Читать онлайн «Свитки из пепла». Страница 42

153 Gutman, 1979. S. 213–219.

154 См.: In Honor of Alla Gertner, 1992.

155 In Honor of Alla Gertner, 1992. P. 131.

После того как 27 января 1945 года Красная Армия освободила концлагерь Аушвиц-Биркенау со всеми его филиалами и ушла дальше на запад, на территории концлагеря остались полевые, а затем тыловые госпитали, а также представители ЧГК – Чрезвычайной государственной комиссии по расследованию немецко-фашистских преступлений. В марте здесь были организованы различные лагеря для немецких военнопленных и интернированных поляков, но на протяжении практически всего февраля территория лагеря была предоставлена на откуп кладоискателям-мародерам из местных жителей.

На большую часть территории доступ никем не охранялся, и ничто не мешало местному населению бродить по лагерю, заходить в бараки и служебные помещения, где можно было найти кучи разных вещей: протезов, игрушек, мешки с женскими волосами, склянки с эмбрионами, извлеченными из маток беременных женщин, и т. д. Особенно волновала этих «черных археологов» из Освенцима зона бывших газовых камер и крематориев в Биркенау. Именно туда, как на охоту, ходили те, чей стяжательский энтузиазм питался исключительно мечтами о кладах с еврейским золотом и драгоценностями, которые жиды повсюду поназакапывали здесь прежде, чем принять причитающуюся им смерть.

Едва ли эти омерзительные чаяния оправдались, а если вдруг и нашелся где-то золотой зуб, то об этом уже не узнать.

Надо сказать, что «освенчимское» мародерство на еврейской крови и костях отнюдь не уникально. Точно так же вели себя, например, белорусы в Малом Тростенце, старательно перекапывая яму с еврейским пеплом, оставленную здесь «зондеркоммандо 1005»: «Золото шукаюць. Кажуць, у яурэеу яго многа было…1 О Пауле Блобеле никто из них не слыхал, но в своего рода интернационал осквернителей и мародеров его имени всех их можно было бы зачислить.

Но «раскопки» в Биркенау были уникальны другим. Нередко мародеры натыкались на фляжки, банки или бутылки, внутри которых действительно что-то было. Это «что-то» чаще всего оказывалось никчемными рукописями на непонятном жидовском языке – их скорее всего разочарованно выбрасывали на помойку2.

Кое-кто, однако, успел сообразить, что и на этом можно сделать деньги, и предлагал эти находки тем, кто мог их и прочесть, и купить – а именно уцелевшим евреям, чаще всего местным, освенцимским, или же бывшим узникам, которых тянул к себе, которых звал этот остывший ад – Ад, который они пережили, а большинство – нет.

Были среди них и бывшие члены «зондеркоммандо»: они-то знали наверняка, где надо копать, и по их наводкам было действительно обнаружено несколько закладок с рукописями. Одна из первых таких находок3 – ею как раз и оказалась рукопись Градовского! – была сделана еще в марте 1945 года, когда ни музея в Освенциме, ни самого польского государства еще не было: как вещдок она попала в фонды ЧГК и пролежала в запасниках Военно-медицинского музея в Санкт-Петербурге чуть ли не четверть века – пока на нее не упал глаз историка!

Гигантская территория концлагеря и фабрики смерти Аушвиц-Биркенау недолго оставалась совсем бесхозной. Две системы, две сети устроили на ней свои базы – военно-медицинская и НКВД/ГУПВИ4.

Сразу же после освобождения в Освенциме был развернут Терапевтический полевой подвижной госпиталь (ТППГ) № 2692. Его начальником была майор медицинской службы, доктор медицинских наук Маргарита Александровна Желинская5. Бок о бок с советскими медиками работали и польские, в частности члены добровольного корпуса Польского Красного Креста в Кракове, помогавшие в размещении госпиталя и в медицинском обслуживании нетранспортабельных бывших узников концлагеря. Этот корпус был в Освенциме уже в первые дни февраля6.

Бывший концлагерь СС приютил и «смершевцев»7. Некоторое время здесь находились лагеря для немецких военнопленных и для так называемых «силезцев» – интернированных польских граждан немецкой национальности.

Уже в марте 1945 года фронтовой приемно-пересыльный лагерь для военнопленных № 22, находившийся в ведении 4-го Украинского фронта, был передислоцирован в Освенцим из Самбора и Ольховцов8. Здесь же обосновались и два спецгоспиталя, № 2020 и № 1501, обслуживавших перевозку немецких военнопленных в глубь СССР. А в апреле Освенцим, к которому подходят ветки как западноевропейской, так и советской железнодорожной колеи, стал узловым местом сосредоточения и перевалки военнопленных перед отправкой их на восток; поблизости оказались и склады с топливом, вещевым имуществом и эшелонным оборудованием. В результате в уцелевшую и отчасти восстановленную барачную инфраструктуру бывших Аушвица и Биркенау с их суммарной остаточной емкостью вплоть до 50 тысяч человек в апреле – мае 1945 года были передислоцированы еще два лагеря – фронтовой приемно-пересыльный лагерь для военнопленных № 27 из Подебрад и сборно-пересыльный пункт № 5 из Оломоуца9. В мае номер лагеря изменился (из № 22 он стал № 87), но сама дислокация в Освенциме была подтверждена и в июне10.

По всей видимости, деятельность этих лагерей продолжалась на протяжении всего лета 1945 года, при этом в Освенциме застревали те, кто не был годен к транспортировке и физическому труду в советских лагерях11. Осенью 1945 года лагерь для «силезцев» был переведен в Явожно.

В конце 1945 года было принято решение о возвращении территории бывшего концлагеря Польской народной армии и о создании в Освенциме и Бжезинке государственного музея. В апреле 1946 года был назначен его первый директор-организатор – д-р Тадеуш Войсович, бывший узник Аушвица и Бухенвальда. Фактическое открытие музея состоялось 14 июня 1946 года, в 7-ю годовщину прибытия в Аушвиц-1 первого транспорта с первыми заключенными-поляками12.

Но не надо думать, что, как только музей в Освенциме был создан, его сотрудники тотчас же занялись активными и целенаправленными раскопками возле крематориев: самые первые археологические экзерсисы музея состоялись только спустя 15 лет – в начале 1960-х годов – и то под давлением бывших узников из «зондеркоммандо». Такая пассивность прямо вытекала из послевоенной политики стран восточного блока по отношению к Холокосту и памяти о нем.

В преломлении концепции Освенцимского музея это выглядело примерно так: «Дорогие посетители, вы находитесь в самом чудовищном из существовавших при нацизме концентрационных лагерей… Здесь сидели многие десятки тысяч польских патриотов. Как всем хорошо известно, мы, поляки мужественно и героически боролись с эсэсовцами и тяжко за это страдали… Что-что, евреи? Да-да, евреи здесь тоже были, да, правда, миллион или больше, да, правда, их тоже обижали, да, часто, но все же главные жертвы и главные герои – это мы, поляки!»13

…В результате из нескольких десятков схронов, сделанных членами «зондеркоммандо» в пепле и земле вокруг крематориев, были обнаружены и стали достоянием истории и историков всего восемь из них.

История обнаружения, изучения, хранения и публикации рукописей, написанных бывшими членами «зондеркоммандо» в Биркенау, весьма поучительна. В сжатом виде она запечатлелась в нижеследующей таблице. Более детальные сведения о каждой из находок содержатся в специальных описаниях каждой из них в отдельности.

Сведения об обнаружении и местах хранения рукописей членов «зондеркоммандо»

Сокращения: ХХ – Хаим Херман, ЗГ – Залман Градовский, ЛЛ – Лейб Лангфус, ЗЛ – Залман Левенталь, МН – Марсель Наджари.

Лейб Лангфус, автор одной из тех немногих рукописей, что были найдены, обращался к потомкам:

«Я прошу собрать все мои разные и в разное время закопанные описания и записки с подписью J.A.R.A. Они находятся в различных коробочках и сосудах на территории крематория IV, а также два более длинных описания – одно из них, под названием «Выселение», лежит в яме с кучей остатков костей на территории крематория III, а описание под названием «Аушвиц»14 между размолотыми костями на юго-западной стороне того же двора. Позже я сделал с этого копию и дополнил, и закопал отдельно в пепле на территории крематория III. Я прошу все это вместе собрать и под названием «В содрогании от злодейства» опубликовать. <…>