Читать онлайн «Церковные деятели средневековой Руси XIII - XVII вв.». Страница 21

Среди факторов, влиявших на отношения между митрополитом и московским князем, нельзя забывать и еще один—финансовый. Московские князья знали счет деньгам. Бережливость, доходившая до скупо­сти, была их фамильной чертой. Между тем расходы на содержание митрополии, львиная доля которых по­крывалась за счет княжеской казны, все возрастали и возрастали.

Большие средства шли и на обеспечение Чудова монастыря, основанного Алексеем в московском Кремле в конце 50-х годов. Земля, на которой разместился монастырь, была подарена митрополиту хан­шей Тайдулой в благодарность за исцеление «от глазной болезни». Согласно московскому преданию, на этом месте прежде находилось подворье татар­ских баскаков.

В 1365 г. в монастыре были построены каменный собор, а также трапезная и каменные погреба. Собор был посвящен «Чуду архангела Михаила, иже в Хонех». Митрополита привлекла легенда о том, как Михаил архангел спас некоего монаха Архиппа, жившего в «Хонех Фригийских». Язычники, желая уничтожить церковь, при которой служил Архипп, перекрыли воды реки. Однако вмешательство архан­гела прекратило наводнение. Он ударил жезлом в скалу —и вся вода ушла в образовавшуюся расселину.

Этот сюжет служил своего рода иллюстрацией к идейной программе митрополита Алексея. Небесный покровитель княжеской власти, архангел Михаил вы­ступал здесь как защитник церкви и монашества. Именно поэтому не только в Москве, но и в других русских землях церковники очень любили этот сюжет, часто изображали его на иконах.

Привыкнув к роли главы московского правитель­ства, Алексей и весь уклад своей жизни перестроил на княжеский лад. В его делах все чаще прогляды­вает властный и тщеславный московский боярин. Он обзавелся обширными земельными владениями, ок­ружил себя многочисленной свитой. Помимо духов­ных лиц в нее входили «мирские люди» — бояре, дво­рецкий, казначей, дьяки и более мелкие служилые чины. Митрополичий двор обслуживала многочислен­ная челядь. В своих владениях митрополит пользо­вался почти полной независимостью. «Дом святой Богородицы», как принято было называть митропо­личий двор, превращался в своего рода «государство в государстве».

О масштабах хозяйственной деятельности митро­полита, о его стяжательских наклонностях красноре­чиво свидетельствует завещание Алексея. «Вот я смиренный и грешный раб божий Алексей пишу гра­моту духовную целым своим умом. Даю святому ве­ликому архангелу Михаилу и честному его Чуду (мо­сковскому Чудову монастырю.— Я. Б.) село Жилинское,    Серкизовское,    Гютифцовъское,   Тететцовское, Никола святы на Сосенке, Рамение, что есми купил у Ильи у Озакова, Софроновское с мелницею, Фоминское, Желетовское, Каневское, Душеное с дерев­нями и с бортью, Филиповское с деревнями и с бортью, Обуховскую деревню. А все те села даю с серебром и с половники и с третники и с животиною. А что моя в селах челядь, а на них серебрецо, и не похотят служити, и кто куда похочет, и тем воля, от­дав серебрецо; а кто рост дает, тем воля же; а огород дадут также и Садовская деревня ко святому архан­гелу Михаилу. А монастырь святого Архангела Чуда приказываю тебе, сыну своему великому князю Дмитрию Ивановичу всея Русии, все полагаю на бо­га упование и на тебя, как монастырь святого Ми­хаила побережешь. А садик мой подольный —свято­му Михаилу» [71].

В грамоте перечислены только личные владения Алексея, которые он оставляет своему излюбленному Чудову монастырю. Что касается митрополичьей ка­федры, то ее земельные владения были разбросаны по всей Руси.

Дмитрий Иванович искал возможности поставить возросший экономический и политический потенциал церкви под свой надежный контроль. Князю нужен был преданный, послушный человек в роли хозяина «дома святой Богородицы». В вопросе о личности кандидата на митрополичью кафедру Алексей и князь Дмитрий столкнулись столь резко и бескомпромиссно, что даже самые осторожные летописцы не сумели замолчать этот конфликт. Здесь ярко высветилось глубокое различие целей, которые ставили перед собой митрополит Алексей и московский князь Дмит­рий Иванович. Для первого будущее представлялось в виде своего рода теократической монархии, для второго — в виде единого государства во главе с пра­вителями из рода Калиты. Митрополит мечтал о церковной централизации, об укреплении экономиче­ского могущества и политического суверенитета «до­ма святой Богородицы». Поддержка московских кня­зей в их борьбе за власть была для Алексея лишь наиболее верным путем к этой цели. Для Дмитрия, напротив, сильная централизованная церковь была лишь одним из необходимых инструментов для со­здания единого Великорусского государства. В этом будущем государстве церкви отводилась почетная, но отнюдь не главенствующая роль.

Чем выше возносился червленый московский стяг в 70-е годы XIV в., тем чаще думал князь Дмитрий о том, какую пользу мог бы принести, оказавшись на митрополичьем престоле, его тезка — придворный свя­щенник Дмитрий,  в  просторечии — Митяй.  Это  был яркий, смелый человек. Его удивительная судьба по­служила темой для большого литературного произ­ведения,  вошедшего   в  летописи, — «Повести  о  Митяе».   Он  начинал  свою  карьеру  простым  коломен­ским священником. Великий    князь, часто    бывая в этом    городе — юго-восточных    воротах    московской земли, заприметил  Митяя.  Этот  иерей  резко  выде­лялся  среди  собратьев  не  только  высоким  ростом, горделивой осанкой, зычным голосом, но также обра­зованностью, умом, сильным характерам. Князь при­близил к себе Митяя, сделал своим духовником    и печатником. По-видимому, Дмитрий и просто по-че­ловечески привязался к Митяю. В отличие от суро­вого старца Алексея и окружавших его монахов Ми­тяй был человеком жизнерадостным, легким и весе­лым. Его увлекали грандиозные политические замыс­лы князя Дмитрия. Он    готов    был    верно служить своему покровителю, выполнять любые его приказа­ния. Можно сказать, что Митяй был далеко не самым худшим  в  ряду тех  безродных  фаворитов, которых любили   иметь  при   себе   почти   все  московские  го­судари.

Задумав возвести Митяя на митрополию, князь столкнулся с одной сложностью. Согласно древней традиции, митрополит должен был избираться из числа монахов. В феврале 1376 г. Дмитрий заставил своего печатника принять постриг в придворном Спасском монастыре. Неохотно, «аки нужею», рас­ставался Митяй с привольным мирским житьем, вступал в ряды «непогребенных мертвецов», как име­новали себя монахи. Однако воля великого князя была для него законом. В утешение князь приказал сразу же после пострижения поставить Митяя (в мо­нашестве— Михаила) на пост архимандрита того же Спасского монастыря.  Это  решение великого князя вызвало бурю негодования в среде черного духовен­ства. Но князь пошел дальше: вскоре он начал тре­бовать от митрополита Алексея официального утвер­ждения Митяя своим наследником на кафедре.

Алексей уже давно с тревогой наблюдал за возвы­шением Митяя. Сам он почти 40 лет провел в мона­шестве, прежде чем судьба вознесла его на митро­поличью кафедру. Митяй казался ему заносчивым выскочкой, неучем в духовной жизни. Конечно, дело-было не только в личной неприязни. Алексей пони­мал, что с помощью Митяя князь собирается в корне изменить положение митрополичьей кафедры, по­рвать связь с Константинопольской патриархией. По мнению Алексея, это был гибельный для русской церкви путь.

Единственный способ противостоять планам вели­кого князя заключался в том, чтобы найти кандида­туру, способную соперничать с Митяем. И Алексей, нашел такого человека. Но прежде чем представить читателю нового героя нашего повествования, необ­ходимо сделать небольшое отступление.

Стремясь укрепить внутрицерковную дисциплину, усилить влияние религии на массы, Алексей еще в 50-е годы XIV в. задумал своего рода «монастырскую реформу». Суть ее "состояла в создании по всей Руси "сети общежительных монастырей, которые, в отли­чие от «особножительных», были бы не местом отды­ха уставших от жизни бояр и князей, а энергичными, экономически самостоятельными общинами подвиж­ников. Эти монастыри, насаждавшиеся лично Алексе­ем, став на ноги, сохраняли связь с митрополичьей ка­федрой, помнили о своем происхождении.

Своего рода «опытным полигоном» для создания новых монастырей стали малонаселенные северные районы Московского княжества. Здесь в середине XIV в. выросла первая, железная когорта основате­лей новых монастырей — суровых «старцев», фана­тично веривших в богоугодность своей миссии. Отсю­да, из Подмосковья, они разбрелись по всей Северной Руси, внедряясь главным образом там, где местные правители боялись непочтительностью к ним вызвать гнев митрополита и московского князя.

Одним из самых авторитетных основателей новых монастырей был Сергий, игумен Троицкого монастыря. Его обитель находилась в живописном месте, на холме Маковец, у подножья которого звенели две лесные речки —Кончура и Вондюга. До ближайшего селения, городка Радонеж, в котором прошло детство Сергия, было не менее 10 верст. Отец Сергия, боярин Кирилл, переселился в Радонеж из Ростовского кня­жества во второй четверти XIV в. По-видимому, Ки­рилл имел прочные связи с московской знатью. Брат Сергия Стефан долгое время жил в привилегирован­ном московском Богоявленском монастыре, был дру­жен с иеромонахом Алексеем, будущим митрополи­том. Сам великий князь Семен Иванович покрови­тельствовал Стефану. По его просьбе митрополит Феогност дал Стефану сан священника. Со временем он стал «духовным отцом» (исповедником) самого князя Семена и многих московских бояр. В Москве не забыли и брата Стефана — Сергия. В 60-е годы XIV в. он докидает свою монашескую келью на Маковце и выполняет ряд сложных дипломатических поручений московского правительства.