Читать онлайн ««Кондор» оставляет следы». Страница 18

Остается в заключение обратить внимание читателей на иезуитскую изощренность действий «Кондора», который своему преступлению на одной из парижских улиц придал видимость акции, совершенной левыми радикалами, создал миф о никогда не существовавшей в природе «Международной бригаде имени Рауля Сендика» и ухитрился приплести к этому делу уругвайское движение «Тупамарос».

В 1976 г., когда произошли события, речь о которых ниже, Уругвай переживал острый экономический кризис, усугублявшийся тем, что значительная часть национального бюджета поглощалась репрессивным аппаратом. Многие уругвайцы покидали родину, спасаясь от преследований или будучи не в силах найти работу. При населении, не достигающем 3 миллионов человек, в стране насчитывалось 7 тысяч политзаключенных. Однако сопротивление диктатуре не прекращалось ни на один день. Росла внутренняя и внешняя изоляция режима. В глубоком подполье действовал Широкий фронт. Его цементирующей силой являлись, как и сегодня, коммунисты. В то же время фронт устанавливал контакты и с представителями традиционных буржуазных партий — Национальной («Бланко») и «Колорадо». Объединение всех антиимпериалистических, антиолигархических сил, включая сюда демократические круги буржуазии, определенные клерикальные круги, прогрессивную часть военнослужащих и другие слои, — к достижению такой цели призывала компартия.

Рабочий класс и его авангард, возглавившие борьбу за создание антифашистской коалиции, организовывали забастовки с требованиями улучшения жизненного уровня и восстановления политических свобод. Первый секретарь ЦК Коммунистической партии Уругвая Родней Арисменди подчеркивал: «1976 год, год жестоких репрессий, отмечен тем не менее забастовками и массовыми выступлениями трудящихся…»{21}

Неудивительно, что власти чувствовали себя неуверенно. В результате обострились противоречия в самой правящей верхушке. Эти противоречия, по существу, приняли форму кризиса военно-гражданского руководства — кризиса, который летом 1976 г. привел к смещению президента Бордаберри.

В нервозной для уругвайских властей и для их вашингтонских покровителей обстановке складывавшегося единства действий антидиктаторских сил ужесточение репрессий коснулось не только коммунистов, но и представителей других оппозиционных кругов. Причем эти репрессии, как и прежде, не ограничивались национальными границами страны, выходя за ее пределы и охватывая зарубежные государства, где имелись эмигранты из Уругвая.

22 мая 1976 г. аргентинское телеграфное агентство ТЕЛАМ распространило следующее коммюнике полицейских органов страны:

«Федеральная полиция Аргентины сообщает, что вчера (21-го) в 21 час 22 минуты на углу двух улиц — авеню Перито Морено и Дельепьане был найден брошенный пикап марки «торино» красного цвета. Внутри находился труп человека мужского пола. При осмотре багажника были обнаружены еще три трупа, один — женского пола, два — мужского. Проведенная экспертиза позволила установить личность троих из них, а именно: Сельмара Мичелини, Эктора Гутьерреса Руиса и Росарио дель Кармен Барредо де Шроедер. Имена погибших насильственной смертью совпали с теми, что упоминались в листовках, найденных внутри машины. В этих листовках одна подрывная группировка брала на себя ответственность за совершенное».

Позднее стало известно имя четвертого человека, обнаруженного в автомобиле. Им оказался Уильям Витлав Бланко, муж Росарио дель Кармен Барредо де Шроедер, уругвайский политический эмигрант, как и трое его товарищей по несчастью. Было уточнено и название «группировки», упомянутой в полицейском коммюнике: аргентинская леворадикальная организация «Революционная народная армия».

Коммюнике было составлено так, чтобы не оставить сомнения в том, что в преступлении повинны «подрывные элементы», иначе говоря, левые. Эта версия была подхвачена аргентинскими, а потом и уругвайскими газетами. Так, например, выходящая в Монтевидео сверхреакционная «Паис» перепечатала из выходящей в Буэнос-Айресе газеты «Пренса» редакционную статью, в которой утверждалось, что двое из убитых — Мичелини и Гутьеррес Руис — якобы склонялись к достижению взаимопонимания с Бордаберри, тогда еще остававшимся на президентском посту, и с военным режимом в целом. Поэтому-де с ними и расправились аргентинские «левые экстремисты» по просьбе уругвайских «Тупамарос». А супруги Витлав-Барредо, сообщалось в других газетах, были якобы «казнены за предательство».

Однако прогрессивная общественность Уругвая, Аргентины и всего мира не восприняла эту версию всерьез.

«Все выглядит очень просто: «подрывные элементы» пожирают друг друга, — пишет в те дни в мексиканской газете «Эксельсиор» известный уругвайский публицист Карлос Кихано. И тут же с иронией замечает: — Просто? Я бы сказал — слишком просто».

К вопросу о несостоятельности версии о сведении счетов между различными группами уругвайской оппозиции мы еще вернемся. А пока расскажем вкратце, что представляли из себя Мичелини и Гутьеррес Руис, ибо именно эти крупные политики, а не супруги Витлав-Барредо, рядовые участники оппозиционного движения, являются главными героями нашего рассказа о трагическом происшествии в Буэнос-Айресе.

Оба они видные деятели демократического движения Уругвая и в силу этого «подрывные элементы» с точки зрения местных спецслужб и ЦРУ.

Сельмар Мичелини был в прошлом министром, депутатом, а в годы, предшествовавшие перевороту, — сенатором от Широкого фронта. К фронту он примкнул после того, как вывел из состава «Колорадо», одной из двух основных традиционных партий, свою левую группировку, известную под названиями «99-й список» и «Движение за правительство народа». Как политический деятель он был очень активен и широко известен не только у себя на родине, но и за ее пределами. Можно вспомнить, например, о сделанном ему приглашении принять участие в семинаре по вопросам апартеида — расовой дискриминации на юге Африки, который открылся в кубинской столице Гаване как раз в день его смерти (злая ирония судьбы!). Мичелини был человеком весьма прогрессивных взглядов, о чем свидетельствует, в частности, последняя из написанных им статей, в которой он подчеркивал, что диктаторские режимы «размахивают старым жупелом антикоммунизма, а сами применяют наихудшие методы фашизма». Парижская «Жур», опубликовавшая эту статью, в предпосланном ей вступлении высказывала убежденность в том, что «единственное преступление Мичелини и причина его смерти заключались в осуществлявшихся им постоянных обличениях нарушений основных прав человека режимом своей страны». После реакционного переворота в Уругвае он около трех лет провел в аргентинской эмиграции вместе с женой и десятью детьми.

Соратник Мичелини по оппозиции проамериканскому диктаторскому режиму Эктор Гутьеррес Руис до переворота 1973 г. являлся председателем палаты представителей Генеральной ассамблеи — парламента страны, в котором он представлял Национальную партию («Бланко») — вторую из двух основных традиционных партий страны. Как и Мичелини, он неустанно обличал произвол уругвайской полиции, пытки в застенках репрессивных органов режима, поддерживал постоянные контакты с оппозиционными кругами на родине. При мысли о причинах расправы с ним невольно вспоминаешь, что за неделю до своего похищения Гутьеррес Руис встречался с группой военных и гражданских лиц, приехавших на несколько дней из Уругвая в Аргентину, чтобы обсудить возникший замысел кампании за проведение всеобщих выборов и возобновление деятельности политических партий. К моменту убийства ему было 43 года. Из них около трех последних лет он тоже провел в эмиграции в Буэнос-Айресе — вместе с женой и пятью детьми.

Смерти Мичелини и Гутьерреса Руиса предшествовало их похищение, организованное людьми «Кондора». Террористы действовали так нагло, безбоязненно, с такой уверенностью в своей безнаказанности, с таким откровенным отсутствием хоть сколько-нибудь заметного желания избежать огласки, что это похищение внешне скорее, смахивало на арест. Со слов свидетелей известны многие подробности того, как это происходило. Ниже мы с предельной точностью воссоздаем картину случившегося, основываясь на упомянутых свидетельских показаниях.

Оба они были похищены в один и тот же день.

Первым — Эктор Гутьеррес Руис.

Около часа ночи — с семнадцатого на восемнадцатое мая — три белых легковых автомобиля марки «форд-фалкон» остановились возле дома № 1011 на улице Посадас, в самом центре аргентинской столицы. Захлопали дверцы — из машин неторопливо выбирались люди в штатском, но с автоматами в руках или с пистолетами за поясом. Их было человек пятнадцать. Не было заметно, чтобы они старались не привлекать к себе внимания, — нет, они шумно переговаривались между собой, а один из них, оставшийся в салопе переднего «форд-фалкона», громко докладывал кому-то по радио: «Прибыли на место. Начинать операцию? Слушаюсь!»