Читать онлайн «Магизм и единобожие». Страница 99

Псалтирь, или собрание псалмов, есть высшее выражение духовной жизни Ветхого Завета. Из всей дохристианской части Библии псалмы более всего вошли в новозаветную религиозность. И поныне значительная часть богослужения Церкви состоит из древних библейских псалмов.

Долгое время существовало ходячее представление о Псалтири как о книге, целиком написанной Давидом. Это представление послужило основой для совершенно превратного понимания личности великого библейского царя. На многих псалмах лежит печать религиозного индивидуализма и обостренной нравственной чуткости; мы слышим в них голос души утонченной, ранимой, мучающейся проблемами добра и зла, воздаяния и справедливости. Приписывая Давиду такие псалмы, легенда вынуждена была превратить его самого в святого и мистика.

Между тем образ Давида, каким он предстает в Книгах Царств, несомненно, иной. Хотя его и отличает искренняя вера в Ягве и преданность Ему, тем не менее, он изображен там как истинный сын своего грубого времени. Это воин, борец, порой жестокий и коварный, человек, религия которого еще носит черты натурализма и антропоморфизма. Это очевидное противоречие выдвигает альтернативу: при характеристике Давида мы должны руководствоваться или Книгами Царств, или псалмами. Но, как мы видели (см. приложение 4), исторические книги Библии основаны на древних первоисточниках. А особой достоверностью отличается история Давида. Следовательно, именно они должны служить основой для восстановления облика Давида.

Однако в период развития текстуальной критики возникла противоположная легенде крайность. "Исторический Давид, - утверждал один из отечественных историков, - мог сочинять лишь светские военные гимны" (Н. Никольский. Царь Давид и псалмы. СПб., 1908, с. 28). Хотели доказать, что Давид якобы не имел никакого отношения к псалмам, а большую часть Псалтири относили к послепленной эпохе. Лишь 7-8 псалмы критики соглашались отнести к царскому времени, но и то ни один из них не приписывался самому Давиду.

В двадцатые годы нашего столетия, благодаря раскопкам в Рас-Шамре, библеисты впервые ознакомились с финикийской поэзией Угарита, которая относилась к очень древним временам (до XIV в. до н. э.). Сличение угаритской священной письменности с псалмами привело к пересмотру датировки псалмов.

"В свете Угаритских отрывков Ханаанской религиозной литературы, - писал В. Олбрайт, - многие псалмы могут быть отодвинуты назад к ранним временам Израиля, не позднее десятого века. Поэтому нет уже необходимости отрицать Давидово время их возникновения" (W. Albright. The Archaeology of Palestine, p. 226). Таким образом, крайности текстуальной критики оказались преодоленными.

Хотя археология не возвратила Давиду авторства, но произошло нечто аналогичное с авторством Моисея. Истина оказалась лежащей посередине.

Прежде всего следует сказать, что сама Библия не приписывает всей Псалтири Давиду. Многие псалмы в своем написании имеют другие имена (Пс 41-49, 72-84, 86-88), а многие безымянны. Семьдесят три псалма имеют надпись "ле Давид", что обычно истолковывается как обозначение авторства Давида. Но из них псалмы 5, 14, 62, 68, 137 говорят о храме Иерусалимском, который при Давиде не существовал, псалмы 13, 50 - о разрушении Иерусалима и вавилонском изгнании. Так называемые "Песни восхождения" (Пс 120-134)-это сборник гимнов, которые "должны были исполняться во время восхождения в храм, на каждой ступеньке по одной песне" (A. Weiser. Einleitung in das AT, S. 256).

Таким образом, почти треть книги уже по внешним признакам не может принадлежать Давиду. Но достоверные свидетельства Книг Царств указывают на то, что Давид, действительно, был певцом и музыкантом, что он слагал песни и религиозные гимны (1 Цар 16,17; 2 Цар 1,19 cл.; 6,5; 7,18 cл., 22). О поэтическом творчестве Давида говорится также в 1 Парал 16,7.

Какие же псалмы можно приписывать Давиду? Прежде всего некоторые из его гимнов вошли, очевидно, в другие, утерянные сборники. В частности, сюда относятся элегия на смерть Саула и элегия на смерть Авенира. Из тех же, которые вошли в Псалтирь, прежде всего следует указать на Пс 17. Красочный антропоморфизм в изображении Ягве, Который спешит на помощь царю, есть доказательство его древности и дает представление о подлинной религии Давида. Этот же псалом вкладывается в уста Давида в 2 Цар 22.

В Пс 23, в его второй половине, мы видим гимн в честь вхождения Ковчега. Уже со времени Соломона Ковчег стоял неприкосновенно в храме. Шествие Ягве на походном троне есть указание на досоломоново время.

Псалом 28 очень древен. Он настолько близок к угаритским гимнам, что Олбрайт даже готов видеть в нем переделку финикийского псалма (о сходстве образов псалма с ханаанскими поэтическими образами см.: J. McKenzie. The Book of Psalms, p. 45).

Псалом 8 отражает дух свободных кочевников. В нем нет упоминания о солнце, а говорится лишь о ночных светилах. Это черта, отличающая пастухов от земледельцев. Псалом может относиться и к додавидовому времени.

Наконец, Пс 67 указывает на Давидово время. Он начинается словами, которые были сигналом для поднятия Ковчега, и имеет много точек совпадения с угаритскими гимнами Ваалу.

Вероятно, этими псалмами нужно ограничиться, если мы ищем тексты Х в.

Откуда же появилась на другах псалмах надпись "ле Давид"? Опять-таки объяснение можно найти в свете угаритских памятников. "Надпись "ле Давид", говорит А. Вайсер, - вряд ли должна была первоначально называть автора... Более правильное значение этого выражения - "для Давида" - по аналогии с угаритскими параллелями - указывает на царя из рода Давида, для которого, как для члена династии и носителя обетования Давида и его "помазанника", подобает исполнять за праздничным богослужением соответствующие песнопения" (A. Weiser. Einleitung in das AT, S. 253).

Современная библейская наука выделяет в Псалтири группу так называемых "царских псалмов" (2, 20, 21, 45, 71, 109, 131, 143). Они являются развитием темы пророчества Нафана, которое содержало обетование дому Давида (McKenzie. Op. cit., p. 13). Эти псалмы носят черты допленной царской эпохи, и надпись "ле Давид" означает, что они пелись в честь его потомков. К этой категории относятся основные мессианские псалмы (см.: RFIB, I, р. 606).

До возникновения нынешней Псалтири (IV-III вв. до н. э.) существовало несколько сборников псалмов. Наиболее древним сборником были псалмы 3-40, большинство которых носит надпись "ле Давид". Вторым по времени сборником была так называемая "Элогистическая псалтирь" (41-82), отличающаяся тем, что там употребляется имя Божие "Элогим". По мнению Вайсера, Элогистическая псалтирь является "одним из наиболее ранних самостоятельных собраний" (A. Weiser. Op. cit., S. 255).

Большинство псалмов возникло как храмовые песнопения. Однако многие из них являются индивидуальными молитвами, которые лишь позднее получили храмовое употребление.

"Значительная часть псалмов - отмечает Б. Typaeв, - обнаруживает, несомненно, признаки (по богословскому миросозерцанию, историческим намекам) происхождения во время второго храма". Именно эти псалмы, по словам историка, есть как бы завершающий этап ветхозаветной религиозности - "звено, связующее Исайю и Иеремию с Евангелием" (Б. Тураев. История др. Востока, 2, с. 282).

Сто лет назад, когда библейская наука фактически еще не вышла за пределы литературной критики, историческую реальность многих событий и лиц в Ветхом Завете легко было ставить под сомнение. Однако после того, как археологические открытия пролили свет на прошлое Ближнего Востока, литературный анализ должен отступить перед свидетельствами памятников, извлеченных из песков. Русский читатель хорошо знаком с историей этих открытий по ряду талантливо и ярко написанных книг. (Достаточно указать на книгу К. Керама, Боги, гробницы и ученые, М., 1961, или 3. Косидовского, Библейские сказания, М., 1966, где впервые дан сравнительно объективный очерк библейской археологии. Из западных книг отметим: W. Albright. Archaeology of Palestine, 1945; J. Finegan. Light from the Ancient Past, 1946; W. Keller. The Bible as History, 1963.)

Археология привела к пересмотру многих крайних воззрений старой критики, и в частности ее скептического отношения к реальности ряда библейских персонажей.

Тем не менее некоторые авторы в целях пропаганды продолжают называть Авраама, Иосифа, Моисея мифическими фигурами. Так как в нашей книге мы рассматривали их как лиц исторических, то, думается, будет небесполезным коснуться вопроса о том, можно ли их считать таковыми.

"Традиции родового строя, - писал один из пропагандистов атеизма, сохранились у древних евреев в виде мифов о богах Аврааме, Иакове и Исааке" (А. Ранович. Очерки по истории древнееврейской религии. М., 1937, с. 41). Автор в данном случае лишь повторял гипотезу историков XIX в. Но можно ли ее считать обоснованной в наше время?

Если Авраам был некогда божеством, то это было бы засвидетельствовано в древних именах. Личные имена, известные из Библии и памятников, очень часто содержат имя Ягве (Исайя, Иосия, Малахия и т. д.), слово Бог, Эль (Израиль, Измаил, Михаил и т. д.), слово Ваал (Иерубаал, Этбаал и т. д.), но нигде мы не находим имени, которое бы заключало в себе имя Авраам. Ни на одном памятнике такой бог не упоминается. После открытий в Рас-Шамре стал хорошо известен пантеон Ханаана, боги финикийцев и Палестины. "Ни один из них, замечает Л. Гролленберг, - не носит имени Авраам, но на табличках XIX в. до н. э. это имя встречается как имя простого смертного" (L. Grollenberg. Ор. cit., P. 31-32).