Читать онлайн «Хроника великого джута». Страница 24

Ильин заключал:

«Болезнь, ныне изводящая Россию, а именно: воинствующее безбожие; антихристианство; материализм, отрицающий совесть и честь; террористический социализм; тоталитарный коммунизм; вселенское властолюбие, разрешающее себе все средства – весь этот единый и ужасный недуг имеет не русское, а западноевропейское происхождение. В течение девятнадцатого века русская интеллигенция соблазнялась им как «последним словом передовой культуры», мечтательно, сентиментально и безвольно заражаясь им. В двадцатом веке – многонародно-международная, полурусская полуинтеллигенция, зараженная им до мозга костей, тупая, волевая и жестокая, – пошла в грозный час мировой войны на штурм, захватила власть в России и превратила нашу страну в опытный рассадник этой духовной чумы. Эта-то чума и принесла нам все наши национальные мучения и унижения, с тем чтобы впоследствии (ныне!) наградить ими и соседние народы Запада и Востока, считавшие себя «неугрожаемыми»…

…Полуинтеллигенция Востока уверовала в западного дьявола как в Бога и поработила многоплеменную российскую массу – сначала соблазном разнуздания, а потом страхом голода, унижения, муки и смерти…».[128]

С поразительной четкостью и точностью философ очерчивает безмерный в мерзости тип человеческой породы, что вылупился из «профессионального революционера» по завоевании власти:

«В мире встал аморальный властолюбец, сделавший науку и государственность орудием всеобщего ограбления и порабощения, – жестокий и безбожный, величайший лжец и пошляк мировой истории, научившийся у европейцев клясться именем «пролетариата» и оправдывать своими целями самые гнусные средства».[129]

Именно к такому типу принадлежал, вместе с другими большевистскими вождями, Филипп Исаевич Голощекин.

Долгие десятилетия угодливая пропаганда нам расцвечивала этот тип всеми радужными красками, не позволяя заглянуть к нему в душу. Штатные парикмахеры и портные от истории нарумянивали все больше и больше его мумифицированный лик и подновляли парадный мундир. Они следовали заветам и желаниям самих вождей, которые при жизни немало пеклись о том, в каком наряде явиться перед «массами» и запечатлеть себя в вечности. Тем ценнее, среди этой героизированной мишуры, «показания» самого болтливого из правителей Совдепии.

В 1924 году русский писатель православно-почвеннического направления Илия Британ, высланный двумя годами раньше за границу, получил письмо из Кремля, предусмотрительно отпечатанное на машинке. Вместо подписи была изображена пятиконечная звезда, внутри которой, как в клетке, сидели попугаи, и все это обрамлено словами: «Прилетайте и соединяйтесь!» Письмо было издано тогда же под именем Британа отдельной брошюрой. В 1928 году французский журнал «Ревю универсаль» перепечатал письмо и однозначно назвал его автором Н.И. Бухарина – на что указывало множество «сравнительно легко проверяемых» фактов и подробностей. Опровержения из Москвы не последовало.

Это письмо показательно тем, что выявляет не столько индивидуальные черты характера автора, сколько его политическую суть. Суть большевика-вождя. При недостатке подобного рода автобиографического материала о Голощекине оно позволяет заглянуть ив его нутро, причем как раз-таки того времени, когда Филипп Исаевич явился хозяйничать в Казахстане.

Вот самые яркие отрывки из «Неизвестного письма Н. Бухарина»:

«…для меня революция – все, и потребуй она от меня жизни любимой жены, я спокойненько утоплю ее в умывальном ведре – медленно и мучительно…»

«Помните ли, как вы однажды выгнали меня из своей комнаты, когда я – это было под утро – в жарком споре с вами открыл вам все наши карты, признав, что у нас нет никакой «советской власти», никакой «диктатуры пролетариата», никакого «рабоче-крестьянского правительства», никакого доверия к нашей дурацкой партии, а есть лишь очень небольшой орден вождей грядущей в мир социальной революции (наподобие тех «масонов», в которых вы, хоть и не по Нилусу, но все же верите!), в ответ на ваше надоевшее мне сравнение с «бесами» выпалил, потеряв остатки хладнокровия, что Достоевского, к сожалению, нельзя расстрелять?»

«Россия? Что такое Россия?

…для меня, для нас это – только географическое понятие, кстати сказать, нами, без малейшего вреда для революции, с успехом упраздненное, для меня это – тоже слово, но – старое, никому не нужное и сданное поэтому в архив мировой революции, где ему и место».

«…помните ли вы свое громовое послание к Ленину, написанное вами как «народным депутатом»? Мы все ужасно смеялись, читая ваши искренние благоглупости, которыми вы хотели поучать нас… Ах, тогда вы сами верили в Ленина и думали, что царь-батюшка не видит того, что видите вы, и что злые слуги-советчики скрывают от его ясных очей горе и муку любимой вами… России… Вы, в своей византийско-московской романтике, были так же, мягко выражаясь, наивны, как и все русские люди, питавшиеся подобной пищей на протяжении целого ряда веков их глупой, глупой истории.

Нет, мой птенчик, Ленин и все мы (мы, т. е. «орден»!) понимаем русскую действительность не хуже вас, а знаем все, потому что от нас вездесущий Феликс, поставивший за спиной каждого советского гражданина по паре чекистов, не скрывает и не смеет скрыть ничегошеньки…»

«Как вы не понимаете, что то, что дорого вам как некая абсолютная самоцель («Россия», «Русь»), нас интересует лишь постольку, поскольку речь идет о матерьяле и о средствах для мировой революции? Нам нужны – прежде всего более или менее прочный кров, а затем – деньги, как можно больше денег.

Для того, чтобы получить денежки, мы не только дважды обобрали (и еще двадцать два раза оберем!) девяносто процентов России, но и распродадим ее оптом и в розницу, потому что, господин патриот, вся она к нам с лихвой вернется в желанный час мировой революции, во имя которой «все дозволено»…

«Да, ваша Россия, конечно, погибает: в ней теперь нет ни одного класса, коему когда-либо и где-либо жилось пакостней, чем в нашем совдеповском раю (кстати, если это – рай, то каков же совдеповский ад? Любопытно…); мы не оставили камня на камне от многовековой постройки «государства российского»; мы экспериментируем над живым, все еще, черт возьми, живым народным организмом, как первокурсник-медик «работает» над трупом бродяги, доставшимся ему в анатомическом театре… Но вчитайтесь хорошенько в обе наши конституции: там откровенно указано, что нас интересует не Советский Союз и не его части, а борьба с мировым капитализмом, мировая революция, для которой мы жертвуем и страной, и собою (жертва, конечно, на Зиновьевых не распространяется!) без малейшего сожаления и сострадания к тем, кто нужен в качестве удобрения коммунистической нивы для ее будущего урожая…»

«Страна, изможденная войнами, мором и голодом (средство, конечно, опасное, но зато – великолепное!), и пикнуть не смеет под угрозой чеки и так называемой армии, которые, поверьте, нами довольны, потому что приласкать преторианцев и гончих собак, насытить их по горло всякой всячиной – это наш революционный долг.

Да, забавная комбинация – эта самая ваша Русь! Мы и сами часто диву даемся, глядя на ее пресловутое «долготерпение»… Черт знает, что делаем, а все благополучно сходит с рук, как будто бы так и надо!.. Но объясните мне: ведь, почитай, нет в России ни одного дома, у которого мы прямо или косвенно не убили мать, отца, брата, дочь, сына или вообще близкого человека, и… все-таки Феликс спокойненько, почти без всякой охраны пешочком разгуливает… по Москве…»

«Вот вы все бормотали мне своим исступленным шепотком о церкви и религии, а мы ободрали церковь как липку и на ее святые ценности ведем свою мировую пропаганду, не дав из них ни шиша голодающим; при Г.П.У. мы воздвигли свою «церковь» при помощи православных попов, и уж доподлинно врата ада не одолеют ее; мы заменили требуху филаретовского катехизиса любезной моему сердцу «Азбукой коммунизма», закон божий – политграмотой, посрывали с детей крестики да ладанки, вместо икон повесили «вождей» и постараемся для Пахома и «низов»… открыть мощи Ильича под коммунистическим соусом… Все это вам известно, и… что же?

Дурацкая страна!»

«Народ безмолвствует»… И будет молчать, ибо он, голубчик, не «тело Христово», а стадо, состоящее из скотов и зверей. Сознаюсь вам теперь в том, что однажды рассказанная мною история – не анекдот, как я тогда уверял вас, а самый настоящий факт: клянусь… Не понимаете, о чем я говорю? Забыли? А вот о чем: Ленин действительно изрек, что он боится, как бы ему в шутку не подсунули на подпись декрет об обязании всех граждан обоего пола в определенный срок целовать его на Красной площади в срамное место; он, по рассеянности, подмахнет этот указик, и вся страна… станет в очередь, да еще, добавлю я, появятся и такие, которые (не только сменовеховцы, но и поприличнее!) найдут в этом акте величайшую государственную мудрость, причем, конечно, Демьян Бедный и Валерий Брюсов разразятся гимнами, а всякие профессора и академики из бывших людей, просто так, за бесплатно, от избытка собственной подлости, завопят о гениальности, о новом откровении «учителя»!..