Читать онлайн «Змеиное логово». Страница 70

А адвокат номер четыре, которую никто не назначал и которой никто не сумел дать отвод, — тетушка Алла. Как ближайшая почти-родственница из всех присутствующих на месте. Дипломированный юрист? Отнюдь, но усомнившегося в ее квалификации судебного клерка, или как он тут правильно именуется, матриарх семейства Кушнир на эмоциональном англо-одесском жаргоне без использования прямых ругательств морально запихнула под плинтус, откуда бедолага предпочел уже не вылезать.

Святейшую инквизицию города Виго воплощает председатель трибунала; канонически худой, равнодушно-блеклый и бесстрастный, за вычетом взгляда, представленный как брат Доминик, без указания фамилии — ну да, с каким же еще Ай-Ди существовать такому персонажу… Помогают ему два других католических иерарха, привет «тройке» наркома Ежова, не иначе. По правую руку сидит невысокий улыбчивый толстячок с холодными глазами — аббат Фабрицио Корво, настоятель бенедиктинского монастыря под Неаполем; последний, правда, обозвали по-итальянски, «Наполи», но я еще не настолько забыл староземельную географию. Ну а слева от председателя находится его преосвященство епископ краковский, тот самый Жигмонт Корибут; массивного и кряжистого поляка совсем нетрудно представить, подобно историческому тезке-прототипу, облаченным в доспехи, на боевом першероне и разваливающим пополам двуручной секирой очередного тевтонского рыцаря…

— Обвиняемый желает что-либо возразить против нынешнего состава суда? — следует традиционный вопрос, который мне дублируют на русский.

Брат Хорхе качает головой, однако я не могу удержаться и в обход адвоката громко интересуюсь на интернациональном английском:

— Обвиняемый, если только это не нарушает основополагающих правил, желает поинтересоваться, почему настоящий состав уважаемых представителей католической церкви считает себя вправе вообще рассматривать его дело.

Удивленное молчание. Адвокат Хорхе бледнеет, тетушка Алла одобрительно улыбается, директор Баллард энергично кивает — так, мол, их! Отец Иннокентий вздыхает, что-то вопрошает у суда по-испански, получает короткий утвердительный ответ и обращается ко мне опять же по-английски — очевидно, ради публики, так бы говорил на русском:

— Владимир, вы, вероятно, не слишком хорошо знакомы с традициями христианских конфессий Новой Земли, а у нас было слишком мало времени на должные исторические экскурсы. Несколько лет назад, еще на Первом соборе, здешние прелаты православной, католической, греко-католической и англиканской церквей договорились о полном взаимопризнании и прекращении того прискорбного раскола, который имел место за ленточкой около десяти веков назад. Поэтому католические иерархи рассматривают ваш вопрос или православные, не имеет никакого значения. Если будете настаивать, отец Фабрицио готов уступить место игумену Дионисию Контосу из Коринфа, он как раз находится среди зрителей…

Жду, пока это повторят по-испански. Игра идет в мои ворота, значит, развиваем тему:

— Искренне рад прекращению тысячелетнего раскола и ни в коей мере не желаю подвергать сомнению прерогативы уважаемого отца Фабрицио, равно как и достопочтенного игумена Дионисия. Однако даже и в случае предложенной замены мне по-прежнему непонятно, почему отцы-иерархи полагают себя вправе рассматривать настоящее дело.

Здесь уже вступает епископ Жигмонт, ровно и властно:

— Pane Volodymyre, вы можете, разумеется, заявить, что, несмотря на христианское имя и факт рождения в христианской державе Украине, воспитаны вы в иной религиозной традиции, после чего мы, в свою очередь, согласимся ввести в состав суда уважаемого рабби Эзру Йорама, также присутствующего в числе зрителей. Однако хочу предупредить, предъявленное вам обвинение в черной магии много гуманнее будет рассматривать с позиции закона христианского, нежели иудейского.

Тоже мне, эксперт душ человеческих, читающий оные по морде лица с помощью краткого миграционного досье. Ну да, пятую графу определил верно, и что? Открыто смеюсь. Как говорится, «ваши крокодилы — вы и спасайте»…

— Прошу прощения у высокого суда, смех не имел целью оскорбить его представителей. Видите ли, я действительно воспитан в иной традиции. Каковая рассматривает религию — любую религию, — исключительно как часть культурного наследия, соответственно для представителя данной традиции Коран, Библия, Авеста, Веды и прочие «священные тексты» ничем принципиально не отличаются от «Песни о Гильгамеше», «Энеиды» или, скажем, «Сказания о Сиде». Изучать их можно и нужно, а вот поклоняться любому описанному там элементу… извините, не предполагается. Поэтому позволю себе вернуться к исходному вопросу: коль скоро я не принадлежу ни к одной из соответствующих конфессий, какое церковный суд вообще имеет право рассматривать мое дело?

Молчание. Осуждающее покачивание головой со стороны отца Иннокентия, исполненный почти биологического интереса взгляд директора Балларда — ну да, поди-ка в той заленточной Америке при всей их декларированной свободе вероисповедания открыто заяви о том, что ты агностик.

Тонкая улыбка прорезает алебастровый лик брата Доминика. Звучит испанская фраза, а отец Иннокентий, вспомнив о своей роли переводчика, вполголоса дублирует ее на русский:

— Возражение принято. В связи с чем церковные полномочия настоящего суда постановляется признать несущественными, а членов трибунала далее рассматривать как экспертов в вопросах черной магии, поскольку оная исторически принадлежит к той же традиции, которую сам обвиняемый полагает важной и подлежащей изучению.

Массаракш. Один-ноль в вашу пользу, дон инквизитор. Учтиво киваю председателю трибунала, мол, оценил.

Оглашают представителей обвинения. У меня снова отпадает челюсть. Чего угодно ожидал, но такого…

«Прокурором», или как он тут правильно именуется, выступает некий отец Пикар — настольно невыразительный и незаметный, что сливается с собственным креслом, эталон работника «наружки». Голос, впрочем, четкий, да и говорить на публику ему явно не внове.

А основной свидетель обвинения, чьи оформленные должным образом показания сейчас декламирует отец Пикар, — один его добрый прихожанин, пришедший-де несколько дней назад к духовному пастырю весь в смятенных чувствах; прихожанин изложил всю эту историю, после чего отец Пикар порекомендовал ему не очищать душу исповедью, в каковом случае конечно же дальше это дело не пошло бы, тайна исповеди священна — а наоборот, изложить свои показания открыто перед святейшим трибуналом, дабы кара за преступления против закона Божия постигла виновного поскорее, пока он не успел совратить своими тайными искусствами кого-нибудь еще…