Читать онлайн «Исповедь гейши». Страница 69

Как раз напротив моего заведения располагалось издательство журнала «Романсу», где работала исключительно деятельная молодежь. Там были Ёсида Ёсио (месье Ёсида), в дальнейшем редактор «Тюоко-рон», и Харада Отэру, позже вышедшая замуж за главу издательства «Дайити Сюппан Сэнтэру». Поскольку они работали рядом, то часто в обеденный перерыв или после рабочего дня наведывались к нам. Аико и Ёсико шутили с месье Ёсида и другими молодыми редакторами и фотографами.

Фотограф Н. также был среди них. Тогда я даже не могла и подумать, что этот молодой человек однажды станет моим мужем.

Роппа иногда заглядывал к нам. Впрочем, здесь бывало много людей искусства. Один раз пришел Итикава Дандзюро (Масанори), отец нынешнего актера кабуки Энносукэ Третьего, со своим сыном, который был вылитый отец. Юношу прозвали Доккой-бой, пострел. Даже у меня сегодня не укладывается в голове, как из этого пострела вырос великий Энносукэ.

Американцы, гражданские и военные, постоянно присылали мне открытки, если уезжали обратно в Америку или их переводили куда-то еще, и навещали меня всякий раз, будучи в Токио. Эти знаки внимания очень радовали нас и поддерживали в нашей работе.

Важнейшей отраслью промышленности тогда в Японии была добыча угля. Без угля все другие производства просто остановились бы. Поэтому профессиональный союз горнорудных рабочих «Тан-ро» был самым могущественным.

Когда я открыла свое дело и меня немного отпустила любовная пагуба, стали поговаривать о том, что очередным руководителем предприятия должен стать К. Поэтому мы оба оказались занятыми людьми, и встречи наши становились все реже.

Тем не менее я продолжала жить только ради него.

Дела моего предприятия шли неплохо, и я была очень довольна Аико и Ёсико. Я даже немного поправилась, а то от меня остались кожа да кости.

Сын мой также получал большое удовольствие от общения с молодежью, которая посещала нас. В рабочие часы, когда были покупатели, ребенку не разрешалось спускаться в магазин, и ему приходилось с этим мириться. Но после работы, когда мы все вместе собирались, он мог присутствовать при чаепитии. Ему нравилось быть среди молодых.

Наконец мое сердце обрело покой, и я уже так не терзалась, когда не могла видеть К., потому что слишком много забот приносило начатое мной дело.

Между тем за мной, оказывается, следили. Почему — я не знала. Тогда, в Индии, незадолго до начала войны я ничего не могла с этим поделать, так как мы находились во враждебной стране. Но по какой причине теперь преследуют меня в Гиндзе?

Целыми днями вокруг нашего дома околачивались три подозрительных типа. Один стоял перед моим магазином, другой у каменной лестницы издательства «Романсу», а третий прятался за телеграфным столбом.

Вскоре мне стала известна причина. Люди из профсоюза «Танро» караулили, когда меня посетит К. Они, похоже, хотели застукать К. с любовницей.

Когда я однажды возвращалась из магазина, где покупала материал для своих кукол, на углу меня поджидала побелевшая как мел мама.

— Два незнакомца ворвались к нам в дом и взяли продукты из холодильника, — стала жаловаться она.

Когда я вернулась домой, один мужчина, по виду рабочий, на жутком северояпонском говоре обратился ко мне:

— Эй, ты, не ты ли содержанка К. ?

— Мне не до шуток с вами. Я собственными силами кормлю семью. Так что прекратите называть меня содержанкой.

От негодования меня всю трясло, и я с удовольствием надавала бы ему тумаков.

— Сама бы она не смогла жить в такой роскоши, — буркнул другой.

— Я работаю одна, и мне приходится заботиться о двух женщинах и ребенке, так что роскоши позволить себе не могу, — говорила я таким тоном, чтобы урезонить их. — Почему это вы пристаете ко мне? Я знаю, что вы целыми днями торчите снаружи и следите за мной. Зовите и третьего, что еще на улице. Мы тогда вместе попьем чаю.

Оба, похоже, растерялись. Теперь преимущество было на моей стороне.

— Мой муж погиб на войне, и мне приходится заботиться о двух старых женщинах и сыне. Ради этого я работаю. И мне не доставляет никакого удовольствия, чтобы вы еще докучали мне!

Оба совершенно притихли.

— Никто не видит нас. Я не думаю, что вы профсоюзные шишки, так что попьем вместе чаю. Зовите сюда своего приятеля.

Оба переглянулись.

— Ну и дела… мы и какие-то шишки… просто умора, — рассмеялись они.

— Принесите-ка нашим гостям чаю. И каких-нибудь сладостей, — попросила я мать и бабушку, которых буквально трясло от страха. — Не бойтесь. Это очень разумные люди.

Смущенно извиняясь, оба лишь теперь сняли свои стоптанные башмаки, в которых вошли, нарушив всякие приличия. Смущенные, они сели за стол. Когда мать принесла им чаю, те, довольные, стали его прихлебывать. У них от всех этих дел, должно быть, пересохло в горле.

— Вы сами с Хоккайдо?

Оба переглянулись и утвердительно кивнули. Это были вовсе не юнцы, а скорее степенные мужчины. Тот, что стоял снаружи, даже был в летах. И, похоже, обоим было неприятно приглашать его. Они закурили.

Между тем вернулся сын.

— У нас гости. Поздоровайся с ними, — обратилась я к нему, и он учитиво поклонился и поздоровался с каждым.

— Ты хороший мальчик, — улыбнулись те. Я воспользовалась удобным случаем:

— Его отец погиб, а рядом две старые женщины. Мне действительно приходится тяжело. Поверьте, моя жизнь не легче вашей.

Я угостила их рисовым печеньем и сладостями, которые недавно получила от Kacyra-ссш (женщины-рекламы). Похоже, у них тоже были дети, поскольку они взяли гостинцы, поблагодарили и ушли.

Вытирая на кухне следы непрошеных гостей, я разволновалась и стала плакать. К счастью, сегодня эти мужчины ушли, но завтра могут пожаловать другие, и нам опять придется дрожать от страха. Я бы с удовольствием все бросила. Мать и бабушка страшно перепугались и хотели съехать отсюда. Но мне было не по душе бежать и признать свое поражение, хотя, откровенно, ничего не могла поделать.

Когда на следующий день мама, забрав моего малыша из садика, возвращалась вместе с ним домой, там уже околачивались не вчерашние посетители, а уже другие парни, которые стали задавать совершенно отвратительные вопросы:

— Это наверняка ребенок К. ?

— Как часто сюда приходит К. ?

Вопросы были крайне нелепыми. У мамы выступили слезы на глазах, и она вела себя так, словно во всем была виновата я.

— Тебя это что, совершенно не волнует? — спросила она гневно.

Разумеется, я не находила себе места, но что я могла поделать? Отправиться в профсоюзный центр на Хоккайдо — бесполезно. Даже полицию в то время профсоюзы ни во что не ставили. Коммунистическая партия вообще осмелилась ворваться во дворец с лозунгом: «Главное — император не должен нахлебничать» — и устроить там беспорядки. Никто не заступится за беззащитную женщину вроде меня.