Читать онлайн «Трон Люцифера». Страница 50

Киммерийские тени

В ПРАЖСКОМ ГРАДЕ сохранилась мощенная грубым булыжником улочка, на которой, по преданию, жили алхимики, прозванная по такому случаю Золотой. Судя по неказистым одноэтажным домишкам, притулившимся по левую сторону от грандиозного собора святого Витта, золотом тут и не пахло. Крохотные перекошенные оконца и низкие потолки сумрачных комнат, где неведомо как умещались мастерские с горном, лабораторными столами и заставленной сосудами полкой свидетельствовали о беспросветной нужде, исступленной работе, тайне. Близость католической святыни, с ее устремленными в небо шпилями, мощными контрфорсами и легкими, летящими в небо аркбутанами, наверное, порядком смущала незадачливых чернокнижников, укрывшихся в богемской столице от преследований инквизиции. Подобное соседство, надо думать, вполне устраивало и прихожан, и клириков. Практичные горожане предпочитали усилить действие чудотворной молитвы не менее чудодейственным эликсиром, а ежели это не помогало, с удвоенным рвением прибегали к спасительным объятиям матери-церкви. Так или иначе, но талер-другой перепадал в тощий алхимический кошель, и, если бы не снедающая сердце честолюбивая жажда свершить «Великое деяние», скромный изготовитель лекарств мог бы рассчитывать на устойчивый доход. Но деньги в полном смысле слова вылетали в трубу, потому что большинство герметистов свято верило в возвышенные цели своего «Искусства». Тем более что сам император «Священной Римской империи» Рудольф Второй (1576–1612) покровительствовал любым герметическим изысканиям. Безграничным доверием императора пользовался, например, знаменитый кабалист Лёв Иегуда бен Бецалель, чье каменное надгробие хранит следы паломничества. Как и многие ученые люди той поры, Лёв сочетал занятия философией и медициной, в коих весьма преуспел, с эффектными магическими трюками. С помощью «волшебного» зеркала, секрет которого так и остался нераскрытым, он по просьбе Рудольфа вызвал тени его августейших родителей, чем поверг императора в состояние мистического экстаза. У букиниста, открывшего лавку в одном из алхимических домиков, я нашел гравюру, запечатлевшую потрясенного императора и могущественного мага.

"Золотая улочка" в Пражском граде.

Крохотные перекошенные оконца и низкие потолки сумрачных комнат, где неведомо как умещались мастерские с горном, лабораторными столами и заставленной сосудами полкой, пуще всяких слов свидетельствовали о беспросветной нужде, исступленной работе, тайне.

С именем Лёва легенда связывает и великана Голема, который натворил всевозможных бед, когда нерадивый подмастерье забыл вложить в рот глиняного робота полоску пергамента с волшебными письменами. В сиянии этого мифа померкли другие заслуги мудреца, который, как и Тео-фраст Бомбаст фон Гогенгейм (1493–1541), известный под именем Парацельса, якобы создал лекарства, остановившие истребительное продвижение чумы. В многочисленных рассказах о Големе, возможно, есть доля правды. Последовав примеру прославленных предшественников, Лёв вполне мог изготовить человекоподобный автомат. Насколько можно верить свидетельству современников, Альберт Великий достиг на этом поприще подлинного совершенства. Его ученик Фома Аквинский, застав однажды в алхимической лаборатории механическую фигуру, занятую раздуванием мехов, принял ее за демона и, вооружившись метлой, смело вступил в схватку. «Что ты наделал, Фома! — огорченно воскликнул Альберт, найдя по возвращении лишь одни обломки. — Я потратил на это двадцать лет жизни!»

Подобная история представляется вполне правдоподобной, потому что алхимических мастеров дразнила не только несбыточная мечта об универсальном катализаторе, но и казавшийся более достижимым призрак механического двойника — универсального помощника. Такое существо должно было обладать всеми нашими достоинствами и не иметь присущих живой плоти недостатков. Достоинства мыслились, конечно, как чисто человеческие, недостатки же должен был устранить более надежный, чем протоплазма, материал: обожженная глина, камень, а еще лучше — покорный обработке металл. Отголоски сказаний о механических слугах мы найдем в эпосе шумеров и Эдде, Древних упанишадах и каббале. Первые человекоподобные автоматы появились сначала в храмах Древнего Вавилона и Египта. Проглотив монету, они отмеривали точную дозу благовонного масла или совершенно бесплатно — в образе Железной девы — заключали в смертельные объятия какого-нибудь нечестивца. В клинописных памятниках сохранились описания Медного Молоха, который проглатывал младенцев и изрыгал пламя.

В XVII–XVIII веках машины-андроиды возродились уже в виде игрушек. Барышни в кринолинах наигрывали на пианоле и мило раскланивались с почтенной публикой, а полуобнаженные заклинательницы змей манипулировали резиновыми удавами. Была даже машина-шахматист, которая имела честь сразиться с самим Наполеоном. Правда, в шахматном столике, скорчившись в три погибели, сидел ее создатель, но ситуация от этого, конечно, не менялась. Суеверная молва едва ли делала различия между куклой с часовым механизмом в груди и дьявольским воплощением. Неизбежные поломки таких кукол, возможно, и породили миф о взбунтовавшихся монстрах.

Но оставим молву, вдохновлявшую не одно поколение поэтов-романтиков, и обратимся к фактам. После Рудольфа Второго сохранилось несколько гороскопов, в которых благодарные за щедрое покровительство астрологи не поскупились на счастливые предсказания. Вопреки благостным прогнозам, император-герметист умер на тридцать шестом году жизни, а его последние дни были отравлены междоусобной борьбой. Так, в 1608 году он был вынужден уступить брату Матвею Венгерское королевство, Австрийское эрцгерцогство, маркграфство Моравию, а в 1611 году — и Чехию.

При новом царствовании померкла слава Золотой улочки, хотя слухи о том, что кому-то из мастеров удалось получить «философ ский камень», не утихали в богемской столице вплоть до конца XVII века. Lapis philosophorum — магическое сердце алхимии, соединившей в себе практические приемы многих достойных ремесел. «Красный лев», «магистери-ум», «великий эликсир», «панацея жизни», «красная тинктура» и прочие титулы, коими нарекли «философский камень» в темных алхимических манускриптах, — нечто большее, чем абсолютный катализатор. Ему приписывались чудесные свойства, сравнимые разве что с проявлением божественной мощи. Он был призван не только облагораживать или «излечивать» металлы — эманации планетных начал, но и служить универсальным лекарством. Его раствор, разведенный до концентрации так называемого аи-rum potabile — «золотого напитка», обеспечивал излечение всех хворей, полное омоложение и продление жизни на любой срок. Каждый, таким образом, мог обрести желанное долголетие, оживить мертвеца, проникнуть в сокровенные тайны натуры. Для этого нужно было лишь завладеть «магистериумом». Самого же алхимика, сподобившегося сотворить подобное чудо, волшебные превращения ожидали уже в процессе «Великого деяния». Окончательное созревание «философского яйца» должно было ознаменоваться божественным преображением плоти и духа адепта-ремесленника. Вот почему сотворение «магистериума» полагалось созвучным акции демиурга. Что перед таким могуществом все злато мира? Пустяк, жалкая мишура…

Другое алхимическое сокровище — «белый лев», или «малый магистериум», — призванное облагораживать металлы до стадии серебра, явно бледнело, как Луна при свете Солнца, перед мощью истинного «философского камня».

То же можно сказать и об «алкагесте» — всеобщем растворителе, столь упорно отыскиваемом алхимиками. Великие мастера, искавшие заведомую несообразность, почему-то не утруждали себя заботой о том, как сохранить подобное вещество, в каком сосуде.

К сожалению, усилиями римского императора Диоклетиана, повелевшего в 296 году сжечь все египетские папирусы, где говорилось об искусстве златоде-лания, истоки алхимии скрыты во мгле. Позднейшие христианские легенды, связывающие ее с царем Соломоном или даже Моисеем, ничуть не просветляют дымовой завесы, в которую костры фанатиков и тиранов обратили бесценное прошлое человечества. Мы даже не знаем происхождения самого слова «химия»- арабская приставка «ал» не в счет — и точного его перевода.

Одни связывают название древней и всегда современной науки с термином chimeia — наливание, настаивание, другие — с именем Khem (khame, chemi), означающим «Черную землю» — Египет, где якобы зародилось сокровенное искусство рудознатства и металлургии. Для решения любопытной лингвистической загадки привлекают и латинское humus — почва, земля, и созвучные греческие слова: «хюмос» — сок, «хю-ма»-литье, «хюмевсис» — смешивание.