Читать онлайн «Вне игры». Страница 3

Слишком много неизвестных. Бутов вызвал в комитет своего ближайшего помощника Михеева.

— Слушаю вас, Виктор Павлович.

— Товарищ Михеев! Хоть и праздник, но придется лететь.

— Когда?

— Немедленно…

…Утром второго мая Михеев сообщил, что связался с коллегами из соседнего областного управления. Если к полудню от тамошних постов ГАИ никакие наводящие на след сообщения не поступят, он вместе с оперативным сотрудником КГБ и участковым инспектором милиции, знающим Ирину в лицо, сам займется поисками. Возможно, что к этому времени объявятся Ирина или Денисенко. Но и утром никто не объявился, обнадеживающих вестей с дорог не поступало, и бригада Михеева отправилась в путь. Погода была мерзкой — густой туман. Часто останавливались и расспрашивали водителей — безуспешно. Пошел дождь, и «дворник» лихорадочно маячил по ветровому стеклу. Зажженные среди дня фары выхватывали из желтоватой мути только пять-шесть метров глянцевитого асфальта или пузырящейся глины, которая еще час назад была грунтовой дорогой. А михеевский «газик» все петлял и петлял.

Только под вечер напали на след: в небольшом селе им сказали, что в районную больницу доставили девушку в красном трикотажном платье, по описанию похожую на Ирину. Документов при ней никаких, а спросить, кто она, невозможно: шок! Случилась беда — «Волга» перевернулась и чуть было не грохнулась в реку. Водитель умер по дороге в больницу.

От села до больницы — километров тридцать. При хорошей погоде — это не расстояние. Но вот уже третий час без удержу хлещет дождь. Темень. Дорога — серпантин, обвивающий крутые склоны Карпат. Водитель устал до отупения. Как быть? Снова в путь? Если еще быть уверенным, что это она! А то мало ли девушек в красных трикотажных платьях? Участковый предложил:

— Пусть водитель отдохнет до рассвета. Ночью все равно ничего не предпримешь. А в Москву позвонить можно и рано утром. Как, товарищ Михеев, согласны?

Михеев помедлил с ответом, посмотрел на шофера, который уснул, и сказал:

— Он поспит на заднем сиденье, а машину я поведу сам…

Поздней ночью они добрались до больницы, где их уже ждали — местное милицейское начальство и главврач.

— Больная чувствует себя лучше. Но шок может продлиться несколько часов. Около нее медсестра, а посторонних — увольте — не могу…

— Вы установили ее имя, фамилию?

— Пока нет. Документы не обнаружены, а спросить… Я уже вам объяснил…

— Ее спутник ничего не успел сказать?..

— Нет. Умер. Лежит в морге. Протокол составлен. Все, что требуется для установления обстоятельств аварии, сделано.

— Что же, прикажете ждать до утра? — недовольно спросил Михеев.

Главврач молча развел руками — ничем, мол, помочь не могу. И тут Михеев вспомнил про участкового.

— Разрешите этому товарищу хоть мельком взглянуть на нее. Поймите, доктор, это очень важно. Я вам потом все объясню.

…В четыре часа утра из райцентра в областное управление, а оттуда в Москву ушло сообщение полковнику Бутову:

«Ирина найдена. Попала в аварию. Находится больнице. Шоковое состояние. Беседа пока состояться не может».

Бутов пришел в свой кабинет задолго до начала рабочего дня. Виктору Павловичу по душе эти ранние часы, когда еще не «закрутилась машина», тебя не тревожат телефонными звонками, запросами, докладами и можно прочесть, спокойно обдумать и написать то, что не успел прочесть, обдумать, написать вчера.

Бутов высок и худощав. Узкое лицо с острым подбородком — в профиль полумесяц, как его обычно изображают иллюстраторы сказок. Полуседые волосы зачесаны назад. На работе привыкли к его мягкости, деликатности и неизменному спокойствию. И только самые близкие люди знают, ценой каких усилий ему, человеку нервному и легко возбудимому, дается это спокойствие. И не удивлялись тому, что порой он «срывался».

…Полковник открыл сейф, достал папку с документами, настольный календарь. Уже много лет его рабочий день, как бы трудно он ни складывался, начинался с просмотра «Правды» — привычка, сложившаяся еще в те времена, когда Бутов был на партийной работе. Но вот газета отложена, полковник откинулся на спинку кресла, закурил, и опять назойливо зажужжали тревожные мысли: «Чижик… Очкастый… «Ховай игрушки»… Авария… А главное — Сергей. Молодец Михеев, в общем-то он достаточно быстро восстановил картину событий!»

Позже, дополненная и уточненная, она выглядела примерно так:

…Телеграмма пришла вечером, когда тетка уже отгремела посудой, на кухне вкусно пахло пирогами и в комнате был наведен тот блеск, без которого праздник не в праздник. Старушка бережно перебирала довоенные фотографии. Еще накануне приезда Ирины она достала этот пухлый альбом, в который не заглядывала много лет. Тетя Маша давно обещала племяннице найти снимок покойного отца Ирины, да все было недосуг. И вот: «Батюшки мои, нашла!» Ирина так и впилась взглядом в пожелтевший любительский снимок. Совсем молодая мама, а рядом с ней отец. Обязательный в ту пору полувоенный костюм секретаря райкома партии — гимнастерка, бриджи, сапоги… Отец, который так и не увидел свою дочь. Тихо в комнате. Молча сидят на диване тетя и племянница. Каждая думает о своем. И вдруг стук в дверь.

— Телеграмма!..

Мария Павловна не торопясь надела очки, подошла поближе к свету и развернула телеграфный бланк. Прочла раз, другой и побагровела, заметалась по комнате, протянула телеграмму племяннице и вопросительно посмотрела на нее.

— Полагаю, Чижик это ты, а Сергей — тот самый шалопут. Так, что ли?

Она знала, что дома Иришку звали Чижиком и что есть среди друзей некто Сергей, студент. И вроде бы любят они друг друга, крепко, по-настоящему, а до свадьбы дело не доходит, чем весьма доволен отчим: «Он тебе не пара… Шалопут». Что значит «шалопут», никто, включая самого Рубина, точно не знал, но в семье с тех пор иначе его и не называли.

…Ирина прочла телеграмму и молча вернула ее тете. Наступила хрупкая тишина — вот-вот зазвенит, расколется.

— Может, любезная племянница соблаговолит объяснить, что сей бред означает? — спросила Мария Павловна, и в голосе ее металл: никогда до сих пор она так не разговаривала с Ириной.

— Не считаю нужным, тетя Маша. Известно же — шалопут…

— Но должен же быть какой-то предел… И потом, кто вас, молодых, нынче разберет!

Ирина барабанит пальцами по столу, потом, закусив губу, начинает ходить из угла в угол.

— Ну что же ты молчишь?..

— Я все сказала.

Упрямо сверкнув глазами, Ирина накинула плащ и молча же — подступали слезы — хлопнула дверью. Она пошла на почту.

— Можно в течение часа получить Москву?

Сонная телефонистка удивленно посмотрела на нее.

— Да что вы! Люди накануне заказывают…

Ирина вышла на улицу, но вскоре вернулась и заказала телефон в областном центре. Телефонистка, не поднимая глаз, спросила:

— Кого-нибудь или определенное лицо?

Ирина ответила:

— Глебова Василия Михайловича.

С Василием Михайловичем Глебовым она познакомилась в Москве, у Владика Веселовского, друга детства Сергея. Владик и Сергей жили когда-то в одном доме, вместе голубей гоняли, дворовую хоккейную команду сколачивали, вместе тайком курить начинали. Учились в одной школе и, хотя Владик шел на три класса впереди, были однолетками: что поделаешь, трудно сложилась жизнь Сергея. А Вася — это уже институтский товарищ Владика. Каждый раз, когда Глебов, работавший на одной из строек Западной Украины, приезжал в Москву, они достойным, по их мнению, образом отмечали встречу.

…В тот вечер в квартире гудела молодежь. Среди приглашенных были Ирина и Сергей. Тон задавали Владик и Василий: блистали эрудицией, галантно ухаживали за девочками. Покачиваясь, с ненатуральным кавказским акцентом Глебов произносил витиеватый тост:

— У нас на Кавказе говорят: если хочешь, чтобы тебя слушали, умей слушать других. Выпьем за то, чтобы наши большие, средние и маленькие руководители научились слушать нас… Выпьем за подлинный социализм…

Владик и еще кто-то зааплодировали, а Сергей, сидевший рядом с Ириной — он, как всегда, много выпил, — только хмыкнул:

— Что у пьяного на языке, то у трезвого на уме… Это настоящие парни… Они, Иришка, смело судят обо всем…

— Смело это не значит умно и правильно. Древние говорили, что невежество еще не есть аргумент…

— Вот так у нас с тобой всегда. Если я скажу, что это белое, ты обязательно — черное. Характерец! — И, поднявшись с места, стал кричать: — Друзья, давайте выпьем за женский характер.

Глебов, наблюдавший за перепалкой влюбленных, чокнулся с Ириной:

— За ваш чудесный характер, Ириночка! На месте Сергея я боготворил бы вас…

Владик решил поддержать друга и тоже стал расточать комплименты. Сергей резко отодвинул стул и выскочил в соседнюю комнату, где две пары уже танцевали твист. Но Владик и Василий сделали вид, что ничего не заметили. Глебов продолжал рассказывать Ирине о стройке, о всяких неурядицах, честил начальство, острил по поводу «неэкономичной» экономической реформы, разглагольствовал о настроениях молодежи и полемизировал с какой-то газетной статьей. Он не говорил, а вещал, непререкаемо судил обо всем — будь то литература, искусство, экономика или архитектура. Время от времени Вася эффектным движением головы закидывал назад копну длинноватых для мужчины волос, неторопливо приглаживал их обеими ладонями и торжествующе оглядывался по сторонам: «Что, каково сказано? Имеете что возразить?» Высокий, широкоплечий, атлетического сложения, лицо с насмешливо улыбающимися глазами — словом, сплав интеллигентности, юмора и обаяния. Глебов держался этаким «властителем дум», каждое слово которого слушатели обязаны ловить благоговейно. Он играл эту роль с изяществом, которое вызывало у его друзей чувство зависти.