Читать онлайн «Теософические архивы (сборник)». Страница 49

Буддизм, христианство и фаллицизм

К трудам специалистов и ученых следует относиться с определенным уважением, поскольку они принадлежат науке. Но такие произведения, как «Культ Приапа» П. Найта, «Древние Истины» и др. д-ра Инмана, явились первыми каплями того ливня фаллицизма, который обрушивается на читающую публику в виде «Рек жизни» генерала Форлонга. Очень скоро к этому ливню присоединились светские писатели, и за прекрасной книгой Г. Дженнингса «Розенкрейцеры» последовал его «Фаллицизм».

Поскольку детальный анализ этой работы – занимающейся поиском сексуального культа, от его грубых форм в идолопоклонстве, до наиболее утонченного и скрытого символизма в христианстве – более соответствовал бы требованиям газетного, а не журнального толка, то, прежде всего, необходимо объяснить причину, по которой эта рецензия была написана. «Фаллицизм»[125] и другие книги подобного рода, хотя теософы полностью игнорируют их, могли бы быть использованы против теософии. Последние произведения м-ра Г. Дженнингса были написаны, по всей видимости, чтобы встать на пути прогресса теософии, которую он, как и многие другие, не отличает от оккультизма и даже самого буддизма. «Фаллицизм» появился в 1884 году, в то самое время, когда все французские и английские газеты провозгласили прибытие из Индии нескольких теософов, провозвестников буддизма в христианской Европе; первые отличились своей обычной легкомысленной манерой, а последние – энергией, достойной лучшего применения, которую лучше бы было направить, по заявлению некоторых газет, против «сексуального культа у себя дома». Так это или нет, но общественное мнение приписывает это «мистическое» произведение м-ра Дженнингса появлению теософии. Как бы то ни было, и кто бы ни повлиял на автора, его усилия оказались успешными только в одном направлении. Несмотря на то, что сам он весьма скромно объявляет себя «первым, кто выразил великую философскую проблему этого загадочного буддизма», и провозглашает свою работу «бесспорно новой и оригинальной», не переводя дух, заявляя, что «все великие люди и глубокие мыслители прошлого, трудившиеся в течение веков на этом поприще, работали впустую», легко доказать, что он ошибается. Его «энтузиазм» и самовосхваление, вероятно, вполне искренни, а его труды, как он сам выражается, «объемны»; тем не менее, они повели его по совершенно ложному пути, раз он заявляет, что:

«Эти физиологические споры (о происхождении животных)… возникшие у ранних мыслителей, заложили величественный фундамент фаллического культа. Они привели к сильным расколам в религии и к буддизму».

Именно буддизм был первой религиозной системой в истории, которая возникла с определенной целью положить конец всем мужским богам и деградирующей идее личного сексуального божества, как создателя человечества и Отца людей.

Автор уверяет нас, что его книга: «Будучи небольшого формата, содержит все, что известно о доктринах буддистов, гностиков и розенкрейцеров, относительно фаллицизма».

Здесь он ошибается вновь, и очень глубоко, или же, что еще хуже, он пытается ввести в заблуждение читателя, наполняя его отвращением к таким «тайнам». Его работа «нова и оригинальна», поскольку она объясняет с энтузиазмом и почтением ярко выраженный фаллический элемент в Библии; ибо, по его словам, «Иегова без сомнения означает вселенское мужское», а Марию Магдалину, до ее обращения, он называет «женским св. Михаилом», определяя это как мистическую антитезу и парадокс. Не было никого в христианских странах, кто когда-либо имел моральную смелость говорить столь открыто, как он, о фаллическом элементе, которым изобилует христианская (римско-католическая) церковь; и в этом главная заслуга и значение автора. Все достоинства хваленой «разумности и краткости» его «небольшого формата» исчезают, когда становятся очевидными средства, посредством которых он сбивает с толку читателя, опираясь на совершенно ложные впечатления; особенно, когда немногие, если вообще кто-либо из его читателей, последуют за ним, или даже просто разделят с ним «энтузиазм… преобразованный из полного исходного неверия в эти удивительно вдохновляющие и прекрасные фаллические верования». Было бы нечестно высказать лишь часть истины, не оставив никакой возможности для паллиатива, как в случаях Будды и Христа. То, что первый совершил в Индии, Иисус повторил в Палестине. Буддизм был страстным протестом против фаллического культа, который вел каждый народ сперва к восхищению личным Богом, а в конце концов – к черной магии; то же самое явилось целью Посвященного и Пророка из Назарета. Буддизм избежал опасности черной магии, сохраняя в своей религиозной системе личного мужского Бога в чистом виде; но поскольку эта концепция является ведущей в так называемых монотеистических странах, черная магия толкает их в «Мальстрим», в котором всякая нация становится зараженной грехом и колдовством, и тем сильнее, чем меньше верят в нее самые горячие ее приверженцы, не осознающие, вероятно, ее присутствия. Никто из оккультистов не верит в церковного Диавола, традиционного Сатану; каждый, изучающий оккультизм, и каждый теософ верит в черную магию и в темные природные силы, если он принимает белую, или божественную, науку как истинный факт нашего мира. Поэтому с полным доверием можно повторить мысль, высказанную кардиналом Вентурой в отношении Диавола (относя ее, однако, к черной магии):

«Величайшая победа была достигнута Сатаной в тот день, когда ему удалось сделать так, чтобы в него перестали верить».

Далее можно сказать, что «черная магия царствует над Европой как всемогущий, хотя и незаметный, правитель», причем ее главные сознательные приверженцы и служители находятся в римской церкви, а бессознательные функционеры – в протестантской. Все тело так называемых «привилегированных» классов в Европе и в Америке пронизано неосознаваемой черной магией, или колдовством самого низкого свойства.

Но Христос не ответственен за средневековое и современное христианство, сфабрикованное от Его имени. Если автор «Фаллицизма» прав, говоря о трансцендентальном сексуальном культе в римской церкви и называя его «истинной, хотя несомненно парадоксальной, конструкцией, имеющей глубокое мистическое истинно христианское значение», – он ошибается, называя его «небесной или теософской доктриной несексуального, трансцендентального фаллицизма», поскольку эти слова, сталкиваясь вместе, становятся бессмысленными, аннулируя друг друга. «Конструкция», которая пытается показать фаллический элемент «в могиле Искупителя», и йонический – в нирване, и находит Приапа в выражении «Слово стало Плотью», или Логосе, действительно должна быть «парадоксальной». Но такова «Приапомания» в нашем веке, что даже наиболее горячие приверженцы христианства должны признать элемент фаллицизма в своих догмах, если они не хотят, чтобы их обвиняли в этом оппоненты.

Все это следует рассматривать не как критику, но лишь как защиту реальной, истинной магии, которую автор «Фаллицизма» ограничивает «божественной магией творения». «Фаллические идеи», – по его словам, – «лежат в основе всех религий».

В этом нет ничего «нового» или «оригинального». Со времени возникновения государственных религий не было ни одного посвященного или философа, Учителя или его последователя, который бы не знал об этом. Нельзя увидеть открытие и в том факте, что евреи поклонялись Иегове в виде необработанных «фаллических камней», коротко говоря, это был такой же фаллический Бог, как и другие лингамы, что перестало быть тайной после Дюпи. То, что Приап был выдающимся мужским божеством, сейчас полностью доказано без какого-либо излишнего мистицизма Рэлстоном Скиннером из Цинциннати в его удивительно талантливой книге, демонстрирующей большую эрудицию автора, «Источник мер», опубликованной несколько лет назад; в ней он показывает этот факт, исходя из математических выводов, поскольку он является специалистом в каббалистических числовых счислениях. Чем же подкрепляет свои слова автор «Фаллицизма», утверждая, что в его книге будет обнаружено «более полное и связное, чем имелось ранее, изложение, касающееся различных форм того особого поклонения (не идолопоклонства), которое носит название фаллического культа»? «Никто из писателей не изучил столь полно», – скромно добавляет он, – «оттенки и разновидности этого своеобразного ритуала, берущего свое основание в глубинах природы и связанного с возникновением истории человечества, и не проследил в таком объеме его таинственные связи с различными философскими идеями».

Лишь одна вещь является действительно «оригинальной» и «новой» в «Фаллицизме»: отмечая и подчеркивая наиболее непристойные ритуалы, связанные с фаллическим культом у всех «языческих» народов, автор идеализирует аналогические ритуалы христиан, набрасывая на них покров из самой мистической ткани. И в то же время, автор принимает библейскую хронологию и настаивает на ней. Так, он приписывает Вавилонской башне халдеев, «этому огромному, величественному, вертикально стоящему, вызывающему фаллосу», как он ее называет, возраст «вскоре после Потопа»; а пирамидам – «время немногим позже основания египетской монархии Мицраимом, сыном Хама, в 2188 до н. э.». Хронологические взгляды автора «Розенкрейцеров», по-видимому, сильно изменились впоследствии. Есть некая тайна в отношении этой книги, трудная, но все же отчасти доступная для понимания, что может быть выражено словами графа де Гаспарина, сказанными им о трудах маркиза де Мирвиля о Сатане: «Но все идет к тому, чтобы показать работу, являющуюся, по существу, поступком, и имеющую значение коллективного труда». Но все это не имеет значения для теософов. То, что имеет реальное значение, – это его ошибочное утверждение, для обоснования которого он ссылается на авторитет Уилфорда, о том, что легендарная война, начавшаяся в Индии и распространившаяся по всему земному шару, была вызвана различием мнений об относительном «превосходстве мужского или женского символа… в идолопоклонническом магическом культе… Эти физиологические диспуты, которые привели к сильному расколу в религии и даже к кровопролитным опустошающим войнам, многократно наблюдались в истории… или же от них не осталось ничего, кроме традиции».