Читать онлайн «Тайны сталинской дипломатии. 1939-1941». Страница 43

Какие же следующие меры в такой, казалось, безнадежной ситуации должны были предпринять Советский Союз и Финляндия, чтобы все-таки вывести переговоры из тупика? Очевидно, оптимальным виделся путь отказа Советского Союза от выдвижения требований, явно задевающих суверенитет Финляндии, и настойчивого поиска других путей политического характера, с тем чтобы не дать вообще заглохнуть переговорам. Ибо любой другой путь, прежде всего военный, неизбежно вел к еще большему нагнетанию обстановки и в конечном счете к войне, к которой обе стороны, конечно же, не стремились.

Вскоре по поручению советского правительства в Хельсинки прибыл Б. Е. Штейн, бывший посол в Финляндии, а в 1939 г. – полпред в Италии. Он был уполномочен вести неофициальные переговоры на базе прежних советских предложений. На сей раз их поддержал и маршал Г. Маннергейм, заявивший, что острова в Финском заливе не представляют для страны особой ценности, ибо нет возможности защищать их в случае агрессии. Вместе с прежними предложениями Штейн передал и новое – чтобы финны уступили определенную территорию на Карельском перешейке в обмен на большую территорию в Советской Карелии. Подобная настойчивость советского руководства вызывала в Хельсинки подозрительность относительно его намерений и соответственную реакцию. 6 апреля 1939 г. Штейн вернулся в Москву без результатов.

В такой ситуации правительства обеих стран решили действовать по двум параллельным направлениям: не отказываясь от политических переговоров, они начали готовить меры военного характера – Советский Союз, к сожалению, наступательные, а Финляндия – оборонительные. Усиливались контакты Финляндии по военной линии с Англией, Швецией и Германией. В Хельсинки частыми гостями стали высокопоставленные военные деятели этих стран. Финнам оказывалась помощь в совершенствовании линии укреплений вдоль границы с СССР – так называемой линии Маннергейма.

Хотя советско-финляндские переговоры имели неофициальный и конфиденциальный характер, правительство Финляндии регулярно информировало о них Германию. Так, 21 марта 1939 г. после очередной встречи Штейна с руководителями Финляндии министерство иностранных дел Германии подробно информировало об итогах этой встречи Шуленбурга. В частности, сообщалось, что в Хельсинки отвергли советское предложение об аренде русскими островов в Финском заливе и что в Берлине одобряют это решение финнов[398].

В водоворот не только политических, но и военных приготовлений энергично включился Советский Союз. В начале марта 1939 г. К. Е. Ворошилов приказал только что назначенному командующему войсками Ленинградского военного округа (ЛВО) командарму II ранга К. А. Мерецкову проверить готовность войск «на случай военного конфликта с Финляндией». При этом он сослался на прямое указание И. В. Сталина[399].

Ознакомившись с обстановкой на месте, Мерецков пришел к выводу, что финские войска с самого начала якобы имели наступательную задачу на Карельском перешейке с целью измотать советские войска, а затем ударить по Ленинграду[400].

Создается впечатление, что высшее советское политическое и военное руководство в то время еще не имело ясного представления о позиции Финляндии. Если Сталин и Молотов твердили о том, что их беспокоит не столько сама Финляндия, сколько то, что ее как антисоветский плацдарм могут использовать западные державы, то Мерецков оценивал обстановку более резко и прямолинейно. При подобной оценке было бы бессмысленно искать политические пути решения проблемы, что подтвердили последующие действия советского руководства. В апреле 1939 г. Карельский перешеек посетил Ворошилов. Он приказал усилить боевую готовность, составить план эвакуации детей и жен начсостава в случае начала военных действий и построить убежища[401].

Весной и летом того же года в ЛВО развернулось крупное строительство, были приняты меры по подготовке личного состава в условиях, приближенных к боевым, совершенствовалась структура пограничных войск. Все это, разумеется, не оставалось незамеченным финской стороной, беспокоило ее.

Как вспоминает Мерецков, в конце июня 1939 г. он присутствовал при разговоре Сталина с одним из руководителей Коминтерна О. В. Куусиненом. Обсуждались положение в Финляндии и различные варианты наших действий. Обстановку в Финляндии и на советско-финляндской границе Сталин оценил как тревожную[402].

Некоторое время спустя Сталин созвал Военный Совет, на котором был обсужден оперативный план войны с Финляндией, представленный начальником генерального штаба командармом I ранга Б. М. Шапошниковым. План исходил из реальной оценки состояния финской армии и ее пограничной укрепленной линии. В нем предусматривалось сосредоточение больших сил и средств еще до начала операции. Сталин был удивлен тем, что начальник генштаба требует стольких сил и средств, чтобы заставить маленькую Финляндию пойти на уступки. И командующему войсками ЛВО К. А. Мерецкову было предложено разработать другой оперативный план войны из расчета только на силы и средства военного округа, т. е. на те 20 стрелковых дивизий, которыми он располагал[403].

Таким образом, генеральный штаб от руководства подготовкой операции был отстранен, а его начальник через некоторое время был отправлен в длительный отпуск в Сочи[404].

Утверждение Молотова, высказанное на VI сессии Верховного Совета Союза ССР 29 марта 1940 г., о том, что «Финляндия, и прежде всего Карельский перешеек, была уже к 1939 году превращена в готовый военный плацдарм для третьих держав для нападения на Советский Союз, для нападения на Ленинград», не подтверждалось убедительными фактами. Если под третьей державой подразумевалась Германия, то тогда, т. е. к 1939 г., она не имела намерения и не была готова к серьезному военному конфликту с Советским Союзом. Судя по той же речи Молотова, в которой было сказано, что «Советский Союз не захотел стать пособником Англии и Франции в проведении этой империалистической политики против Германии»[405], под третьими державами скорее всего имелись в виду только Англия и Франция. Если это так, то подобных планов к этому времени ни в Лондоне, ни в Париже вообще не было. Тем более они не имели возможности воспользоваться «плацдармом» в Финляндии позже, когда были заняты войной в Западной Европе.

Как свидетельствуют факты, приводимые командованием советских пограничных войск, в первой половине 1939 г. обстановка на советско-финляндской границе была в целом относительно спокойной. Имели место одиночные нарушения границы, но крупных, а тем более вооруженных провокаций здесь не отмечалось[406].

Тем не менее советское правительство продолжало принимать меры по усилению пограничных войск на северо-западном направлении. Так, еще в марте 1939 г. Ленинградский округ пограничных войск НКВД был разукрупнен на три округа – Мурманский, Карельский и Ленинградский[407]. К концу ноября они были укомплектованы личным составом с большим превышением – на 127–129%. Непосредственная подготовка пограничных войск к боевым действиям началась уже с 10 октября, т. е. до начала последних переговоров делегаций обеих стран. А приказ Сестрорецкому пограничному отряду о возможном переходе границы был отдан 25 октября, но без указания дня и часа выполнения задания[408].

Подобная неопределенность в советско-финляндских отношениях продолжалась до провала советско-англо-французских военных переговоров и заключения советско-германского договора о ненападении с приложенными к нему секретными протоколами, в которых уже заранее было запрограммировано определенное «территориально-политическое переустройство» Финляндии в пользу Советского Союза. Реализовать свои «права» в Эстонии, Латвии и Литве советскому руководству удалось путем заключения двусторонних договоров. К Финляндии же, объявившей в начале сентября 1939 г. о своем полном нейтралитете и несогласии с планами создания советских военных баз на своей территории, Сталин, нарушив этот нейтралитет, применил военную силу. Не составляет особого труда сделать вывод, что без предварительного согласия Германии, изложенного в названном протоколе, соблюдать свою незаинтересованность в регионе Балтики советско-финляндской войны могло бы и не быть.

Правда, некоторые исследователи не считают обоснованным утверждение о том, что секретные протоколы, подписанные Молотовым и Риббентропом, развязали руки Сталину в его действиях против Финляндии. Почему тогда Сталин, спрашивают они, так долго медлил и начал войну лишь в конце ноября?

Ответ может быть один. Во-первых, потому, что этой акции предшествовали другие, не менее важные и срочные – в сентябре в Польше и в сентябре – октябре в Прибалтике. Именно в этих регионах были заняты крупные силы войск, впоследствии переброшенные на Карельский перешеек. И во-вторых, новая группировка советских войск, расположенная по южному побережью Финского залива и далее на юг вплоть до Восточной Пруссии, создавала крайне невыгодную для Финляндии ситуацию на Балтике, что, по мнению советского руководства, могло принудить Финляндию без войны принять советские предложения.