Читать онлайн «Средний путь. Карибское путешествие». Страница 14

Леса кокосовых пальм — другое дело. Они были как леса в волшебных сказках, темные, тенистые и прохладные. Грозди кокосов, висящие на коротких толстых черенках, походили на восковые фрукты, блистающие яркими цветами

— зеленый, и желтый, и красный, и малиновый, и пурпур. Однажды вечером, когда я ехал в Таману, эти поля оказались затоплены. Черные стволы низкорослых деревьев торчали из мутной желтой воды, булькающей в темноте.

После каждого путешествия я возвращался в Порт-оф-Спейн мимо Шанти-Тауна, мангрового болота, оранжевого дыма горящих мусорных куч, выжидающих воронов, — и все это на фоне заката, обагрявшего стеклянистую воду залива.

Каждый должен сам учиться видеть тропики Вест-Индии. Здешний ландшафт так никогда и не был описан, а отправиться в выставочный зал Тринидадского общества искусств — лишь убедиться, как мало в этом отношении могут помочь местные художники. Вклад экспатриантов

— несколько акварелей, а тринидадцев — местный колорит в ассортименте. Одна картина называется «Тропический фрукт» — такое название имело бы какой-то смысл разве что в зоне умеренного климата. Другая носит свежее название «Туземная хижина». Здесь изображены стандартные живописные туземцы в своих живописных костюмах, какими их представляют себе туристы — на туристов, собственно, и рассчитана вся туземная живопись. Морские виды написаны мазками, положенными прямо из тюбика на холст, без всяких попыток найти на палитре оттенки, передающие глубину небес, сияние лучей, потусторонность тропических красок. Самые одаренные художники перестали писать пейзажи: перед искусом живописности пальмовых листьев трудно устоять. В искусстве, как и почти во всем остальном, Тринидад одним шагом махнул от примитивизма к модернизму.

Много лет назад, на Ямайке, миссис Эдна Мэнли[12] должна была судить местные рисунки и живопись. Ни один художник не нарисовал портрета ямайца. «Даже хуже того, был только один этюд, небольшой набросок сценки на ямайском рынке, и, хотите верьте, хотите нет, у рыночных торговок под алыми косынками виднелись светлые локоны, розовые лица и даже голубые глаза.» Сначала может показаться, что такого больше нет, потому что нынче в Тринидаде даже у реклам черное лицо. Но тот импульс, который подталкивал ямайского художника наделять светлыми волосами и розовыми лицами людей, которые, как он понимал, были безнадежно черными, действует до сих пор, и, если на то пошло, даже стал сильнее.

Именно эти чернолицые рекламы больше всего и обеспокоили меня. Наверное, я слишком привык к тому, чтобы именно белые люди обретали новую уверенность в своих силах после использования пасты «Колгейт», а также сохраняли детскую кожу вместе с «Пальмоливом». Но беда в том, что вся эта реклама была сделана не для черных, а для темноватых лиц. Актеры, проходившие проверку на крепость в ролике «Старого дубового рома», были не совсем черными, черты их лиц не были заметно неевропейскими, и освещение делало их почти неотличимыми от белых. По-настоящему черной была лишь рука в гараже в рекламе «Шелл». Кто же тогда эти представители среднего класса, на которых рассчитана реклама и которые были бы оскорблены настоящим черным образом самих себя?

Они сидели по ночным клубам и аплодировали в конце каждого «номера», именно так, как это делали американцы в фильмах, особенно в тех старых мюзиклах, где героиня неожиданно разражается песней в ресторане и выглядит удивленной и смущенной, когда вокруг раздаются аплодисменты. У них были драйв-ин кинотеатры. У них были «барбекю» — карибский обычай, карибское слово, которое вернулось домой слегка изменившимся. Их дома, обстановка, развлечения и еда — все были взяты из американских журналов. Это мир голливудского класса Б. С одним отличием.

Когда я был в Тринидаде, там появился еще один новый журнал. Он назывался «Домашний очаг. Вест-Индия» и рекламировался как «вест-индский журнал для женщин… журнал для вас, созданный и отпечатанный в Тринидаде». В первом же номере «квалифицированный психолог ответил на ваши вопросы по проблемам в семье». На Тринидаде, думаю, найдется лишь пара психиатров, а по информации от осведомленного источника, этот психолог вместе с вопросами явился в журнал из Америки в форме перекупленной колонки. «Толкование сновидений от Стефана Норриса, писавшего на эту увлекательную тему в течение двадцати лет». Вычислить происхождение этой колонки несколько сложнее. «Мне снилось, — пишет миссис Дж. X. - что мы с мужем находимся в Египте и отбиваемся от нападения арабов…» Романтический сериал — «Латинская любовная песнь» — имеет в героинях Марси Коннорс, американскую певицу из ночного клуба, брюнетку, «стройную, с темными прядями, убранными в высокую прическу… воплощение истинной патрицианской красоты». И все это в журнале для женщин, «созданном и отпечатанном в Тринидаде».

Сделаны и некоторые уступки. В журнале есть черная женщина — на обложке; впрочем, освещение придает ей медный оттенок. В рекламе духовок «Велор» — У мамы чудесный «Велор» — сняты двое черных ребятишек, у которых, однако, «хорошие» (не негроидные) волосы. Реклама «ТексГАЗа»: Как тебе удается так классно выглядеть… у плиты? — Зачем ему рассказывать? Подобные маленькие секреты лишь придают загадочности занятым домашним хозяйкам! Зачем портить иллюзию? Но мы-то знаем, что она пользуется ТексГАЗом, — открывает куда больше. Смысл текста поясняется рисунком, изображающим счастливое вест-индское семейство — папа смеется, малыш машет ручкой, сидя у папы на плечах, мама помешивает что-то в кастрюльке и улыбается, — но сколько усилий вложено в композицию, в цвет, в подбор одежды, чтобы оно казалось другим семейством — белым и американским, лишь слегка загорелым — возможно, в те самые «долгие летние дни», упомянутые в рекламе увлажняющего крема «Эйвон», «которые солнцем и ветром немилосердно терзают вашу кожу».

Когда Джеймс Поуп-Хеннесси посетил Тринидад перед войной, он посчитал «тошнотворным» вид негритянок, распевающих «Лох Ломонд». А всетринидадская кампания против стихотворений о нарциссах (именно о нарциссах, так как стихотворение Вордсворта «Нарциссы» — должно быть, единственное стихотворение, которое прочел почти каждый тринидадец), вдохновлявшаяся тем, что тринидадские дети никогда не видели нарциссов, развернулась очень широко и надолго. Я лично не понимаю, почему кто-то должен отказывать себе в какой бы то ни было литературе и каких бы то ни было песнях. Нелепость начинается тогда, когда девушки, поющие «Лох Ломонд», притворяются шотландками. Тринидадцы это знают: тот, кто хочет носить килт, пусть делает это в Шотландии. Однако ум тринидадца не находит ничего нелепого в том, чтобы притворяться американцем в Тринидаде, и хотя столько усилий потрачено на кампанию против Вордсворта, ни один человек не сказал ни слова против той фантазии, в которой протекает каждый день жизни тринидадцев.

Они никогда полностью не смогут полностью совпасть с тем, что читают в журналах или смотрят в кино, и чем дальше, тем трагичнее будет восприниматься эта невозможность, поскольку для всего остального их разум закрыт. Конечно, идеал и реальность никогда не совпадают. Но тринидадская фантазия является формой мазохизма и обманывает куда больше, чем та, что заставляет бедных обожать фильмы про богатых или английскую певицу усваивать американский акцент. Это расхождение между Эмили Пост с ее «Школой свиданий», публикуемой в «Тринидад Гардиан» («Перед свиданием мужчина должен заехать за женщиной к ней домой»), и калипсо, автор которого носит кличку Воробей:

Вплоть до недавних пор негр в Новом Свете вообще не желал вспоминать свою историю, считая естественным, что он живет в Вест-Индии, говорит по-французски, по-английски и по-голландски, одевается на европейский манер или близко к этому, имеет с европейцем одну религию и одну кухню. Писатели-путешественники не смогли придумать ничего лучше, чем называть его «туземцем», и он согласился и на это. «Мой солнечный остров вот, — поет Гарри

Белафонте, — вечно вкалывал здесь мой народ». Африка была забыта. Самое удивительное, что Африка, с первых дней рабства и задолго до того, как европейцы принялись ее делить, стала постыдным воспоминанием, хотя могла бы стать мифической землей свободы и благодати, хранимой в тайных легендах. Такая Африка была видением Блейка, но не негров Нового Света — если не считать немногих, например, мятежного солдата Дагга с Тринидада, который в 1834 году собрался идти на восток до тех пор, пока не придет домой в Африку. В 1860 году, через двадцать лет после отмены рабства, Троллоп писал: