Читать онлайн «История Дзен - Буддизма». Страница 39

В учении Иккью отчетливо прослеживается мысль о преходящей природе всех вещей и о внушении безразличия к жизни и смерти. В первый день нового года он шествовал по улицам столицы с бамбуковым шестом, к которому был прикреплен его трактат «Скелет». На вопросы изумленных зевак он отвечал, что лишь скелет может считаться достойным знамением: «Если вы не будете, подобно этому скелету, на «ты» со смертью, то не познаете счастья». Он резко критиковал идеи о загробном мире, которые исповедовали приверженцы культа Амиды. Рай для верующего еще более неуловим, чем стремительный поток воды: «Если человек очистит свой разум и постигнет собственную природу, то не останется ни Чистой Земли для надежд, ни адовых мук для опасений, ни страстей для борьбы с ними, ни различия между добром и злом. Он освободится от круга перерождений. Он будет возрождаться в любом проявлении жизни по собственному усмотрению».

Таким образом, Иккью проповедовал просветление в повседневной жизни. Он ниспровергал старые законы и высмеивал суеверную практику возжигания огней на похоронах, равно как и подношение еды умершему или погребальную декламацию сутр. Священные дары вселенной: дождь и роса, лунный свет, дуновение ветерка, тревожащего верхушки сосен, журчание воды в фонтане — вот те категории, которые постигаются при правильном чтении сутр. В одной из японских песен он поет: «Несите в дар арбузы и баклажаны или воду реки Камо».

Иккью называл себя «сыном странствующего облака». Несмотря на некоторую эксцентричность, его отличал острый ум и искрометный юмор. В равной мере он негодовал по поводу спеси аристократов и убожества бедняков. Как первое, так и второе становилось объектом его колких насмешек. Сохранилось множество анекдотов и забавных историй, связанных с именем этого наставника. Однажды он, одетый в тряпье, просил милостыню у дома богатого землевладельца и в качестве подаяния получил лишь мелкую монету. В следующий раз, облаченный в богатый наряд, он навестил тот же дом. Его приняли во внутренних покоях и угостили изысканным блюдом. Вместо того чтобы отведать угощения, он встал, снял свой наряд, положил его напротив блюда и заявил, что угощение предназначается не ему, но его одежде. Оригинальность и независимость суждений Иккью вызывали восхищение окружающих. Его по праву можно считать одним из самых выдающихся бонз японского Средневековья. Его каламбуры и гаты звучат и по сей день. Ниже приводятся стихи, которые можно считать характерными для его стиля:

Трудно переоценить вклад дзэнского движения в национальную культуру Японии. Культурное влияние было порождением самой сущности дзэн. В свою очередь, особенности японской культуры проливают свет на природу дзэн и выявляют многие духовные аспекты учения. Далее мы поговорим о культуре периода Муромачи в контексте дзэнского духа, порождением которого она и является.

Задолго до того, как дзэнское движение распространилось в Стране тысячи островов, японский народ, обладавший тонким художественным вкусом и восприимчивостью к красоте, многое почерпнул из индийской и китайской культуры в течение периодов Нара (645–794) и Хэиан (794-1185), о чем свидетельствуют дошедшие до наших дней великие произведения искусства. Наиболее сильное влияние на японское искусство оказал буддизм. Даже в более поздние времена многие произведения искусства отнюдь не были порождением именно дзэнского духа, как утверждают некоторые энтузиасты. В этом смысле более уместно говорить о том, что дзэн стал частью японского быта и проник практически во все сферы жизни общества. После того как чань-буддизм укоренился на японской почве, обогащенная национальными японскими чертами техника дзэн способствовала значительному подъему культурного уровня общества в целом. Наряду с религиозной практикой в дзэнских храмах развивалось искусство, носившее национальные японские черты. Духовное и светское мирно сосуществовали. Вещи остаются вещами, но, несмотря на то что все вещи имеют земное происхождение, они озарены лучами Абсолюта.

Все искусства, или «пути» (яп. — до), порожденные дзэн, процветали в дзэнских монастырях, будь то искусство фехтования, рукопашного боя или искусство стрельбы из лука, свойственные сословию воинов; садоводство, искусство икебаны, искусство чайной церемонии, предназначением которых было создание атмосферы умиротворения; поэзия, каллиграфия и живопись, которые в сознании европейца и считаются видами искусства как таковыми. Время от времени аристократы и знатные воины-самураи удалялись в монастыри, чтобы перед сражением укрепить свой дух в медитации. Многие известные ученые уединялись в монастырских кельях для изучения китайской литературы. В монастырях создавались несравненные произведения искусства и, более того, предметы повседневного быта. Японское поклонение всему прекрасному проявлялось не только в великолепном убранстве храмов, но и в оформлении любой вещи, которая в своей простоте и естественности отражала духовность ремесленника.

В начале эпохи Муромачи признанным художником и покровителем искусств считался наставник Мусе. Он был известен не только как искусный каллиграф, но и как непревзойденный садовник. Садоводство издревле считалось в Японии искусством. Подобно многим другим, оно также было заимствовано из Китая. Согласно древним хроникам представление об ухоженном и приятном на вид саде восходит к периоду Нара или даже более раннему времени. В эпоху Хэиан существовали огромные великолепные парки с узкими тропинками, по которым прогуливались люди, прудами, под изящными мостиками которых проплывали небольшие лодки с отдыхающими, — чем не полная картина утонченного и изысканного социального устройства? Под влиянием дзэн сформировался новый стиль садоводства, целью которого была духовная гармонизация человека с природой. Сады Мусе являются старейшими произведениями этого искусства и считаются самыми красивыми в Японии. По своему стилю они являются переходными от стиля периода Хэиан к более позднему стилю возведения каменных садов в конце эры Муромачи.

Мусе не пытался слепо подражать природе, но наделял ее объекты новым значением и духовностью. Для храма Тенрюдзи он разбил сад на живописных лесистых холмах, окруженных ближними и далекими горами. Первоздан-ность природы сочеталась с глубоким символизмом. У внешнего периметра сада был обозначен водопад, хотя никакого источника воды не было и в помине. По центру располагалось озеро в форме китайского иероглифа, обозначающего «сердце», питаемое естественным родником.

Чистая прозрачная вода озера символизировала сознание человека, достигшего просветления. В центре водоема располагался «райский остров». Каменный ансамбль изображал черепах и аистов — то есть животных, предвещавших удачу. Мост покоился на камнях, возвышавшихся из воды. Расстояние между импровизированными каменными сваями соответствовало числам 3, 5 и 7. По мнению китайцев, эти числа обозначают совершенную форму человеческой жизни.

В саду царил абсолютный покой. Многие неразрешимые проблемы человека символизировал ручей, что также является заимствованием из китайской культурной традиции. Подобно тому как вода родника попадает в озеро, человеческий дух обретает покой, сливаясь с природой. Белый песок на границе пруда обладает той же очистительной силой для сознания, что и кристально чистая вода. Чистые воды вселяют в молодого карпа беззаветную смелость, когда он выпрыгивает из воды навстречу водопаду, — образ, знакомый японцам, ибо он символизирует Праздник мальчиков 5 мая, когда это событие (кои-нобори) отмечается. Чувства, которые вдохновляли Мусе во время работы над этим садом, угадываются в строках его стихотворения, написанного в китайском стиле:

Не менее известен его сад изо мха близ храма Сайход-зи, расположенного у подножия Арашиямы («Гора Бури») в Киото. Он также разбит вокруг пруда, форма которого напоминает иероглиф «сердце». Помимо множества деревьев и обилия цветов, в нем присутствует впечатляющий каменный ансамбль. В действительности сад символизирует идеальную Землю Дзэн, как она описана в «Хэкиганроку». Землю устилают более двадцати видов мха, и поэтому храм стал известен как «моховой храм» (кокэдэра).