Читать онлайн «О чем рассказали «говорящие» обезьяны: Способны ли высшие животные оперировать символами?». Страница 30

Усвоение первых знаков происходило не быстро, путем постепенной «формовки», когда учителя складывали пальцы Уошо соответствующим образом, связывая жест с получением обозначаемого предмета или действия. Один из доступных нам видеофильмов хорошо иллюстрирует, как два человека «дразнят» малышку-шимпанзе, не позволяя ей схватить куклу, или не открывая дверь на улицу до тех пор, пока она не сделает требуемый жест.

Однако после усвоения первых 10–12 жестов процесс пошел принципиально иными темпами. На первых порах обезьяну щедро вознаграждали изюмом за попытки, ведущие к цели, а после правильного выполнения знака она получала названный предмет, или возможность совершить обозначенное ею действие. Постепенно необходимость в промежуточном подкреплении отпадала, Уошо, а потом и другие обезьяны входили во вкус и осваивали знаки активно. Многим знакам они научились просто наблюдая реакцию людей на интересные для них предметы и события (Gardner & Gardner 1989).

К 1970 году Уошо уверенно пользовалась 132 знаками и, по свидетельству Р. Футса, могла понимать еще несколько сотен. Кроме названия предметов и отнесения их к определенной категории, Уошо начала пользоваться своим языком так, как, согласно общепринятому мнению, способны только люди: она создавала новые высказывания из нескольких слов.

Как уже упоминалось, после Уошо, начиная с 1972 г., Гарднеры работали и с другими шимпанзе (Мойя, Пили, Тату и Дар). Оказалось, что те из них, кто попадал в лабораторию вскоре после рождения, учились еще быстрее, чем Уошо. Кроме того, в отличие от Уошо эти обезьяны, поступавшие к Гарднерам одна за другой в раннем возрасте, росли вместе со старшими товарищами, что делало социальную среду их развития более полноценной и адекватной. Это было первое свидетельство необходимости начинать обучение как можно раньше, и оно многократно подтвердилось в последующих работах — и при обучении йеркишу и, в особенности, пониманию звучащей речи.

Как отмечают Гарднеры, организация проверки приобретаемых обезьянами знаний была совсем не простым делом. Уошо, Мойя, Пили, Тату и Дар проводили практически все время бодрствования в обществе человека — одного из членов «приемной семьи». При этом на знакомство с предметами и их названиями на амслене уходило гораздо больше времени, чем на короткое тестирование. Для содержащегося в клетке обычного лабораторного животного тестирование, вероятно, самое интересное событие в течение дня. Для детенышей, воспитывавшихся в «приемной семье», большинство дневных занятий было более интересным, чем формальные тесты. Поэтому тесты должны были настолько же отличаться от повседневной жизни, как это бывает и при работе с детьми. Режим воспитания в семье запрещал любые попытки использовать голод, вопреки тому, как это обычно делается с крысами или голубями, да и с другими животными в лабораторных экспериментах, чтобы тем самым заставить их заработать еду, выполняя тесты. Гарднеры отмечали в ряде работ, что для того, чтобы побудить ведущих свободную жизнь в приемной семье шимпанзе выполнять задания в строгих условиях теста, им требовались немалая изобретательность и терпение (Gardner & Gardner 1984).

Большая часть тестов была организована по методу двойного слепого контроля: один из экспериментаторов предъявлял обезьяне объекты или их изображения, а другой, которого обезьяна не видела и который сам не мог видеть эти объекты или изображения, фиксировал жесты шимпанзе. В этой ситуации Уошо правильно ответила на 92 из 128 вопросов (72 %). Столь же высокий результат продемонстрировали и другие обезьяны Гарднеров.

Гарднеры особенно подчеркивают, что применение жестов закономерно становилось неотъемлемой частью поведения и Уошо, и остальных обученных амслену обезьян[24]. Все они высказывались спонтанно и объяснялись жестами в самых разных ситуациях, и с друзьями, и с незнакомыми людьми. Они делали знаки самим себе и друг другу, а также собакам, кошкам, игрушкам, инструментам, даже деревьям. Людям не приходилось соблазнять их лакомствами или докучать вопросами, чтобы побудить объясняться жестами амслена. Чаще всего обмен жестами инициировали молодые шимпанзе, а не люди. Нередко они «называли» предметы и их изображения на картинках в ситуациях, когда поощрение было маловероятно. Можно отметить также, что Уошо не только «называла» самой себе картинки в подобной ситуации, но довольно часто комментировала свои действия. Отправляясь куда-нибудь, она могла командовать себе «СКОРЕЕ СКОРЕЕ».

В случае ошибок Уошо себя поправляла. Вот типичный пример: она показала на картинку, сделала знак «ЭТО ЕДА», потом внимательно посмотрела на свою руку и изменила «высказывание» на «ЭТО ПИТЬЕ», что и было правильно. Подобные примеры мы встретим и в поведении обезьян, обучавшихся йеркишу (например, при решении теста Шерманом, см. ниже), но здесь хотелось бы привести свидетельство способности к подобному самоконтролю у Вики. За пользование туалетом ее всячески поощряли. На буфете стояла коробка, из которой ей доставали конфету каждый раз, когда она своевременно и аккуратно выполняла все, что требовалось. Приученная к этому порядку, она иногда сама брала заслуженную награду. Однажды она взяла конфету еще по дороге к туалету, однако добежать не успела. Тогда Вики взобралась на буфет и положила конфету обратно (цит. по ДЕМБОВСКИЙ 1963).

Как мы увидим далее, утверждение Гарднеров о способности их обезьян к спонтанному использованию жестов амслена, а также к спонтанному «наименованию» идет вразрез с тем впечатлением о поведении Уошо и еще нескольких владеющих амсленом обезьян, которое сформировалось у Сью Сэвидж-Рамбо, работавшей с ними некоторое время в 70-е годы (SAVAGE-RUMBAUGH ET AL. 1978, 1980а). По ее мнению, у этих обезьян знаки амслена применялись только как знаки-просьбы (sign-request), тогда как функция «наименования» у них отсутствовала. Однако анализируя поведение амслен-говорящих шимпанзе (а также горилл) единственно возможным для нас способом — по опубликованным первоисточникам, — мы должны признать, что специалисты по йеркишу, по крайней мере С. Сэвидж-Рамбо, недооценивали их достижения. Нам кажется, что у нас нет оснований не доверять свидетельствам столь квалифицированных и авторитетных исследователей, как супруги Гарднер, Р. Футс и многие другие работавшие с ними психологи и лингвисты. Другое дело, что каждое из описанных ими проявлений языкового поведения требовало проверки и подтверждения в новых условиях и новыми методами, что и происходило на протяжении следующих десятилетий.

Отметим еще одну упомянутую Гарднерами неожиданную особенность поведения Уошо. Когда она, играя, делала знаки самой себе, она обычно находилась в уединении — сидела высоко на любимом дереве или в своей спальне перед отходом ко сну. Все антропоиды, воспитывавшиеся в приемных семьях, делали знаки самим себе, листая журналы и книжки с картинками. Описаны примеры, когда горилла Коко, разглядывая иллюстрированный журнал, жестами комментировала знакомые картинки. Однако Уошо возражала против попыток людей присоединиться к этому занятию. Если те настаивали или слишком пристально наблюдали за ней, она часто бросала журнал или уходила, забрав его с собой. Такое же стремление «поговорить» наедине с собой отмечено у Канзи и у Коко. Мы вернемся к этому в главе об играх «говорящих» обезьян.

Невольно напрашивается чисто антропоморфистское искушение приписать Уошо и другим обезьянам стремление оградить свою «личную жизнь», «внутренний мир» от вмешательства окружающих. Не исключено, что это так и есть, но трактовать такие факты трудно, а возможно, и преждевременно. Остается только собирать их и держать в памяти до лучших времен — тем более, что они не единичны: вот какой эпизод с Вики наблюдала К. Хейс.

Вики любила играть в ванной. «Волоча кончики пальцев одной руки по полу, очень медленно и осторожно обходила она унитаз. То и дело останавливалась, оглядывалась на руку и возобновляла шествие (…) Вики была тогда в том возрасте, когда ребенок часто таскает за собой на веревке какую-нибудь игрушку. Когда она возила за собой вагончики, ботинки, кукол или кошельки, ее тело наклонялось вперед под точно таким же углом (…). Как-то раз она прервала это свое занятие, обернулась и сделала рукой несколько „дергающих“ движений — так их следовало бы назвать, если бы была веревка, за которую можно дергать, однако веревки не было. Потом Вики стала совершать какие-то загадочные движения руками вокруг шишечки унитаза, поставила на шишечку один кулак, на него — другой, а затем начала отклоняться назад, как при перетягивании каната. В конце концов, она сделала резкий рывок и вновь принялась обходить унитаз, таща за собой что-то такое, что, на мой взгляд, могло быть только воображаемой игрушкой на веревке (…)

Вики обожает „рыбачить“. Стоя на каком-нибудь предмете мебели, она поднимает с пола привязанную за веревку игрушку. Теперь же она занималась тем, что, стоя на унитазе, подтягивала с пола воображаемую игрушку, поочередно перехватывая двумя руками невидимую веревку; затем опускала ее осторожно и снова „выуживала“».