Читать онлайн «Бывший рай». Страница 43

Немалую роль в данном спонтанном процессе, детехнологизации, как его определил Даг Хампер, и в дальнейшем глобальной деиндустриализации должны были сыграть навязанные райским демократическим правительством запретительные экологические меры, естественно, в силу самого лучшего гуманистического целеполагания, усиленная проповедь потребительского аскетизма и возведение в моральную степень требований сохранения в неприкосновенности природной среды обитания на подвластной терраподобной планете.

Чем меньше в распоряжении подданных оказывалось рассчитанных на долгоиграющее автономное пользование устройств суперлативных технологий, обеспечивающих индивидуальные потребности, тем в большую зависимость впадало общество от правительствующего государства, деградируя к первобытному тоталитаризму. Чем примитивнее орудия труда и средства производства, находящиеся в частной собственности, тем априорнее облегчаются задачи технократического регулирования. Далее, вероятно, вообще может пойти неуправляемая цепная реакция социальных запретов на познавательную активность.

…Пусть здесь Рон Тилбо в свой черед пораскинет мозгами, поразмыслит по-соавторски о зловредном этатизме, длительной социальной инволюции, приобретенных технофобиях, ориентации на ретропримитивные цели неофабианцев, экогуманистов, пацифистов и так далее.

Итак, фабиански медлительная технологическая примитивизация тем или иным образом сопровождалась процессом неспешной социальной деградации примерно столетие. Затем на Экспарадизе тоже грянула вселенская чума хроноквантовых компьютеров. И оно пошло тут, поехало вековечное, социально-технологическое со знаком "минус", падение в бездну протоисторического бесправия и анахроничной тирании…

Капиталистической беспорядочной вторичной реиндустриализации на континентах Экспарадиза не получилось, предположительно, из-за вошедшего в обычаи и нравы экологического табуирования, чего нельзя сказать о тех инакомыслящих, кто обосновался у южного полярного круга. Северянам также не удалось задержаться на стабилизированной феодальной стадии с ее развитыми правовыми, договорными отношениями между сословиями, гильдиями, цехами, вместе с кустарным производством предметов потребления и аграрной продукции, поскольку исходно недоставало сословий крестьян и ремесленников, то есть тех, кого можно было прикрепить к земле или к мануфактурам. Натурально, власть имущим осталось обратить алчущие взоры на рабовладение и по типу деспотий изначальной Земли технически логичным самым принудительным способом обеспечивать примитивное производство, товарообмен и потребление. Тем паче мягкие природные условия не требовали приложения запредельных трудовых и производительных усилий, если, утверждал Хампер, опираясь на масштабы и размах дворцово-храмового строительства, сильным мира сего отлично хватало рабской живой силы.

Тем и была отлична, по его выкладкам, сравнительно устойчивая рабовладельческая деспотия от эрратического феодального социально-политического конституирования общества, являясь образцово стабильной тоталитарной ригидной иерархией, потому как она могла быть уничтожена лишь извне, превосходящими силами, чаще всего иного этнического происхождения. Тут-то Даг Хампер и развернулся с ретроспективными примерами из палеографии изначальной Земли, так как нигде и никому в пространстве-времени доступной Ойкумены больше не удалось свалиться на уровень существенно ограниченного временными, а также хозяйственными рамками раннефеодального крепостничества и тысячелетнего необузданного античного рабовладения.

Если рассматривать в философской ретроспективе, то регулятивно рабовладельческое общественное обустройство обладает стагнирующей природосообразностью, чего никак нельзя заявить в отношении конститутивных феодальных порядков, подверженных либертарианским социально-политическим флуктуациям и ускоренной чувственно рациональной эрозии.

Останавливаться на многочисленных палеографических источниках, мечтательно романтизировавших, экстраполируя в далекое воображаемое будущее феодальные бытие и сознание, магистр Хампер не счел нужным. Потому как, в его рассмотрении, их авторы, далеко не научно фантазируя, слишком исторически близко находились к феодализму.

… Тот-то и оно, дорогие коллеги, духовное родство со средневековьем и философскую правоприемность абсолютного большинства социально-политических доктрин XVIII–XXI столетий от Р. Х. не стоит сбрасывать с литературных счетов. Между прочим, наш преподобный Са Кринт и отцы-фиделисты утверждают, что на изначальной Земле в целом относительно долгая эпоха феодализма — явление отличительно уникальное, а романтичные темные века феодальной Европы утомительно долго тянулись в первом и втором тысячелетии до тех пор, пока с помощью святой инквизиции и ей подобных структур христианские церкви не покончили с ложными упованиями на чудеса, магию и колдовство, освободив дорогу просвещению и науке. Таким образом на пути к индустриальному прогрессу динамичная капиталистическая Европа технологически значимо опередила стагнировавшую феодальную Азию, столетиями напрасно ожидавшую мистических социально-экономических свершений от царей-властей, героев, божественных аватар и остальных особо важных персон, просветленных де высшими силами…

Рабовладельческие государства, не преминул мимоходом упомянуть Даг Хампер, тоже не чуждались мистики, шаманских камланий и гипотез о сверхъестественном, то бишь небесно-высочайшем происхождении власти, но (подчеркнуто) в стремлении поработить общество господствующие группы интереса древнейших царств на изначальной Земле гораздо больше полагались на силу оружия. Своего политического апофеоза рабовладельческая власть и конкретно юридический институт рабовладения достигли в тотальном итоге окончательного отчуждения массового общества от права иметь и учиться владеть холодным оружием, был уверен магистр Хампер. Разоружай и властвуй — такова, на его диахронический взгляд, была социально-онтологическая дихотомия рабовладельческого государства.

По-государственному, на берегах египетского Нила рабовладением, например, распорядились задолго до строительства пирамид и обожествления сынов неба — фараонов, титулованных как "жизнь, здоровье, сила", в качестве способа рационального превращения в рабов военнопленных из покоренных племен, сделав из них общеупотребительных и коллективизированных нонкомбатантов.

В общем генерализованном виде, четко формулировал магистр Хампер, всякая деспотия всех времен и народов основывается на тотальном контролировании орудий труда, оружия и, в целокупности, инструментальной деятельности человека разумного. Но, как всякое политическое средство, внутренне государственный контроль субъективен, консервативен и относителен; во многих случаях он не в состоянии адекватно отвечать на давление новых внешних объективных событий, обстоятельств и в целом противостоять абсолютной политической энтропии очередного противоречивого цикла частного способа освобождения от общественного характера принуждения. Тем более, в условиях ограничений на развитие инструментальной деятельности и экогуманистического табуирования техногенной эволюции на Экспарадизе-Элизиуме рабовладельческая государственная власть должна была неизбежно подвергаться идеологической эрозии и дальнейшей микро- и макросоциальной аномической деградации.

Если бы не сингенетический провирус, рискнул предположить магистр Хампер, то спустя три с половиной миллениума после высадки аквитанских колонистов имперская разведывательно-колониальная миссия рейнджеров на планету Экспарадиз тотчас обнаружила бы процветающие точки роста индустриальной культуры технологически вооруженных колонизаторов, пришельцев из антарктического архипелага, а еще где-нибудь на экваториальных островах или же в дикой континентальной местности обязательно нашлись возмутительно примитивные родоплеменные поселения деградирующих гуманоидов, полувымерших от упоительной гармонии с торжествующей природой чуждого человеку инопланетного Эдема.

— 2 —

Полковник Максимилиан Голубердин, комбат-функционер 2-го левантийского класса, главный секретарь службы безопасности фактории Левант-Элизиум, альт-инженер боевых технологий.

И возмущаться негодующе, как и прочувственно упиваться должностными обязанностями или же богоданным местом службы на райской планете Элизиум полковник красного резерва имперского корпуса орбитальных десантников Макс Голубер считал себя в полном праве, хотя обходился без компрометирующих его выражений и возражений, молчком реализуя в собственную пользу служебные права и возможности на деле. Посему никаких словесных роскошеств в форме намеков и полунамеков на проявление каких-либо неуместно интимных чувств он непоколебимо-сдержанно не допускал. Ни во всеуслышание, ни в тесном келейном кругу заместителей и помощников, он обходительно не подвергал критике иерархическую функциональность левантийской организации, где каждый служащий сверху донизу целесообразно находится на своем месте, если туда его поставило всеведающее руководство.