Читать онлайн «Тайны сталинской дипломатии. 1939-1941». Страница 45

22 октября Паасикиви вернулся в Москву и привез ответ финляндского правительства. Он гласил, что, учитывая международное положение и свой абсолютный нейтралитет, Финляндия не может уступать Ханко или острова, но готова сделать некоторые территориальные уступки на Карельском перешейке. Таким образом, появилась возможность достигнуть некоторого прогресса[417].

Развернутый анализ сложившихся к тому времени советско-финляндских отношений впервые публично дал Молотов на заседании Верховного Совета Союза ССР 31 октября 1939 г., когда переговоры еще продолжались. Он определил их как отношения, находящиеся в особом положении, потому что Финляндия испытывает внешние влияния, что вызывает озабоченность Советского Союза о своей безопасности, и особенно Ленинграда. Вопросы, стоящие на переговорах с Финляндией, заявил Молотов, те же, которые стояли на переговорах с Эстонией. Он отверг утверждения зарубежной прессы, будто Советский Союз требует себе город Виипури (Выборг) и территорию, лежащую севернее Ладожского озера. Далее Молотов изложил ход переговоров с финляндской делегацией, отметив, что Советский Союз предложил Финляндии заключить «пакт о взаимопомощи примерно по типу наших пактов взаимопомощи с другими прибалтийскими государствами»[418].

Молотов выразил готовность идти навстречу пожеланиям Финляндии и призвал ее не поддаваться антисоветскому давлению и подстрекательству извне. В связи с этим он подверг критике заявление президента США Ф. Рузвельта, который в письме к М. И. Калинину «выразил надежду на сохранение и развитие дружелюбных и мирных отношений между СССР и Финляндией». Молотов назвал это заявление вмешательством в наши дела и порекомендовал американскому президенту лучше предоставить свободу и независимость Филиппинам и Кубе[419].

На втором этапе переговоров, начатом в первых числах ноября, в состав финской делегации был включен видный социал-демократ министр финансов В. Таннер. В Хельсинки тогда ходили слухи, что Таннер познакомился со Сталиным в Хельсинки еще в дореволюционное время и даже однажды оказал ему денежную услугу[420], что, как считалось, могло быть определенным гарантом успеха переговоров.

2 ноября Паасикиви и Таннер прибыли в Москву. В эти дни свой «вклад» в обострение напряженности между обеими странами внесла советская печать. Так, 3 ноября 1939 г. «Правда» опубликовала статью «К вопросу о советско-финляндских переговорах» с подзаголовком «Министр иностранных дел Финляндии призывает к войне с СССР».

На каком основании газета сделала подобное обвинение в адрес министра иностранных дел Финляндии Э. Эркко? В «Правде» приводился текст его высказывания по поводу речи Молотова на последней сессии Верховного Совета Союза ССР. «Требование СССР, – говорил Эркко, – касается якобы отдаления границы у Ленинграда на несколько километров, но с точки зрения Финляндии это – русский империализм… Всему есть свои границы. Финляндия не может пойти на предложение Советского Союза и будет защищать любыми средствами свою территорию, свою неприкосновенность и независимость». Далее «Правда» утверждала, что «в заключение Эркко выступил с прямой угрозой Советскому Союзу, заявляя, что он знает, на какие силы может опереться Финляндия, какие силы могут обеспечить нейтралитет и свободу Финляндии в случае угрозы ее безопасности»[421].

Даже обладая богатой фантазией, трудно в этих словах министра усмотреть призыв к войне против Советского Союза, тогда как в заключительном абзаце статьи самой «Правды» действительно содержалась угроза в адрес Финляндии. Вот он: «Наш ответ прост и ясен. Мы отбросим к черту всякую игру политических картежников и пойдем своей дорогой, несмотря ни на что, ломая все и всякие препятствия на пути к цели»[422].

В тот же день, 3 ноября, на очередном заседании делегаций, не добившись от финнов приемлемого ответа, Молотов заявил: «Мы, гражданские лица, не достигли никакого прогресса. Сегодня получают слово солдаты». Новые попытки Сталина добиться положительного решения вопроса об островах в Финском заливе тоже не увенчались успехом. Финляндское правительство дало делегации инструкцию этот вопрос не обсуждать[423].

Как и следовало ожидать, советско-финляндские переговоры 13 ноября были снова прерваны, ибо о какой нормальной атмосфере ведения переговоров могла идти тогда речь, если сотни эшелонов с войсками и боевой техникой шести стрелковых дивизий из разных военных округов страны двигались в сторону Ленинграда. В Петрозаводск из Прибалтики прибыло управление 8-й армии. Войска поэтапно выдвигались к границе. Разумеется, все это не оставалось незамеченным со стороны финнов.

Именно тогда Сталин произнес: «Нам придется воевать с Финляндией»[424], – что фактически исключало дальнейшие усилия Советского Союза для поисков политического решения спорных вопросов. Действительно, у Сталина получилось так, как гласила пословица: взвесив все «против», он высказался «за».

В сложившейся опасной ситуации профессиональный долг советских дипломатов, аккредитованных в Финляндии и в других странах этого региона, состоял в том, чтобы сделать все для предотвращения кровопролития. Именно так поступала полпред СССР в Швеции А. М. Коллонтай. Однако по-иному вел себя в это время советский полпред в Хельсинки Б. К. Деревянский. 17 ноября 1939 г. он направил Молотову, по существу, подстрекательскую докладную записку, в которой предлагал создать обостренно-напряженную обстановку вплоть до провоцирования инцидентов на советско-финской границе, начать антифинляндскую пропагандистскую кампанию и в конечном итоге разорвать с Финляндией пакт о ненападении[425].

Война против Финляндии со стороны Советского Союза не была подготовлена не только в политическом и военно-техническом, но и в морально-психологическом отношении, хотя секретные переговоры с финнами продолжались практически около двух лет. Но публично Молотов об этом заявил советскому народу только 31 октября 1939 г., т. е. всего за месяц до начала войны. Среди населения шли разговоры и о том, что военные действия не начнутся в преддверии зимы. Массированная антифинляндская пропагандистская кампания развернулась лишь с середины ноября.

Что же происходило в это напряженное время по ту сторону границы – в Финляндии?

Тревогу первой забила финляндская разведка; она предполагала, что вероятность войны очень велика, но способность советского высшего командования выполнять свои обязанности в условиях современной войны вызывает сомнение.

Правительство Финляндии, однако, не восприняло тогда эту информацию всерьез. Как утверждает известный финский дипломат и историк М. Якобсон, в Хельсинки творилось что-то невероятное. Так как правительство считало переговоры не проваленными, а лишь прерванными, то некоторые категории мобилизованных резервистов были отпущены домой, снова открывались школы, на Карельский перешеек возвращалась часть эвакуированного населения. Казалось, жизнь входила в нормальное русло[426].

В эти дни Паасикиви сообщил правительству, что события могут развиваться по одному из трех вариантов: либо русские согласятся с финскими предложениями, либо они прибегнут к войне, либо все может остаться по-старому. Ожидалось, естественно, что все останется по-старому[427].

Но реальность оказалась иной – в Москве был принят второй вариант. В последние дни ноября 1939 г. советское правительство практически в ультимативной форме предложило правительству Финляндии в одностороннем порядке отвести свои войска от границы на 20–25 км. Последовало, вполне естественно, встречное предложение финской стороны: советские войска должны отойти на такое же расстояние. Финны имели не меньше оснований не доверять Сталину, чем Сталин – правительству в Хельсинки. Таким образом, расстояние между отошедшими финскими войсками и Ленинградом увеличилось бы вдвое; удаление же границы на 25 км от Ленинграда означало приближение ее на такое же расстояние к Хельсинки.

Однако советское правительство расценило это предложение финнов как «отражающее глубокую враждебность правительства Финляндии к Советскому Союзу» и заявило, что оно является абсурдным[428].

После срыва переговоров стороны активизировали свои военные приготовления. На Карельском перешейке продолжали сосредотачиваться советские войска, на полевые аэродромы в полной боевой готовности прибывала авиация. По приказу Ворошилова 15 ноября заняла позицию севернее Ленинграда переданная ЛВО 7-я армия. Севернее, в районе Кандалакши – Кеми, формировалась 9-я армия. Ее войска выдвигались к западной части Карелии. В печати стали все чаще появляться статьи о Финляндии только в негативном плане. Принимались жесткие меры по наведению порядка и дисциплины в армии. 23 ноября 1939 г. в войска была спущена директива начальника политуправления ЛВО дивизионного комиссара Горохова. В ней, в частности, особо подчеркивалось, что сдача в плен противнику живым является предательством, нарушением воинской присяги и изменой Родине[429].