Читать онлайн «Две тысячи лет вместе. Еврейское отношение к христианству». Страница 46

22

Ниже (в главе 8) мы рассмотрим различия между еврейским и христианским подходами к проблеме первородного греха.

Еще раз отметим, что распространеное в христианском мире мнение, что «еврейские представления о Мессии были сугубо материальными, как о имеющем политическую власть в мире, а христианство изменило представление о Мессии на духовно — возвышенное», и что, якобы, «евреи не приняли их именно из‑за своего материализма» — совершенно неверно, т. к. и по христианским представлениям Мессия точно так же должен будет иметь «материально — политическую власть в мире», но это событие настанет лишь во время «Второго Пришествия», куда христиане перенесли, нисколько там их не изменив, все еврейские представления о приходе Машиаха — Мессии.

Перевод этот известен под названием Септуагинты, или «перевода семидесяти толковников». Сообщения о переводе содержатся в некоторых исторических памятниках древности, в частности, в Талмуде (трактат Мегила 9а и др.). Согласно Талмуду, «семьюдесятью мудрецами» была переведена только Тора (Пятикнижие Моисеево), но не книги Пророков и Писаний. Принятый ньше в греческой православной церкви текст Септуа- гинты, содержащий перевод всего Священного Писания, сделан в более позднее время и не является древней Сеп- тугинтой.

Слддует отметить, что диспуты с евреями и в новейшее время часто рассматривались христианами как миссионерская деятельность с целью обращения евреев в христианство, а вовсе не как совместный поиск истины. Либеральный протестантский богослов (кстати, дружелюбно относившийся к евреям), Карл Людвиг Шмидт, откровенно высказал это во время диспута с еврейским философом Мартином Бубером в 1933 году: «Евангельский богослов, которому приходится говорить с вами, должен говорить с вами как член церкви Иисуса Христа, должен стремиться говорить таким образом, чтобы передать еврейству послание Церкви. Он должен это делать даже тогда, когда вы не стали бы приглашать его делать это. Утверждение христианской миссии в разговоре с вами может иметь у вас несколько горьковатый привкус и рассматриваться как нападение. Однако такое нападение как раз и влечет за собой заботу о вас, евреях, — дабы вы могли жить вместе с нами как братья на нашей германской родине и во всем мире…»

Типичным примером является Диспут Нахманида, один из наиболее известных и хорошо документированных диспутов, имевший место в XIII веке в Испании. Отрывки из книги Нахманида, в которой он пересказывает ход диспута, см. в гл. 9.

Напомним, что написание слов «Дева» и «Сын» с заглавной буквы было введено только в христианских переводах книги Исайи на греческий и другие европейские языки. В оригинальном еврейском тексте Библии этих заглавных букв нет, поскольку в иврите вообще нет заглавных букв, и в контексте книги Исайи они отнюдь не подразумеваются.

Т. е. точный русский перевод этого слова — «молодка», что совсем не свидетельствует о «девственности».

Девственница на иврите — «бетула» (см. Левит 21:3; Второзаконие 22:19; Иезекииль 44:22; Иоиль 1:8)1 Если бы Исайя имел в виду именно необычайный факт рождения ребенка у девственницы, то он, несомненно, употребил бы именно это слово.

Из слов «я и дети, которых дал мне Господь» большинство комментаторов делает вывод, что мальчик по имени Иммануэль, долженствующий быть знаком Божественной воли, — есть не кто иной, как сын самого Исайи, а его мать, жена пророка Исайи, — та самая «алма», о которой говорится в пророчестве. Таким образом, «знак» заключался в том, что будет беременна и родит именно данная женщина, жена пророка Исайи, и раньше, чем его сын вырастет, ничего не останется от нападающих на Иудею армий. (Вообще ситуация, при которой сам пророк и его семья являются «видимым знаком» и символом для окружающих, нередка в Писании — см., например, подобную ситуацию в книге пророка Осии).

В греческом переводе Исайи слово «алма» переведено как «партенос», то есть «девственница». Как уже указывалось выше, в исходный еврейский перевод, осуществленный «семьюдесятью мудрецами», книга Исайи не входила, и ее перевод на греческий был сделан позже, и не был достаточно точным. Редакторы Евангелий могли недостаточно знать иврит и выстроить свои теологические концепции на основе более понятного им греческого перевода.

И. А. Чистович, «История перевода Библии на русский язык». СПб, 1873.

Мишна — кодекс Устного Учения (Устной Торы), определяющий применение к жизни законов Письменной Торы. Устная Тора, передававшаяся по традиции с Синая, была оформлена в систематическое учение в основном в период Второго Храма (V в. до н. э. — I в. до н. э.) и частично записала (в виде Мишны и Мидрашей) в период I‑II вв. н. э. Талмуд (200–500 гг. н. э.) содержит анализ и объяснение устной традиции, записанной в Мишне.

А именно, в семитских языках есть идиоматическая грамматическая структура, говорящая о предпочтении — «Люби А, предпочитая его по сравнению с В» — которая буквально звучит как «Люби А, ненавидь В» (глагол «не предпочитать/ненавидеть» имеет несколько вариантов перевода, и именно буквальный «ненавидь» был закреплен в Септуагинте и далее был применен к переводу слов Иисуса). Так что Иисус (который, очевидно, говорил на смеси иврита и арамейского, принятой в Иудее и в Галилее в то время) не имел в виду приписать иудаизму ненависть к врагам, но хотел «уравнять» ближних и врагов в степени любви, которую надо проявить по отношению к ним.

Более подробно вопрос о соотношении любви к ближним и любви к врагам и «непротивления злу насилием» рассматривается ниже, в главе 6.

К сожалению, тут не составляют исключения и евреи, вполне культурные по европейским меркам, но совершенно несведущие в собственной культуре. Вот только один пример: знаменитое в свое время письмо известного русского историка, Н. Эйдельмана, еврея, русскому писателю — антисемиту В. Астафьеву. Эйдельман упрекал своего оппонента в том, что тот выступает

«не как благостный христианин, а как неистовый око за око! — иудей».

Ср. аналогичный текст в Евангелии от Матфея (5:В7), где это также изображено как совершенно новая, революционная идея.

Интересно отметить, что в подробных «параллельных местах», приводимых в христианской Библии, в Матфее 5:38 (ив других местах в Евангелиях) не дается ссылка на Плач Иеремии. При этом в Синодальном переводе это слово в Матфее переводится как «щека», а в тексте Плача Иеремии оно же передается как «ланита», что еще более ассоциативно отдаляет эти тексты.

Яркойлитературной иллюстрацией к этим теологическим концепциям является Божественная Комедия Данте, в которой «праведники, не знавшие о Христе», помещены не в Рай, а в Ад — хотя и в его первый, наиболее «легкий» круг («лимб»). У отдельных христианских мыслителей встречается также и «универсалистская» установка, говорящая о том, что «мы не можем судить, кто спасется, а кто нет», и вообще «тайна сия великая есть», и «мы надеемся, что Бог в Своем милосердии спасет всех», и даже утверждения типа «делающий добрые дела уже делает их ради Христа, даже если он сам не знает об этом» (т. е. записывающие в «духовные христиане» всех достойных людей на Земле, даже если они сами ни о чем таком и не помышляют). Но все же классическим (и основным) принципом христианства является «без веры во Христа нет спасения».

Идея о том, что именно вере принадлежит центральная роль в Божественном спасении души, принята всеми ветвями христианства. Например, основатель протестантской церкви Мартин Лютер утверждал, что одной деры, достаточно для спасения: ни добрые дела, ни даже религиозные таинства (занимающие одно из центральных мест в католицизме и православии) не обязательны, чтобы быть хорошим христианином. В брошюре «О христианской свободе», изданной в 1520 г. Лютер пишет: «Превыше всего запомните то, что я сказал: только вера одна, а не добрые дела, — оправдывает, освобождает и спасает».