Читать онлайн «Военное дело чукчей (середина XVII—начало XX в.)». Страница 31

Поскольку в чукотском и эскимосском обществе, как говорилось, доминировал культ физической силы, то, демонстрируя свое умение и желание сражаться, можно было заставить врага отступить без боя, как мы видим это в эскимосской сказке «Разгаданная тайна», где герой из Сиреник, убив собаку во вражеском стане и пригрозив перебить вражеских вождей, заставил последних увести войска (Сергеева 1962: 85). В качестве предупреждения противнику чукчи могли оставить на земле свою стельку, изготовленную из травы (Богораз 1902. № 5: 162), или воткнуть в землю стрелу с тупым наконечником, предупреждая, чтобы другой не пас тут оленей (Богораз 1934: 176). Другим сигналом врагу о том, что его появление обнаружено и готовится сопротивление, был выстрел в сторону врагов тремя стрелами подряд (Лебедев, Симченко 1983: 129).

Мир мог быть заключен, когда стороны, понеся значительные потери, понимали бесперспективность дальнейшей борьбы, грозившей полным истощением (Богораз 1900. № 167: 415; Воскобойников, Меновщиков 1951: 450; Бабошина 1958. № 98: 239; Меновщиков 1988. № 129: 308). В качестве послов отправлялись старики, приходившие к стану врага и предлагавшие замириться (Кавелин 1931: 99). У приморских жителей стороной-посредником могли выступать жители соседнего поселка, соблюдавшие в конфликте нейтралитет (Бабошина 1958. № 67: 167). Нормализация отношений между соседями происходила путем переговоров между представителями двух противоборствующих партий (Богораз 1934: 178). Мир мог заключаться не только между отдельными этническими группами, но даже между отдельными стойбищами коряков и чукчей, тогда как между другими поселениями вражда продолжалась (Бабошина 1958. № 101: 243). В корякских сказаниях мир с чукчами часто заключается посредством женитьбы сына старейшины чукчей на дочери коряка-оленевода (Стебницкий 1994: 57―58; ср.: Вдовин 1962: 154). Примирившиеся стороны затем брачались между собой (Козлов 1956: 22). При замирении обменивались подарками (Богораз 1934: 175), в знак соблюдения мира даже предводитель носил свой нож с обломанным концом (Крузенштерн 1950: 173; Любовь… 1811: 22―23).

Обычно для заключения мира старшины приходили со значительным эскортом, поскольку, с одной стороны, они не доверяли своим недавним врагам, а с другой — угрозой применения силы удерживали их от нападения и делали более сговорчивыми. Так, в 1740 г. на переговоры с русскими на Анадырь явилось 12 тойонов в сопровождении 200 воинов (Вдовин 1948: 68), в 1756 г. для этой же цели прибыло более 300 оседлых чукчей-воинов (Вдовин 1950: 96; Алексеев 1961: 19), а в 1763 г. на переговоры с командиром Анадырска Ф. X. Плениснером прибыло 60 байдар по 20―25 человек в каждой (1200―1500 человек) (Алексеев 1958: 25; Вдовин 1959: 42). Даже в начале XIX в. «верховный глава всего чукоцкого народа» Чечро-Тума прибыл на переговоры с губернатором в сопровождении 12 тойонов и множества чукчей (Любовь… 1811: 18). Если противоборствующие стороны заключали мир, то затем его нарушение расценивалось как негативное явление (Бабошина 1958. № 101: 243; ср.: Стебницкий 1994: 79 (коряки верят в соблюдение мира чукчами и спокойно спят)).

Союзы. В XVIII в. — веке войн — мы наблюдаем и определенные элементы внешней политики, направленные на создание благоприятных условий для ведения войн. Так, приморские жители специально не связывали россиян с обитателями Аляски, боясь их союза, который мог быть направлен против обитателей Чукотки (Белов 1954: 182; ср.: Ефимов 1948: 230; 1971: 196; Греков 1960: 54). В историческое время постоянными союзниками чукчей были азиатские эскимосы, с которыми кочевников связывали крепкие торговые связи. А в случае большой опасности, которую для чукчей представляли русские, приморские жители могли принимать помощь даже своих давних противников — жителей островов, которые были известны лучше и не угрожали независимости чукчей. Так, во время первого похода Д. И. Павлуцкого (1731) чукчам помогали эскимосы с островов Берингова пролива, о чем островитяне сами заявили М. С. Гвоздеву в следующем году (Полонский 1850: 399, 400; Соколов 1851: 94, 96; Ефимов 1948: 240―241; Гольденберг 1984: 129; Крашенинников 1949: 178). Даже среди убитых чукчей после третьего сражения служилые обнаружили одного или двух эскимосов, которые были узнаны по лабреткам в губе (Ефимов 1948: 225; Зуев 2001: 28). Действительно, о подобном взаимодействии говорит и союз жителей островов Диомида (Гвоздева) с азиатскими эскимосами, воевавшими с обитателями о. Кинг (Укивок), которым помогали их американские сородичи с полуострова Сьюард (Nelson 1899: 330; Швайтцер, Головко 2001: 31, 35, примеч. 9; ср.: Вдовин 1965: 56 (1763)). Да и сами жители Малого о. Диомида (Крузенштерна) были какое-то время во вражде с обитателями Большого острова (Ратманова) и в союзе с эскимосами мыса Принца Уэльского, но были побеждены (Nelson 1899: 330; Sheppard 2002: 2; ср.: КПЦ. № 71: 186 (1763)). По предположению же русских властей, чукчам против капитана помогали эскимосы не только островов Берингова пролива, но и Аляски (Белов 1956: 324, 330). Чукчи не желали соединиться со своими давними врагами-коряками против русских даже во время корякского восстания (1755), надеясь на мирные переговоры с россиянами, а своими набегами на коряков они, по существу, помогали русским (КПЦ. № 70: 183; Алексеев 1961: 19), хотя, по предположению восставших ительменов, чукчи, замирившись с коряками, должны прийти на помощь камчадалам (1746) (КПЦ. № 36: 97; но ср.: № 38: 102―103, 108―109). В 1715 г. восставшие юкагиры звали чукчей на помощь против Анадырска, но помощи, по-видимому, не получили, поскольку в это время не было активной борьбы чукчей с русскими (ПСИ. Кн. 2, № 29: 88―89, 93).

Расселение народов Восточной Сибири в кон. XVII в.

Воспроизведено по: ИЭАС. С. 7 (сост. Б. О. Долгих) с уточнениями по изданиям: Вдовин 1972; Леонтьев, Новикова 1989: 22

В общем, в историческое время, зафиксированное в источниках, постоянными союзниками оленных чукчей выступают оседлые эскимосы, жившие зачастую вперемежку с ними. Последние были, так сказать, естественными союзниками, с которыми не заключались особые договора, а сами дружественные отношения складывались естественным путем посредством товарообмена и своеобразной проксении. Такие же принципы взаимоотношений действовали среди соседних поселений. С эскимосами островов заключали соглашения, включавшие в себя и оказание при необходимости военной помощи. Договора с кочевыми коряками были чисто примирительными, не рассчитанными на взаимопомощь. Также чукчи не поставляли контингенты в русские экспедиции — россияне все же опасались чукчей.

Поскольку у чукчей не было специализированных военных дружин, кормящихся войной, то их ополчения, собираемые от случая к случаю, не вели перманентных боевых действий. Широкомасштабной войне препятствовало и отсутствие материальной базы, специальных запасов продовольствия, распыленность кочевий и т. д. Как и у других кочевых этносов, стратегия оленных чукчей была мобильной и наступательной. Оборонительную же стратегию они применяли против карательных экспедиций русских, которым трудно было противостоять: чукчи просто отступали в безопасное место, лишь при необходимости сражаясь, или же сплачивали свои силы для генерального сражения, чтобы одной битвой решить судьбу кампании, как они сделали это против экспедиций А. Ф. Шестакова и Д. И. Павлуцкого. Стратегия же эскимосов и оседлых чукчей была в основном оборонительной: они были менее воинственны, чем кочевники, и предпочитали отсиживаться от набегов в специальных укреплениях или просто прятаться.

Сама война была сезонной. Можно выделить определенные сезоны для определенных видов боевых действий (Нефёдкин 2001). Основным временем ведения сухопутных войн следует признать зиму. Стратегия оленных чукчей базировалась на неожиданных налетах. Это объяснялось тем, что именно зимой чукчи могли быстро передвигаться на своем единственном скоростном сухопутном транспорте — на оленьих упряжках, которые летом не использовались. Вместе с тем, в зимний период мужское население было менее занято на пастбище, поскольку стада оленей были спокойны, и их могла пасти даже пара подростков (Богораз 1991: 72; ср.: Орловский 1928: 69―70; Беретти, 929– 16; ДРУРИ 1936: 110, 117; Меновщиков 1974. № 100: 330; однако ср.: Караев 1926. № 4: 140; В. А. 1935: 62). В течение большей части XVIII в. в зимний период чукчи производили нападения на коряков с целью захвата оленей. В остальное время года коряки не опасались чукотских набегов (КПЦ. № 65: 170). Задача такого набега состояла в том, чтобы неожиданно появиться, захватить добычу и быстро отступить. С. П. Крашенинников (1949: 734) писал о таких зимних набегах: «Оные [чукчи] по всякую зиму партиями на них [коряков] набегают и попрежнему их разоряют, а с чюкчами поневоле, ибо те находя на их урочища великие им чинили разорения, полоня их и убивая и табуны оленные отгоняя, в чем состоит все богатство их. Но хотя в такой нужде они против чюкочь на бой выходить и отваживались, но однакож всегда разбиты и бегством спасать себя принуждены были» (ср.: Мерк 1978: 120). Нападать могли как по первому снегу (Бабошина 1959. № 103: 250; Лебедев, Симченко 1983: 129), так и уже весной (Сенатский архив. 1889: 35, 36, 535). Причем одни и те же чукчи могли совершать набег и в марте, и в ноябре (Шаховской 1822: 306). Но все же наиболее благоприятным для набегов был конец зимнего сезона, с конца февраля до конца мая, когда сила ветров спадала, а морозы не были столь сильными (Иохельсон 1997: 214).