царьграде поставления, в области безбожных турок поганаго царя, такожде и тех всех отрицаюсь, еже по нем когда случится прийти на Киев от Рима латинскаго или от Царьграда турецкия державы" Слова эти находились еще в архиерейской присяге при митрополите Московском Симоне (1495-1511).

Между тем Спиридон принадлежал к числу людей образованных и начитанных. Еще в то время, когда он находился в Литве, он написал весьма обширное окружное послание, или "Изложение о православней истинней нашей вере", обращенное им ко всей его духовной пастве. В предисловии к Изложению он прежде всего объясняет, что заставило его писать ("понеже пред нашими очима, видим, многа св. правилы отвержена, творятся в православии нашего христианства, ихже не подобает, сего ради исписахом от правил св. апостол и св. отец 7-ми Собор свидетели"); потом свидетельствует о самом себе, что принял рукоположение и поставление на "Киевскую митрополью всея Руси" в Царьграде от святейшего патриарха кир Рафаила и всего освященного Собора святых митрополитов и боголюбивых епископов; упоминает о своих страданиях за правду ("сладки нам юзы и радостна изгнанья, иже по преданию св. апостол правилом и по св. 7-ми Собор Вселенских умрети, нежели святых попранию приблизитися"), и оканчивает предисловие словами: "Радость, мир всему православию". В самом Изложении "Спиридона, архиепископа Киевского всеа Руси", как он здесь титулует себя, можно различать три части. В первой он кратко передает в хронологическом порядке, когда, при каких царях и патриархах и по какому поводу были все седмь Вселенских и девять Поместных Соборов и что сделали они и определили. Во второй на основании этих Соборов представляет довольно подробное исповедание православной веры ("веруем убо...") о Пресвятой Троице, о таинстве Воплощения, о почитании икон, о Пресвятой Богородице и проч. и затем изрекает ряд проклятий против бывших ересей и заблуждений, которые прежде были прокляты Соборами и святыми отцами. В третьей перечисляет в хронологическом порядке главнейших еретиков и кратко излагает, в чем состояли самые их ереси. После каждой части Спиридон обращается ко всем православным с убеждениями ("Молюся вы, возлюблении о Христе... молю вы, братие, именем Господа..."), чтобы они пребывали твердыми в вере православной, то же мудрствовали, то же исповедовали, без всяких разногласий и распрей, чтобы на основании веры назидали не злато или сребро, а добрые дела, чтобы соблюдали себя от всяких ересей и заблуждений. А в заключение всего Изложения обращается к самим иерархам - "настольникам" и убеждает их вооружаться против ополчения вражия, ревностно оберегать и пасти словесное стадо, в котором Дух Святой поставил их епископами и пастырями; не увлекаться пристрастием к земным благам и жестокосердием ("Да не будем, любимии, злату хранители, и сребру собиратели, и ризам мягким любиви... Колици суть вашего престольства недужни в градех ваших, лежаще при вратех церковных и по уличищам... и никто же милуяй!"), а церковные имения употреблять по удовлетворении нужд церковных на пособие нищим, сиротам, вдовицам и на выкуп пленных, а "не на своя страсти". Изложение митрополита Спиридона дает повод догадываться, что хотя он не был принят королем и находился в заточении, но ни православная паства литовская, ни ее святители не чуждались его как своего первосвятителя, может быть, потому именно, что он поставлен был самим патриархом в Царьграде и, не доверяя слуху, будто бы поставлен на мзде и по приказанию султана. Спиридон обращается к ним без всякого чувства недовольства или неприязни, которые были бы так естественны, если бы он был отвергнут своею паствою; напротив, обращается с словами любви и пастырской попечительности, ясно свидетельствующими, что между им и теми, к кому он писал, существовали добрые отношения. Предположить, что это окружное послание Спиридон написал, лишь только прибыл в Литву, когда отношения его к пастве еще не определились, возбраняют упоминаемые им узы и изгнание, которые он уже терпел.

Другой памятник своих книжных занятий Спиридон оставил, когда проживал в Ферапонтовом монастыре на Белоозере. Досифей, соловецкий игумен, написав по желанию Новгородского архиепископа Геннадия как мог, просто и неискусно, записки об основателях Соловецкой обители преподобных Зосиме и Савватии, упросил потом Спиридона составить вновь на основании этих записок и изложить стройно житие начальников Соловецких. "Бе бо он, - по словам Досифея, - тому мудр добре, умея Писания Ветхая и Новая". Спиридон действительно изложил вновь житие преподобных Зосимы и Савватия и, окончив свой труд, пометил его 1503 г. Когда это житие было представлено Досифеем архиепископу Геннадию (? 1505), то последний сказал о Спиридоне: "Сей человек в нынешняя роды беяше столп церковный, понеже измлада навыче Священная Писания". Кончину Спиридона, очевидно, надобно полагать между двумя только что означенными годами, и, следовательно, заточение его в Ферапонтовом монастыре было очень продолжительно. Спиридону не суждено было управлять Литовскою православною митрополиею, на которую он был поставлен, но в ряду всех ее митрополитов, действительно управлявших ею за настоящий период, мы не встречаем ни одного, который бы равнялся с Спиридоном по уму и образованию или, точнее, оставил по себе такие же литературные памятники своего ума и образования.

Король Казимир не принял митрополита, присланного в Литву из Царьграда, хотя, быть может, сами православные литовцы не отказались бы принять присланного и не чуждались его. Но когда они по воле короля избрали себе нового митрополита, именем Симеона (не из епископов ли Полоцкой епархии, где тогда действительно святительствовал Симеон?), Казимир согласился уступить им и дозволил просить новоизбранному благословения и утверждения на митрополию не у папы, а у Цареградского патриарха. И в 1481 г. патриарх Максим (1480 - 1487), один из достойнейших по уму и благочестию, прислал в Литву свой "благословенный лист" к Симеону, всем епископам и ко всему православному людству и вместе - двух своих экзархов: митрополита Енейского Нифонта и епископа Ипанейского Феодорита, которые, вероятно, и совершили с русскими епископами самое посвящение Симеона в митрополита. С этого времени начинается никогда уже затем не прерывавшееся поставление всех Литовских митрополитов Цареградским патриархом и вообще начинаются, хотя и редкие, проявления его духовной власти по отношению к Западнорусской Церкви. Так, в том же 1481 г. патриарх прислал Киево-Печерской обители по просьбе ее архимандрита и всей братии ставропигиальную грамоту, в которой, подтверждая за обителию все права, дарованные ей будто бы еще Андреем Боголюбским и прежними патриархами, постановил, чтобы митрополит вовсе не вступался в дела ее, а мог только ставить для обители, когда пожелают братия, архимандрита, игумена, пресвитеров и диаконов и чтобы обитель знала над собою лишь патриарха и великих господарей, владеющих великим княжением Русским и Киевом. Просьбу свою об этой грамоте к патриарху киево-печерская братия и архимандрит посылали, должно быть, вместе с послами, ходившими из Литвы в Царьград за благословением для нового митрополита, и самая грамота принесена, вероятно, теми же экзархами, которые принесли и благословенный лист митрополиту Симеону, потому что оба документа подписаны патриархом одновременно. Но, сделав такую важную уступку своим православным подданным, т. е. дозволив им испросить благословение для нового своего митрополита у православного Цареградского патриарха, король Казимир издал вслед за тем и весьма неприязненный для них указ, которым запрещалось им не только строить новые храмы по своему обряду, но и поправлять и восстановлять прежние и обветшавшие. Этот указ, свидетельствовавший уже об открытом притеснении православной Церкви в Литве, король будто бы вынужден был издать неотступными просьбами своего сына Казимира, юноши, до фанатизма преданного латинству и аскетической жизни и вскоре скончавшегося (? 1484), но во всяком случае издал не без соизволения самого Римского владыки, к которому потому-то и обращались впоследствии православные, как увидим, с просьбами об отмене настоящего указа.